Кэролайн Черри - Черневог
Но это было все то же самое.
— Однажды ты мне уже говорил это.
— Так ведь именно это она и написала, Петр.
Можно было обвинить Сашу в неспособности понять тайный смысл оставленного послания, но это было абсолютно безнадежно.
— Попытайся еще. Я абсолютно уверен, что там есть что-то еще. Попытайся узнать это.
— Петр, клянусь тебе, что чернила есть чернила, и даже колдун не в силах проделать с ними какой-нибудь трюк. Все, что здесь написано, невозможно изменить.
— Ты уверен в этом?
— Петр, этого вообще нельзя изменить. Ты можешь это сжечь, можешь соскоблить или уничтожить каким-то другим способом, но ничто не сможет превратить эти буквы во что-то иное. Они в точности означают все, что она сказала с тех самых пор, как последний раз пользовалась этой книгой.
— А что, если другие колдуны направят против этого свои желанья?
— Но это вообще нелегко сделать, а тем более в книге, принадлежащей колдуну. Буквы не могут, словно оборотни, менять свою форму. То, что там есть, там и есть. Она хотела, чтобы я понял кое-что из ее записки. И я абсолютно уверен, что то, что она хотела сказать, здесь полностью отражено. Она сообщала мне, что будет очень беспокоиться, если мы отправимся следом за ней.
— И будем искать ее.
— Да.
Все написанное в Сашином изложении звучало так, словно перед ними была Ивешка. Тогда он показал на чистое место внизу и сказал:
— Тогда напиши здесь, чтобы она была как можно осторожней. — И Саша, нисколько не обижаясь, сделал то, что просил Петр, а тот наблюдал, пока Саша был занят письмом, видимо ощущая пользу этого занятия. Он был абсолютно уверен, что это его желание сохранится именно таким путем, как только что сказал Саша, и будет оберегать ее, что бы ни случилось с ним самим, даже если он падет жертвой какого-то колдовства и забудет все, что любил и что ему было так дорого.
Ему от всего сердца хотелось придумать гораздо лучшее желание и он присел к костру, чтобы попытаться подумать над этим, но ему казалось, что все, лежащее за пределами этого, уже записанного в книгу, послужило бы лишь источником неуверенности и ничем не помогло бы ей.
Поэтому он вылил солидную порцию из кувшина для Малыша, позаботился о себе и улегся спать, раздумывая о том, что теперь, когда они двинуться в путь на двух лошадях, жизнь покажется им немного веселее.
Наконец он уснул. Нужно проявлять большую ловкость и осторожность, соприкасаясь с волшебством, потому что оно предоставляет большие возможности для плутовства и обмана. Саша плел кружево сна словно пряжу, желая, чтобы тот был спокойным и глубоким, пока он работал, отбросив все обещания…
Вода белой пеной взвивалась за кормой, поскрипывали натянутые канаты…
Все попытки поговорить с Ивешкой заканчивались неудачей, как только ему казалось, что какой-то отголосок, похожий на эхо, доходил до него. Все было напрасно.
Но он продолжал посылать свои желанья, положив голову на руку и борясь с собственным сном. Он записал в книгу очень простое пожелание, вобравшее в себя все запасы его мудрости: «Я желаю, чтобы Ивешка могла всем сердцем принять Петра таким на двух лошадях как он есть, и никогда не сомневаться в нем».
Но это могло быть вмешательством в чужую жизнь. Он очень боялся, что так оно и будет, и может привести к опасным последствиям каким-либо непредсказуемым путем. Но упрямо и настойчиво, не поддаваясь раскаянию, он записал:
«Если есть нечто главное во всем, что происходит с нами, то это не тишина, а потеря нами способностей осязать привычным для нас образом все происходящее вокруг.
Все происходит по своим законам. Петр частенько напоминает мне о том, что прежде всего нельзя забывать то, что мы принимаем на веру».
Почти перед самым рассветом, скатав одеяла, упаковав впотьмах вещи, они снова двинулись в путь, еще не полностью освободившись от путаницы снов. В дороге они подкрепились колбасками и водкой из кувшина, в то время как Малыш ехал верхом, частенько перебираясь со спины Волка на спину Хозяюшки и эпизодически, когда настроение его было соответствующим, трусил по земле впереди них.
Петр отказался от попыток задавать вопросы, полагая, что он знает о том, что произошло с лешими, так же много, как и Саша, что на самом деле было очень мало: ведь на самом деле никто не может знать, что творится в голове у леших. Но несмотря на это, они упорно продвигались вперед со скоростью, какую можно было ожидать от лошадей на лесной дороге. Они поднимались верхом на очередной холм и спускались пешими, чтобы дать отдых лошадям, поднимались верхом на другой и останавливались, чтобы лошади перевели дыханье, растирали их ноги настоем из трав, который Саша, слава Богу, захватил в достаточном количестве, и так шли, и шли, и шли.
Временами Петр впадал в безнадежное отчаяние, и ему казалось, что он больше никогда не увидит Ивешку вновь, что все оборачивается против них и что короткий остаток его жизни закончится катастрофой, если только лешие не помогут им. В такие моменты он не рвался вперед и не интересовался тем, что могло ожидать их там.
Затем так же неожиданно все, о чем он только что думал, начинало казаться ему совершенно необоснованным: теперь он с полной убежденностью ехал на север, где Саша и Ивешка должны были закончить свои колдовские дела, и все его собственные страхи тут же исчезали и казались ему по меньшей мере глупостью.
— Ты по-прежнему не оставляешь меня без своих желаний? — задал он Саше неожиданный вопрос.
— Только иногда, — признался тот.
— Ну слава Богу, а то я подумал, что схожу с ума.
— Прости меня.
— Да нет, все хорошо, — ответил Петр. Но в тот же момент почувствовал, что дрожит. Он посчитал, что причиной этому было просто недосыпание, а может быть и сознание того, что ему частенько говорили неправду.
— Петр? — окликнул его Саша.
Странные ощущения приходили и уходили, меняясь от безнадежного, почти глупого отчаянья, и до беспричинной надежды.
— Ты все еще делаешь это?
— Нет. Но все окружающее начинает меняться. Ты чувствуешь?
— Что это такое, черт возьми?
— Не знаю. Я не делал этого. Я… О, Господи!
Они продвигались сквозь раскинувшиеся словно зеленый занавес ряды молодых деревьев, и полуденное солнце освещало молодой лесок, стоящий перед ними, прозрачным золотистым светом. Легкое золотое покрывало, подернутое зеленью молодых деревьев, пронизанное насквозь солнечным светом висело в воздухе, и золотой ковер из желтых листьев покрывал землю…
Петр и Саша застыли, оба пораженные увиденным. Петр был очарован цветом и красотой этого загадочного места, будто по волшебству они совершили путешествие из весны в самый разгар золотой осени.
