Уолтер Уильямс - Бриллианты имперской короны (др. перевод)
Ноздри Романа затрепетали от волнения. Мейстралу самому понравилось собственное представление, но он знал, что крик отчаяния был не совсем поддельным. Если он не сумеет уговорить Романа предпринять определенные действия, Пеленг — и, если уж на то пошло, любое другое место — станет для них всех гораздо более опасным местом.
— Сэр, — произнес Роман, — прошу вас, позвольте мне минуту подумать.
— Разумеется, — Мейстрал сделал вид, что снова заинтересовался салатом, и стал следить за Романом из-под полуопущенных век. Нос Хосейли морщился; уши двигались назад, влево, направо; руки размахивали над кухонными приспособлениями. Роман явно с чем-то боролся в душе.
— Сэр, — произнес Роман, — разве нельзя сказать, что некоторые обязанности стоят выше чести, а также что сохранение жизни — одна из них. Далее, нельзя ли сказать, что сохранение жизни само по себе является благородным долгом?
В душе Мейстрала забурлила радость и облегчение. Он тщательно подавил все признаки обуревавших его чувств:
— Что ж… — произнес он.
— Империалисты, разумеется, считают королевскую фамилию саму по себе непреходящим идеалом, каково бы ни было мнение по эту сторону политической границы.
— Роман, — сказал Мейстрал, — но это же будет означать обман наших клиентов.
— Так оно и будет, сэр.
— Это значит обмануть ГРЕГОРА. Человек его происхождения никогда не поймет, что значит для нас идеал Пенджали.
Роман на минуту задумался:
— Это будет сложная задача, сэр.
Мейстрал поднес к губам салфетку.
— Именно поэтому нам следует разработать план сейчас. Пока Грегора нет.
— Триста.
— Четыреста пятьдесят.
— Семьсот.
— Тысяча.
— Я вас не ждал де того, как состоится обмен, юноша. Для вас может быть слишком опасным, если вас здесь увидят.
— Я принял меры предосторожности. Мой босс прислал меня с предложением, генерал.
— Да? Вы меня интригуете.
— М-р Мейстралу нет так уж безразлично, чем кончится это дело, генерал. Он предпочел бы, чтобы одна из сторон — люди — осталась в выигрыше.
Глаза генерала блеснули:
— Вот как? Рассказывайте.
— Тысяча пятьсот.
— Ему они нужны СРАЗУ?
— Наличными, капитан.
— Наличными? Не кредитной карточкой? — Пауза. — Да тут, может, на всей планете столько не наберется.
— Могу вас заверить, что наберется. Даже в самом упорядоченном обществе всегда есть спрос на средства, которые невозможно проследить.
— М-р Романс. Я рад.
— Вы слишком добры, милорд.
— Пожалуйста, разделить со мной бренди.
— К вашим услугам.
— Удивлен быть видеть вас. После угрозы думать, вы спрятаться.
— М-р Мейстрал прислал меня с предложением. Нельзя сказать, чтобы у него не было никаких убеждений в этом вопросе. Он испытывает сентиментальную привязанность к Имперской фамилии и желает им долголетия и успехов.
— Очень интересно. Пожалуйста, сказать еще и продолжать.
— Подождите минутку, юноша.
— Все это на словах выглядит более сложным, чем нужно. Откуда я узнаю, если вы не проведете подмену?
— Криоконтейнер все время будет на виду. Вы сможете наблюдать за ним, и м-р Мейстрал до него не дотронется. Если мы провернем обмен, вы будете знать об этом.
— Но, м-р Романс, простите меня. Насколько мы быть уверены в имперской штука?
— Обширные области Имперской генетики были нанесены на карты, милорд. Я уверен, что непосредственно перед обменом можно провести сравнение.
— Да, босс.
— Мне придется сегодня ночью отлучиться по делу. Пожалуйста, не говори Роману, что меня не будет.
Смешок:
— Хорошо, босс. Как скажете.
— Две тысячи сто.
— Роман?
— Сэр?
— Я отлучусь из дома на эту ночь. Уверен, ты понимаешь, зачем.
Пауза.
— Да, сэр. Вам потребуется моя помощь?
— У меня есть подозрение, что в банке спермы Пеленг-сити древняя охранная сигнализация.
— Как вам угодно, сэр.
— Пожалуйста, не говори Грегору, что произошло нечто из ряда вон выходящее.
— Ни в коем случае не скажу, сэр.
— Две тысячи пятьсот.
— Две тысячи восемьсот пятьдесят.
Имперская реликвия стояла, поблескивая, на столе Мейстрала. Он только что вернулся из своего рейда в банк спермы и все еще был едет в маскировочный костюм. Его стянутые волосы были зачесаны наверх. На глазах были усилители изображения; руки упрятаны в перчатки, обнаруживавшие поток энергии. В доме царило безмолвие, не считая сигналов робота — последнего из оставшихся, возившегося в дальнем коридоре.
Перед Мейстралом находилось оборудование для хранения и содержания в сохранности спермы Хосейли. Сам он никакой спермы не крал, ему пришлось использовать подлинный образец императорской с нанесенными на карту генами Пенджали, иначе сделкам, которые он заключил, грозил провал.
Мейстрал тщательно проследил узор, нанесенный на реликвию. Пульсация электронов отдавалась в его висках.
Мейстрал подумал о своем плане, и где-то, в потаенной части его сознания вспыхнул страх. Он без нужды все усложняет. И существенно увеличивает грозящую ему опасность.
В мозгу Мейстрала формировались схемы. Инструменты ловко двигались в его руках.
Раздался щелчок. Часть реликвии стала вращаться. Как только холод коснулся воздуха, мороз нарисовал тонкие узоры на гравировке.
Реликвия была открыта и отдана на милость Мейстрала.
12
Уверенные в своих снах, существа-метаниты в Зоопарке Пеленг-Сити вели свою медлительную жизнь, скользя по замороженному аммониевому морю. Хотя у них определенно имелся язык и ограниченный интеллект, лица, наблюдавшие за ними, не были уверены, признать ли у них существование подлинного интеллекта. Изолированные от внешнего мира, где они немедленно превратились в пар, существа ползали на скорости скольжения по их обиталищу, поглощая пищу и друг друга, порождая отбросы и новых индивидуумов. Их восприятие было ограничено звуком и прикосновением, и они были счастливы в своем замкнутом мирке, если не считать раздражающего контакта с забавными маньяками из внешнего мира.
Те, кто следили за ними по мониторам зоопарка, были бы немало удивлены, обнаружив, что метановые существа отказывают им в реальном существовании. Вместо этого метаниты были убеждены, что странные пульсации, направленные к ним из громкоговорителей, были формой согласованной галлюцинации, непроизвольного побочного продукта их собственных вибрирующих фантазий. На протяжении большей части своей истории метаниты вели длительную драматическую работу — строили возвышенную, замысловатую мозаику, абстрактную, как опера, страстную, как любовный роман, наполненную богами и чертями, юмором и философией, недоумением и странностью, и вся она сама себя комментировала и критиковала по ходу действия. Нескончаемая работа стала жить своей собственной сложной жизнью, повороты сюжета этого романа самым непредсказуемым образом возникали из, казалось бы, простейших драматических приемов, ростки нового проникновения в характеры с поразительной регулярностью прорезались даже у персонажей столь давнего происхождения, что их рождение совпадало по времени с рождением их создателей.
