Сергей Герасимов - Власть подвала
Вероятно, наш мозг был первоначально рассчитан на гораздо большую событийность.
Наши предки, как и дикие животные сейчас, постоянно находились под прессом страха, под угрозой смерти – как смерти от голода, с одной стороны, так и смерти насильственной, с другой. Как только человек создал себе более-менее комфортные условия, в нем проснулась тоска по ужасному – как по естественной для себя среде. Он почувствовал себя, как морская рыба в пресной воде – и стал сам добавлять соли. Может быть, в этом причина непрекращающихся войн и иных жестокостей, которые сопровождают нашу историю, причина того, что нам нравятся детективы, ужастики и приключенческие романы. И того, что радостно хохочет ребенок, когда взрослый делает из пальцев козу, которая идет ребенка забодать.
Зло даже приятно, когда оно топчется в отдалении и лишь шевелит своими ложноножками. Но вблизи оно отвратительно и тошнотворно.
Убедившись, что ничем уже помочь нельзя – пульса и дыхания нет, зрачки расширены, кожа холодная – я отправился обратно по кровавому следу. Пускай здесь никому нет дела до происходящего. Но здесь есть я, существо иной крови, живущее по собственным законам. И я буду делать то, что считаю правильным. След вел к комнате номер двести восемьдесят девять. Дверь была приоткрыта; у входа лежали куски битого стекла.
Битое стекло – что может быть обычнее? Битое стекло – примета нашей эпохи.
Если археологи будущего раскопают культурные слои наших времен, то они порежут себе пальцы. Главное, что они здесь найдут, это битые стекла. Они есть везде, от них никуда не деться. Пожалуй археологи назовут наши века эпохой битых стекол.
Но это были не обычные осколки.
Я присел и стал внимательно рассматривать стекло. Света здесь посредине коридора почти не было, но меня выручало мое умение видеть в темноте. Если бы не оно, я бы вообще вряд ли бы что-то заметил. Это не было оконное стекло; это не было стекло зеркала, стакана или лампы. Эти осколки выглядели и лежали так, как будто здесь разбили стеклянную сосульку. В отличие от обычной сосульки, эта раскалывалась вдоль, а не поперек. Я очень осторожно, чтобы не порезать пальцы острыми гранями, взял кусочек и положил в карман. Осмотрим на досуге.
В комнате я нашел еще несколько подобных осколков. Стулья были перевернуты, кровать вся в крови. Покушение наверняка произошло здесь. Больше ничего необычного.
На следующее утро отель снова наполнился болтовней о ночном происшествии.
Теперь уже большая группа гостей выразила желание уехать. Я присоединился к ним. Расследование расследованием, но, в сущности, своя жизнь всегда дороже.
За ночь я многое передумал. Все, что мне нужно от этого мира – выход. В отеле выхода не было. Значит, мне нужно покинуть отель. А все те, кому дорога своя шкура, пусть уходят тоже. Кому не дорога – пусть остаются. Имеющий разум – да задумается. Я последний раз искупался в море, последний раз полюбовался видом со своего балкона и собрался в путь. Чемоданов у меня не было, поэтому я пошел налегке, прямо по берегу.
Навстречу мне попался сосед по этажу. Он выглядел рассерженным.
– Нет, вы посмотрите, что это такое! – возмутился он.
– А что такое?
– Вы еще не в курсе? Они нас не выпускают. А вы подойдите, туда, подойдите!
Мы подошли вместе. Несколько сердитых и сбитых с толку гостей топтались у невидимой преграды. О существовании преграды говорила лишь геометрически правильная вдавленная полоска на песке; эта же полоска уходила в море и там заворачивала. Ее можно было проследить по тому, как разбивались мелкие волны.
Я протянул руку и моя ладонь встретила жесткое невидимое препятствие. Похоже, что вокруг отеля поставлена невидимая стена, сквозь которую не пройти.
Сняв обувь, я зашел в море по щиколотки и нашел камешек. Бросил его как можно выше; камешек отразился от невидимого препятствия на высоте метров в десять. Возможно, эта стена накрывает отель как колпаком.
– А если в ней есть дверь? – предположил я.
– Ищут с самого утра.
– Вы говорили с администрацией?
– Конечно! И вот что они заявляют. Вы, видите ли, еще не заплатили. Есть некоторая плата, которую вы должны внести в последний день. Но ваш последний день еще не наступил.
– Последний день? – спросил я.
– Ну да.
– Триста шестьдесят пять гостей и столько же дней в году. Каждый расплачивается в свой последний день, а через год отель готов к новому заезду.
Вам это ни о чем не говорит?
– Нет.
Полное недоумение.
– Это значит, – продолжил я, что, раз прошло два дня, то двое из нас уже заплатили. Их последний день уже настал. Надеюсь, вам понятно, чем они заплатили? Ту же самую плату потребуют с нас.
20
Весь остаток дня гости возмущались; женщины устраивали истерики и падали в обмороки, мужчины пытались устроить заговор. Образовалось несколько партий и самая влиятельная из них предлагала захватить власть в свои руки, пригрозить администрации утоплением в море и заставить кого-нибудь убрать стену. Непонятно было кого именно, потому что менеджер сразу заявил, что это не в его власти и он не имеет к этой стене никакого отношения. Все мы сами подписывали бумаги, никто нас не заставлял. Все мы знали, что прийдется заплатить, но погнались за дешевизной. Юридически все правильно. Персонал оставался безучастен. Еще бы, они переживали подобное не раз и не два. Я думаю, что первые дни после заезда всегда проходят одинаково. Но никого пока не утопили в море и никому пока не удалось сбежать. К вечеру несколько озлобленных мужчин избили официанта. В ответ на это всему персоналу выдали баллончики с газом. Вид баллончиков сразу же остудил крикунов. На ночь все разошлись спокойно. Я пробовал агитировать за организацию самообороны, но получил лишь вялую словесную поддержку. Никто не хотел ничего делать. Это были изнеженные свиньи, которые только и годились, что на убой.
К вечеру поднялся ветер. Волны добегали до преграды, разбивались о нее и к берегу приходила лишь мелкая рябь. Преграда была примерно полукруглой, но не совсем правильной формы, может быть, ей мешали неровности дна. Я неплохо плаваю, поэтому заплыл метров на сто от берега, к тому месту, где преграда делала самый сильный изгиб. Набегающие волны вскипали и останавливались прямо перед моим лицом. Они позволяли видеть толщину препятствия: сантиметров двенадцать. На ощупь совсем как гладкое стекло. Очень скользкая. Стекло.
Снова в этой истории стекло. Похоже, что нас поместили в стеклянный аквариум или, скорее, садок, и теперь вылавливают и кушают по одному. Я нырял так глубоко, как мог, но на морском дне виднелась та же самая полоска, что и на берегу. Если выход и был, то не здесь.
