Николай Симонов - О завтрашнем дне не беспокойтесь
Время это казалось вечным: оно не двигалось. Три генеральных секретаря отдали Богу душу, шли годы, а время стояло, как студень.
Время какого-то общего молчаливого заговора, какой-то странной игры.
И, как это бывает в полусне, все вяло, все не до конца, все как в подушку. Наверняка в тридцатые годы было страшнее. А тут и страшно-то не было. Было безысходно уныло. Один шаг в сторону, и, нет, никто в тебя не стреляет, просто беззвучно утыкаешься в стену». В жизни Людмилы Пановой, напротив, все складывалось просто замечательно, ибо ей удалось реализовать свою детскую мечту: — повидать все моря, океаны и даже некоторые солнечные острова, например, Гавайские. Расставшись с «Машиной времени», она в том же 1978 году уехала по гостевой визе в США к своим дальним родственникам, которые оказались не только очень гостеприимными, но и довольно состоятельными. Двадцатилетний американский джентльмен и заядлый яхтсмен Роберт Порфирьевич Панов, которому она по отцовской генеалогической ветви приходилась теткой, сделал ей предложение руки и сердца, от которого она не отказалась, и, таким образом, стала женою племянника и счастливым обладателем Грин Карты. Почти десять лет Людмила прожила, как у Христа за пазухой.
Свекор, который в ней души не чаял, удачно играл на нью-йоркской бирже, и она с мужем регулярно участвовала во всех регатах Boat U.S., — вначале на швертботе, а затем на крейсерской яхте с примечательным названием «Life is Good». Но в 1988 г. дед Порфирий скоропостижно скончался, наделав перед этим немало долгов, и сказка закончилась. Семья осталась без средств существования, но Людмиле повезло устроиться на работу в крупное нью-йоркское книжное издательство техническим секретарем и переводчиком. Финансовые трудности, конечно, можно было бы пережить, если бы ее муж не оказался слабохарактерным подлецом, соблазнившимся перспективами брака с одной богатой вдовой. Не дожидаясь развода и решения суда, она по совету доброжелательного адвоката в августе 1991 г. вернулась в СССР вместе с 7-летней дочерью Ольгой, ибо в противном случае ей пришлось бы, довольствоваться унизительной ролью «матери на свидании». Людмила Панова приехала в страну, где многое изменилось, за исключением хамства, бескультурья и жульничества. Имея приличный стартовый капитал, она трижды пыталась начать свое дело (business), опираясь на старые связи, в том числе — бывших сокурсников и одноклассников, которые отнеслись к ней по-разному: кто-то с сочувствием, но большинство — с завистью. И не было среди них и рядом с нею трех ее самых лучших друзей: умершей от рака Снежаны Соболевой, погибшего в Афганистане Вани Горохова и безвестно отсутствующего Димы Павлова. В 1998 г. после очередного финансового кризиса ей пришлось продать всю московскую недвижимость (квартиру, офис, дачу) и переехать в Санкт-Петербург, где в 3-х комнатной квартире на Лиговке одиноко проживала ее старшая сестра Галина. Однажды, в 1999 г., когда Людмила работала в должности литературного редактора малоизвестного коммерческого издательства, ей передали на экспертизу сборник стихотворений молодого поэта Дмитрия Павлова. И ей сразу пришла в голову мысль о том, что, возможно, у ее одноклассника, пропавшего без вести в 1978-м или в 1979-м году, где-то в Сибири, за двадцать лет вполне мог вырасти и повзрослеть сын. Она не поленилась навести справки, и не ошиблась. В сборнике было много прекрасных лирических стихотворений о дружбе, любви и милосердии, но больше всего ей понравилось стихотворение «XX век», которое она вынесла впереди других стихов, не сомневаясь в актуальности его контента:
XX век — жестокий век.
Он начинался безмятежно.
Никто не запрещал ругать царя
И «Капитал» читать прилежно.
Русско-японская война. Прошла.
Но где-то в безопасном отдаленье.
Легла на сопки грустная ночная мгла.
Но Манифест принес освобожденье.
Волненья улеглись. И снова, как вчера:
«Как упоительны в России вечера»
Внезапная германская война,
Нелепая, как драка у борделя.
Кто виноват? Кто первым вынул нож?
Никто не знает объясненья.
«Мело весь месяц в феврале. И то и дело.
Свеча горела на столе. Свеча горела».
На белом чистом полотне вздымались тени:
Купанье красного коня, кресты, погосты и пожар имений.
Не встал проклятьем заклейменный весь мир голодных и рабов.
Октябрь остался побежденный. Причем, в масштабе мировом.
Не дал народу избавленья ни Бог, ни Царь и ни Герой
В ГУЛАГ добились заточенья своею собственной рукой!
XX век — железный век.
Он начинался безмятежно.
Научный и технический прогресс
Дань у природы брал небрежно.
И вот. Их тьмы и тьмы и тьмы:
Чадящих труб, автомобилей разных,
И множество погубленных лесов,
А также рек и водоемов грязных.
Природа гибнет. Что ни день, то крик.
И к мести вновь взывает Моби Дик!
Исчез наш парус одинокий в тумане моря голубом.
Не ищет он страны далекой. Не ждут его в краю родном.
Все выше и выше и выше ракеты летят на ура!
И с каждой ракетой все шире озоновая дыра.
XX век — науки век.
Он начинался безмятежно.
Казалось, что известно все,
И дальше думать бесполезно.
Внезапно — сонм открытий чудных,
Затмивших Просвещенья век.
Узнали, как устроен атом, геном макаки
И даже проbigbang.
Наука здравствует, невежество кляня.
Творец забыт. Материя — е2.
Выхожу один я на дорогу.
Сквозь туман след стронция блестит.
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу.
И полынь-звезда фонит, фонит, фонит.
XX век — последний век.
Все сбудется, как сказано в писанье.
Печальный демон — дух изгнанья,
Взлетит над выжженной Землей.
И первых дней воспоминанья
Пред ним предстанут чередой.
ГЛАВА 3
КОМАНДИРОВАННЫЕ
Только наши друзья-программисты погрузились в чтение очередного, созданного «электронным писателем», отрывка слишком затянувшегося, по их мнению, рассказа, как к ним без стука вошел начальник управления информационных технологий банковского холдинга г-н Климов. А без стука он вошел потому, что имел допуск во все помещения Вычислительного центра, открывая их универсальным электронным ключом. Это был невысокого роста 50-летний мужчина довольно плотного телосложения, с аккуратно подстриженной седеющей бородой.
Установленные для сотрудников банковского холдинга правила дресскода на него не распространя-лись, и, соответственно, на работу он приходил, как вольный художник — в джинсах и свитере. В руке у него была трубка, с которой он, подобно товарищу Сталину, не расставался даже во время официальных мероприятий. Трубка не дымила, так как успела потухнуть, пока г-н Климов шел по коридору.
