Юрий Никитин - Далекий светлый терем (сборник 1985)
— Мне этого мало, — ответил я горько. Камень жег мне спину. — Я хочу быть царем над самим собой.
Он выпучил глаза.
— Но ты и так царь над собой!
— Если бы, — сказал я со вздохом, — если бы…
Прошли еще годы. Однажды я услышал шум схватки. Снизу он медленно перемещался вверх, скоро я увидел между деревьями бегущих по склону людей в тяжелых доспехах, потных, с красными распаренными лицами. Навстречу засвистели стрелы; нападающие прикрылись щитами, кое-кто упал, остальные с тяжелым топотом достигли распадка, там появились другие люди, сверкнуло оружие.
Они сражались яростно, озлобленно, падали с разрубленными головами. Зеленая трава окрасилась кровью. Один крепкий воин вломился в куст и завис, подогнув ветви и не достигнув земли, весь утыканный стрелами так, что стал похожим на ежа, другой — сильный и красивый, пронзенный копьем так, что острие вышло между лопаток, жалобно вскрикнул: «Мама!» — и покатился вниз, его слабеющие пальцы еще пытались ухватиться за траву…
Сколько я ни смотрел, не мог понять, как они различают, кто свой, а кто чужой? Они настолько похожи, словно дети одной матери!
Я отвернулся и снова покатил камень. Я тоже когда-то держал меч, владел им лучше всех в Коринфе и, может, потому раньше других узнал, что меч — не доказательство. Мечом можно убить, но не переубедить. А ведь победа тогда, когда противник побежден твоими доводами… Я — Сизиф, бывший царь могущественного Коринфа, я тот самый царь, который решил отыскать силу большую, чем сила, я тот царь, которому мало власти над людьми, который ищет власть над самой властью.
Как-то во время тяжкого пути наверх я увидел в стороне огромный явор, который бросился в глаза прежде всего размерами, но посмотрел еще раз и разглядел, что в одном месте узор коры нарушен, из глубины дерева словно бы прорастает некий знак, и я узнал его! Сварга, знак бога Сварога, его несли на прапорах наши пращуры. Здесь проходил один из древних путей вторжения в чужие страны, здесь везли обратно несметные сокровища…
Дерево росло, нарастали новые слои коры, но глубоко вырезанная сварга выступала пока еще ясно. Знак, которым метили закопанные сокровища, когда на обратном пути возвращались небольшими группами, подвергались внезапным нападениям местных племен.
Я укрепил камень, подошел к явору. Мне не так уж и нужны сокровища, хотя и от них не откажусь. Любопытно больше, какие диковинки отыскали в чужих краях, из-за чего ходили походами, клали головы, разоряли и жгли города?
По рассказам старших направление указывает только луч, что идет на север, на родину предков, шаги я тоже отсчитал, вычислив соотношение между лучами, вместо лопаты приспособил широкий сук, землю отбрасывал руками. Солнце дважды поднималось и падало за гору, а я остервенело рыхлил землю, швырял ее наверх. В воображении я уже вычерпывал огромные богатства, вознаградил себя за тяжелый труд, остальным наполнил казну и щедро одарил справедливость, честность, помогал слабым и бедным…
Сук ударил в твердое, я поспешно разгреб землю. Толстая крышка огромной скрыни, выпуклые знаки непобедимого Солнца! Задыхаясь от волнения, я бросился грудью на крышку, разгреб землю, отыскивая край, и вдруг услышал гул.
Я рванулся наверх, край ямы обрушился, засыпав землей сундук, а в десятке шагов катился, медленно набирая скорость, мой камень.
Он унесся с грохотом, оставив за собой просеку поваленных деревьев, раздавленные норки, сброшенные с деревьев птичьи гнезда, и я уткнулся лицом в свежевскопанную землю, сердце мое взорвалось слезами. Опять я отвлекся на ничтожное!
Я не считал дни, которые провел в тяжком единоборстве с камнем. Он так и норовил сорваться вниз, давил всей массой, становился все тяжелее, а на моих ладонях от кровавых мозолей кожа стала твердой, как копыта. Я не замечал солнца, не видел игривых зверьков, не слышал пения птиц, только изо всех сил катил этот проклятый камень и даже не почувствовал, как кто-то подошел и долго стоял, смотрел.
— Сизиф! — сказал он, и мне показалось, что голос мне знаком. Сизиф, да оглянись же! Не хочешь оглядываться, так хоть скажи мне что-нибудь, мы ж вместе играли в детстве!
Человек был немолод, и я не сразу узнал его. Когда я покинул Коринф, он был еще юношей, теперь же он смотрел из сгорбленного тела, что расплылось как тесто, обвисло.
— Привет, — сказал я. — Ты изменился.
— Ты тоже… А зачем? — он смотрел с жалостью, голос звучал дружески. — Не терзайся, живи, как все. Брось свой камень, наслаждайся жизнью, она коротка.
Я это видел. Мое тело не расплылось, но и мои мышцы когда-то порвутся, и все, что у меня есть, — это мой камень… который я не втащил еще и до середины горы. Да и где вершина? Чем выше втаскиваю, тем дальше кажется. Вижу лишь сверкающее сияние в немыслимой выси…
— Когда-то я брал все мелкие радости полной чашей. Я брал их столько, что расплескивались, но и упавших капель хватило бы другим на всю жизнь! Но это радости для смертных… Птицы так живут, олени, насекомые… А мы выше, мы — потомки богов, потому и радости наши должны быть выше. Выше, а не просто больше!
— Какие радости? — удивился он.
Я смотрел в лицо старого друга. Друга моей прежней жизни.
— Мало жить простейшими радостями и заботами, — ответил я честно, ведь я не воробей и не насекомое.
— А как ты хочешь жить?
— Не знаю, — ответил я тяжело. — Но не по-насекомьи!
Я толкал камень вверх, я упирался грудью, а когда уставал, подставлял спину и катил камень спиной, всем моим телом, медленно поднимаясь вверх.
Задыхаясь от усталости и обливаясь потом, я вдруг ощутил, что камень остановился. Я нажал еще, но он не поддался. И тут я увидел каменную стену, что поднималась на добрых два десятка шагов!
Я замер, ошеломленный. Холод стиснул ноги, поднялся, заморозил желудок, оставив там пустоту, ледяным ножом ударил в сердце. Стена! Сколько усилий ухлопал, а все зря…
Оставив камень, я в тот же вечер спустился в город. Тоска вроде бы подалась немного, когда залил в себя кувшин вина, затем помню какой-то спор с крестьянами, женщин, драку со сборщиками налогов, а потом я плясал на горящих углях… Утром, не раскрывая глаз, поспешил нащупать ногой кувшин вина, и так гулял и пил, глушил тоску.
Не помню, сколько прошло времени, но неведомая сила, которой я подчинялся в свои лучшие дни, снова погнала меня к оставленному камню. Если камень попал в тупик, то нужно искать другой путь — правее или левее, а при необходимости и вернуться немного назад, но главное — карабкаться с камнем вверх, только вверх!
Камень я обнаружил у подножия. Оставленный мною у стены, он недолго держался на прежней высоте…
