Василий Головачев - Век воли не видать
– Влезем, – возразил Тихий. – Четверо разместятся в пассажирской кабине, пятый – в капитанской рубке.
– Ты предлагаешь вытурить из рубки команду? – осклабился Миранда.
– Зачем вытуривать? «Родственники» Дана вселятся в капитана, и он сделает всё без всяких угроз и объяснений экипажу.
– Ну, голова! – восхитился Миранда.
– А что, я не прав?
– Молодец, сержант! – похвалил приятеля Даныбай, начиная строить дальнейшие планы; до исполнения задуманного было ещё далеко, но впереди неожиданно загорелась заря надежды. – Возьми с полки пирожок.
– Чего? – удивился Женя Лёв. – Какой пирожок?
– Так моя бабушка говорила, когда одобряла мои поступки. Что ж, стратегическая линия ясна, дай бог здоровья твоему папику, давайте обсудим тактику действий.
В дверь постучали.
В каюте установилась тишина.
Даныбай поднял вверх палец, приоткрыл дверь.
– Ужин заказывали? – ослепительно улыбнулась смуглая девушка в сине-белом шорт-комбинезончике обслуживающего отель персонала.
– Киитос[7], – сказал Даныбай по-фински, помогая девушке вкатить в номер тележку с едой.
Постояв в порту Мумбасы час, «Солюс» отдал швартовы и направился в море.
Новых отдыхающих на его борту не прибавилось, и хотя четвёрка бойцов SASR с него не сошла, у «финских граждан» настроение слегка поднялось.
Даныбай ожидал новый десант, готовясь к худшему, а поскольку реакция неведомых Владык запаздывала, можно было перевести дух. Злило только, что «родственники», обещавшие наведываться чуть ли не каждый час, за полдня так ни разу и не появились. Очевидно, им и своих проблем хватало, что никому не добавляло радости.
В семь часов вечера, сразу после ужина, Прохора и Павлину перевели в номер эконом-класса, где остановились «представители секс-меньшинств» Миранда и Женя Лёв. Постарались сделать это скрытно, чтобы супружескую пару никто не заметил.
– В разведку, – направил своих приятелей Даныбай, взяв на себя обязанности командира спасательного отряда. – Я прикрою подходы к нашему модулю, а вы понаблюдайте за сасровцами, но без фанатизма. Полезно бы выяснить, они теперь хорошие мальчики и девочки или ещё плохие?
– Без контакта это не определишь, – засомневался Тихий.
Миранда хихикнул.
– Даже в самом плохом человеке можно найти что-нибудь хорошее, если его обыскать.
– Чего развеселился? – не отреагировал на шутку Даныбай.
– А что здесь такого? – беспечно пожал плечами оперативник. – Пошутить нельзя? Другие вон чего, и то ничего, а я чего? Если эти заср… – Миранда посмотрел на Павлину, поправился: – Сасровцы до сих пор не проявили к нам интереса, значит, они вне темы. Останься среди них хотя бы один засланец… он уже поднял бы тревогу, и в отель выбросился бы десант посерьёзней.
– Ну, голова! – съехидничал Женя Лёв.
– Оба хороши, – усмехнулся Даныбай. – Всё, работаем.
Оперативники БОН исчезли.
– Я, пожалуй, тоже пройдусь, – направился вслед за ними снайпер. – Посмотрю на обстановку. Сидите тихо, не шалите, прислушивайтесь к подозрительным звукам.
Щёлкнула, закрываясь, дверь.
Павлина бросилась в объятия мужа. В последние дни им не удавалось уединиться, и это обстоятельство становилось невыносимым…
Даныбай заявился почти через час. Сделал вид, что не замечает радостно-измученные и в то же время виновато-довольные лица мужа и жены.
– Что нового?
– А у тебя? – поспешно спросил Прохор.
– Плывём.
– Очень информативно. Я попробую тренироваться.
– Каким образом?
– Мне всё равно надо исследовать Бездны, вот я и махну туда, на пару тысяч… превалитетов.
– А если застрянешь, как в прошлый раз?
– Во-первых, не застряну, я уже понял хитрость числохождений, ничего сложного в них нету. Во-вторых, даже если я где-нибудь задержусь, твои «родственнички» вытащат меня оттуда.
– Они уже пробовали, и у них не получилось. К тому же ты забываешь, что тебя могут ждать засады.
– Вряд ли Владыки, или кто там у них этим занимается, успели всадить свои программы во всех Прохоров. А я хочу нырнуть поглубже, туда, где меня заведомо не ждут. Кто-то из Саблиных утверждал, что Владыкам нужны Прохоры из первой десятки миров, а я пойду в тысячные.
– Всё равно надо сначала дождаться моих «братьев».
– Да идите вы все! – разозлился Прохор; мама в таких случаях говорила об отце: вожжа под хвост попала, а он был копией отца, превосходя его в упрямстве. – Я теперь в туалет не могу сходить без вашего разрешения?
– Ладно, не кипятись, – уступил Даныбай. – Есть риск оправданный и есть риск безголовый, главное, чтоб крыша не съезжала. Мои «родственнички» могут объявиться в любую минуту, поэтому просьба не гулять по… гм, Безднам долго.
– Я всего лишь минут на пятнадцать, – остыл Прохор.
– Может, подождём? – робко спросила Павлина, кивнув на Даныбая; она имела в виде визит Саблиных.
– Пусть они меня ждут, – строптиво огрызнулся Прохор.
Павлина поймала взгляд Даныбая, ответила ему взглядом, полным сожаления и неловкости. Этот взгляд говорил: он совсем не изменился.
– Ничего, пусть порезвится на свободе, – улыбнулся Даныбай, не разделяя тревоги женщины. – Он прав, надо тренироваться. Только чур – не зарываться!
– Будешь меня учить, – пробурчал Прохор, устраиваясь в шезлонге.
Павлина села рядом, накрыла рукой его ладонь, но тут же убрала, испугавшись, что это помешает числопутешественнику сосредоточиться.
Медитировать он никогда не учился, поэтому прошло какое-то время, прежде чем удалось отстроиться от посторонних шумов, прилетавших в каюту извне, и от собственных переживаний. Голова стала ясной, прозрачной, парящей, мысли перестали мелькать в этом пространстве светящимися пунктирами.
Прохор вспомнил наставления Саблиных.
Базовый универсальный алгоритм передаётся фигурой куба…
Он представил, что сидит в кубе и сам превращается в куб.
…куб формирует сознание в поток знаковой семантики…
Прохор рассыпался словами русского языка: голова – шея – плечи – руки – торс, – пока не дошёл до пальцев ног.
…погружаемся в транс…
Глаза закрылись, комната и все, кто в ней находился, перестали восприниматься как объекты и субъекты, рассыпаясь на цифры и символы.
…соединяем цепочку цифр и фигур в структурную связь, переходим к четырёхмерному восприятию…
Голову омыла абсолютная безмерная тишина, органы тела перестали чувствоваться, сознание обрело странную плотность и подвижность, превратилось в сгусток мыслеволи.
…выходим за пределы тела и этого мира…
Мыслеволя рванулась пулей прочь, пронизывая материальную оболочку тела, каюту, планету вообще, вонзилась в необычного вида тоннель, ощущаемый одновременно океаном тьмы и бездной, пронизываемой мчащимися навстречу невидимыми, но ощущаемыми обручами не-света.
