Юрий Шушкевич - "Вексель Судьбы" (книга первая)
Борис только начал приходить в себя после трёхдневного запоя, едва не ставшего для него роковым, и после тоста первым делом про себя отметил, что теперь, когда его гости тоже выпили, он может более не опасаться ненароком дыхнуть на кого-либо своим перегаром. Второй мыслью было не спешить с расспросами о судьбе его сценария, отданного продюсерам на "Мосфильм", и не затевать прежде времени иных разговоров -- в том уязвимом положении, в котором он находился всё последнее время, куда более разумным представлялось сначала выслушать предложения гостей, по интонациям попытаться уловить их настрой и распознать планы, и лишь после этого попытаться перейти к обсуждению деловых вопросов.
Похоже, импровизированное полуночное застолье оказалось более чем уместным, поскольку голодны были решительно все его участники. Мария взялась нарезать и намазать маслом хлеб и выразила восхищение превосходным вкусом ржаной буханки.
-- Когда я нашёл этот хлеб на полке в магазине, -- охотно пояснил Алексей, -- то не ожидал, что он окажется не нашим, а заграничным. Но он и в самом деле неплох.
-- У нас, похоже, всё разучились делать, даже хлеб, -- пояснил Борис. -- Хороший бензин и тот из Финляндии теперь привозят.
-- Во всём должны быть свои плюсы и минусы, -- вывернулся Алексей, явно не желавший вступать в обсуждение актуальных экономических проблем.
-- Минус в том, что мы не выпили за знакомство! -- предложила тост Мария.
-- Я только "за", -- ответил Алексей, взглянув на Марию излишне смело и отчасти резко, отчего она, опустив рюмку, немедленно отвела глаза в сторону.
-- Кстати, я должен вам триста долларов, -- вспомнил Борис. -- Можно, я завтра их отдам? Я оставил деньги на парковке, в своей машине.
-- Конечно, -- ответил Алексей, отрезая сыр. -- Когда тебе будет удобно.
И сказав это, смутился от неожиданной фамильярности.
Однако идея перейти с "вы" на "ты" оказалась удачной и вполне востребованной, за что рюмки были немедленно вновь наполнены и выпиты до дна.
-- У тебя оказалась очень странная купюра -- тридцать четвертого года, -- продолжил взятую тему Борис. -- Я первый раз держал такую в руках. Это из какой-то коллекции?
-- Да, из коллекции, -- немного помолчав, ответил Алексей. -- А что?
-- Да ничего. Я просто думаю, что у коллекционеров её цена выше номинала раза в два-три. Но это не вопрос, я оплачу, если надо.
-- Зачем? Триста долларов, и ни сантима больше.
-- Спасибо!
После небольшой паузы, в течение которой участники трапезы разделывались с колбасой и осетриной, разрумянившийся от водки Петрович заметил, что по его мнению гастрономические стандарты отечественных внезапных застолий не менялись на протяжении как минимум последней сотни лет.
-- Они немного упростились сразу же после революции, а с довоенных времен мало что изменилось, -- авторитетно пробасил он, смахнув салфеткой капусту с губы. -- Только водка определённо стала лучше. До войны она была значительно грубей.
-- Вот как! -- улыбнулась Мария.
Замечание Петровича о довоенной водке представилось Борису более чем уместным, поскольку он был занят поиском предлога, чтобы перескочить на обсуждение интересующих его вопросов по линии "Мосфильма".
-- А всё-таки... прошу извинить мою навязчивость, -- кашлянув для важности, спросил Борис. -- Неужели Смирнов не показывал никому из вас мой киносценарий про Тухачевского? Сам-то он хоть прочитал?
Василий Петрович отрицательно мотнул головой.
-- Я никаких киносценариев не видел, -- бесхитростно ответил Алексей. -- Правда, вместе с дружбой хотел бы предложить тебе помощь по ряду исторических моментов. Я всё-таки историк.
-- А я думала, пианист. Ты классно играл, когда я вошла. Это был Бах?
-- Да, кажется, в тот момент я играл аллеманду из третьей французской сюиты. Прошу прощения, что сбился, когда вы вошли...
-- Я давно не слышала такой вдумчивой и одновременно лёгкой игры. А какая у тебя основная работа?
-- Хм... Это сложный вопрос. Я полагаю, что поиск работы станет моей основной задачей в ближайшее время.
-- И моей, -- добавил Василий Петрович.
-- Ну как же так? -- искренне изумился Борис. -- "Мосфильм" ведь сейчас на гребне, масса заказов, госфинансирование попёрло. Оттуда просто так не уходят. Или вы не с "Мосфильма"?
-- Я сейчас всё объясню, -- подумав несколько секунд, ответил Алексей, снимая пиджак и развешивая его на спинке стула. -- Мы с моим товарищем хоть и представились, но как-то сразу не рассказали о себе. Скажу честно, мне льстит ваше внимание и оценка моих хотя бы... музыкальных способностей. Надеюсь, что дополнительные сведения обо мне вас не разочаруют. Кстати, и о про Тухачевского я мог бы кое-что рассказать, о чём никогда не писали в газетах. Я несколько раз видел маршала в гостях.
Борис, всё застолье излишне нарочито демонстрировавший веселье и дружелюбие, вдруг посерьёзнел и даже как-то потемнел. "Проклятая водка, мешает сосредоточится. Что он несёт, как это он видел Тухачевского? Кто эти ребята? Если они не от Гутмана, то кто они? А если они -- квартирные воры? Что тогда делать?"
Алексей не мог не заменить, как изменилось выражение лица Бориса. Тогда он поднялся из-за стола, одёрнул галстук и произнёс нечто совершенно невероятное:
-- Думайте обо мне что угодно. Я не жулик и не квартирный вор. Но кто-то из вас оставил входную дверь незапертой -- и после нескольких звонков я открыл её и вошёл. Тем более что имею на это пусть небольшое, но неоспоримое право. В своё время я жил в этой квартире и намеревался кое-то уточнить у её новых хозяев. Ведь нынешние хозяева -- вы?
-- Ну да. Но ты что-то путаешь. Я родился тут в семьдесят втором. А наши с Маришкой родители въехали сюда парой лет раньше. Я хоть и выпил явно лишнего, но в таких вещах не могу ошибаться.
-- Он правду говорит, -- подтвердила сестра.
-- Хорошо. А кто тут жил раньше? Во второй комнате, куда я заглянул мельком, стоит дореволюционный ореховый буфет. Никто из вас не выяснял, откуда он здесь?
-- Буфет вроде бы остался от прежних жильцов.
-- А кто были -- те прежние жильцы?
Борис с досадой подумал о том, что он столь опрометчиво влип в разговор с квартирными жуликами. Но для чего они интересуются такими древностями? Он прописан здесь, как только получил паспорт в восемьдесят восьмом, в девяносто втором квартиру приватизировали, и баста. Что им нужно? Чего они хотят?
-- Мама рассказывала, что здесь до нас проживала одинокая старушка, -- вступила в разговор Мария. Она говорила совершенно спокойно, даже с какой-то неуловимой исповедальной интонацией. Судя по всему, внезапные страхи своего брата по поводу квартирных мошенников Мария не разделяла. -- Старушка умерла где-то в шестьдесят восьмом. Затем квартира несколько лет стояла пустой, и её через Моссовет получил наш дед. Ну а затем жили в ней уже наши родители. Теперь живём мы. Одни.
