Владимир Колотенко - Дети света
мир разноцветный лохматым ковром под ноги брошен
Welcome! - Willkommen! - Bienvenue! - Так! - Панов запрошам!
А если еще и с Тинкой, то «явыбираю - не выбирать»! Если с Тинкой! Если она - моя глина! И если этого тела кувшин до краев наполнен... Переполнен!.. живой влагой жизни... Пей - не хочу!.. Я выбираю кофе... и утро раннее... Голуби Генуи... Зимний Монмартр... Welcome! - Willkommen!..
Мне даже пришло в голову - мужчина! Странно, странно всё это... Я не понимал: при чём тут половая принадлежность?
А кто я для неё?!
Тина как-то произнесла мимоходом, что... Собственно, это уже не имеет никакого значения.
Джип аж вибрирует под ударами встречного ветра! Как парус.
- Ты не могла бы ехать помедленнее, - прошу я, жуя орешки, - того и гляди...
- Не волнуйся, - говорит Тина, - всё под контролем! Воду передай.
Да уж, контроль что надо!
Отвинтив пробку, я даю ей пластик с водой. Она пьёт, не сбавляя скорости, отдаёт мне воду, я тоже делаю пару глотков. От этих орешков першит в горле.
И вот же не лень ей тащиться на другой край земли, чтобы показать мне, незрячему, её глазами... Я это утверждаю: ей не лень! Я даже не знаю, знает ли она, что такое лень!
Так кто же я для неё?
«У вас нет людей»!.. Надо же!..
Каких-то около ста километров - и мы в столице Вавилонии! Баб-илю - значит «Врата Бога». Хорошенькие врата - пустырь, песчаные холмы, редкий кустарник... Хорошо Бог устроился! Тук-тук, можно к Вам, Боже?
Руины Бабилона...
«Хаммурапи завоевал Шумер и стал властелином Шумеро-Аккадского царства... Он провёл важные реформы, подчинил себе храмы, упорядочил сбор налогов и создал единую судебную систему. Законы Хаммурапи стали...».
- И где теперь эта важность? - спрашиваю я.
Тина не отвечает, рассматривает карту города, которого нет.
- Помоги мне, пожалуйста, - просит она, - подержи карту. И перестань грызть! Как суслик!
Меня просто поражает её «Помоги мне...»! Я ещё ни разу не слышал, чтобы Тина просила меня о помощи! Ни меня, ни кого бы то ни было. Её «Помоги мне...» - как песня, как трель жаворонка...
А всего-то и надо - подержать край карты, парусящий на ветру.
Да, пожалуйста!..
Я сую пакетик с орешками себе под ноги.
«...город был хорошо спланирован, улицы пересекались под прямым углом, а дома построены из сырцового кирпича, а фундамент из обожжённого...».
- Город как город, - говорю я.
«Затем были касситы, которых сменила династия Иссина с Навуходоносором, которого победил ассириец Саргон второй, построивший у южной цитадели Вавилона стену с круглой угловой башней и надписью: К Мардуку! Великий Господин, божественный создатель, который живёт в Эсагиле, Господин Бибиля, его господин; Саргон, могущественный царь, Царь земли Ашшура, царь всех. Правитель Бабиля, царь Шумера и Аккада, кормилец Эсагилы и Эзида»».
Сколько же их тут было! Царили! Ни стены, ни надписи...
«Сын Саргона Синнахериб полностью разрушил город и повернул на него воды Евфрата, чтобы смыть с лица земли».
- Ну и жарище, - ропщу я.
Тина снова не слышит меня.
Думает? О чём можно думать, когда того и гляди можно завалиться на бок или загрузнуть по самые уши в песке?!
- Вечером будем купаться в Евфрате, - произносит она. - Доживёшь?
А что остаётся?
- О чём ты всё время думаешь? - спрашиваю я.
И этот мой вопрос она подшивает в папочку к глупым. Подшивка толстеет.
«Его наследник Асархаддон восстановил и перестроил город. Был построен и знаменитый зиккурат - Вавилонская башня».
Мы идем к великолепным развалинам. Перед самым входом Тина останавливается и жестом останавливает меня:
- Я хочу показать тебе мой Вавилон... Смотри. Слушай сердцем. А теперь-замри! Перед тобой врата Этеменанкис. Входи...
Я шагаю меж двух останков - бывших столпов Великих врат и пытаюсь проникнуться величием этих развалин....
- Вот, - говорит Тина, - зиккурат!
- Что «вот», - спрашиваю я, - где?
- Да вот же! - Тина гладит руками оплавленный неведомой силой и слизанный временем кирпич и вдруг прислоняется к нему щекой. - Здесь мой дом... Здравствуй!..
Она с непередаваемой нежностью гладит раненные стены, которые, кажется, замирают и сладко урчат под её ладонью. Захваченный её порывом и я подхожу к стене, прислоняюсь щекой. Не отнимая щеки и ладоней от стены, Тина смотрит на меня. Говорит:
- Город греха и разврата? Враньё! Никому не верь... Это был Город Богов!
А мне вдруг пришли в голову строчки из Библии: «...пал, пал Вавилон, великая блудница...».
- В нем, - продолжает Тина, - было столько святилищ и храмов, сколько нет до сих пор ни в одном городе мира. Мардук, Иштар, Нергал, Адади... земных божеств было около трех сотен и небесных - шестьсот. А сколько алтарей! Ты можешь себе это представить? Такое, конечно же, нужно было сравнять с землей, чтобы построить храм Бога Единого.
Она лишь на миг умолкает...
- Вот так... - повторяет она и прикрывает веки, погружая себя в те жаркие, плавящие даже каменные стены, суровые дни... И я тоже прикрываю веки, погружаясь вместе с нею. Такого душевного трепета, такой ласки и неги я давно не испытывал.
Индикатор биополя (я жужжу камерой) сперва был малиновый, а теперь - тёмно-синий... индиго... даже фиолетовый...
Затем я вижу, с какой невероятно-немыслимой нежностью она своими хрупкими, но и крепкими пальцами, пальцами лекаря, прикасается к зияющей ране стены... И, о чудо! - рана вдруг перестаёт кровоточить и затягивается на глазах... Даже боль уходит!.. А рана ластится и... урчит, заживая, под ладошкой Тины... И бинты - не нужны! И никакие самые белые-белые, самые что ни на есть престерильные бинты... Не нужны! Не нужны не только бинты, но и мази... Ни мази, ни примочки, ни спиртовые настойки с присыпками и примочками...
Даже никакие подпорки! Время повернуло вспять!
Ран как не бывало! Я вижу теперь это собственными глазами!
Стоит стена! Стеной!
Тина - лекарь!..
Экран сканера трепетно мерцает... Мириады... Переливы... Это надо видеть!.. Полевые цветы на лесной поляне... Ни единой чёрной полосы, ни единой крапинки... И нет серого, нет такого привычного серого... Нет! Совсем нет! Периметр - нежно-жёлт...
И конечно, запахи, её запахи... Я как конь расширяю ноздри, шумно тяну в себя эту негу, этот дурман... Закрываю глаза... Чтобы не сойти с ума... Чтобы не сойти с ума, я закусываю нижнюю губу, чтобы болью избежать умопомрачения. Полный транс, катарсис, абсолютная абстиненция...
Тина - как наркотик!
Прихожу в себя, открываю глаза...
- Не упади, - Тина держит меня за локоть.
- С чего бы? - молодцевато подбочениваясь, пытаюсь освободить руку от её крепких пальцев.
Удостоверившись, что со мной всё в порядке, она даёт мне волю.
И я ещё раз припадаю к стене щекой.
В знак благодарности!
За что, собственно?!
Я не ищу ответа и на этот вопрос: Тинка - вот ответ! Если Тина так... Если она с таким трепетом и пиететом... Да-да, с таким пиететом...
«...пал, пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу, пристанищем всякой нечистой и отвратительной птице; ибо яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы (Откровение, 18,2)».
Откровение!..
«И цари земные любодействовали с нею, и купцы земные разбогатели от великой роскоши её» (Откровение, 18, 3).
Ну, совершенно так же, как и сейчас!
- Это мой Город Богов! - повторяет Тина.
Она делает шаг вперёд, выпростав свои божественные руки, словно в попытке объять всё это царство земное... И небесное, и небесное... Долго смотрит на меня и затем вдруг говорит, говорит... Не прерываясь:
- ...и Вавилон будет грудою развалин, жилищем шакалов, ужасом и посмеянием... Без жителей... Как взят Сесах, и завоёвана слава всей земли! Как сделался Вавилон ужасом между народами!
Я слушаю... Сколько же скрытой боли в её голосе!
Она стоит среди развалин осыпавшихся стен Великого Вавилона, стоит с неистовой грустью в глазах, произнося, как заклинание только эти два святых слова: «мой дом... мой дом... мой дом...». На ласковом незнакомом мне языке.
Непостижимо!
Видеть это - жить мертвым! Я сажусь на валун, закрываю глаза... Её голос, словно голос пустыни... Кто был в пустыне, тот знает, тот помнит этот голос правды, идущий сквозь века и века...
Манит ветер пустыни - иди, иди,
Там такие красавицы - мед и яд
Там, за сотым барханом, что впереди
Есть оазисы счастья. Так говорят.
Говорит мне пустыня сухим песком,
Мне танцует пустыня седой мираж...
Кто с ее выкрутасами не знаком
Тот отдаст ей и душу...
Тина на секунду умолкает, смотрит на меня, улыбаясь и, уверенно кивнув, добавляет:
И ты отдашь.
Она закрывает глаза и делает глубокий вдох...
Солнце путается в её огненных волосах и стекает по раскинутым навстречу рукам. Она вся словно из золота - царица!
