Кэролайн Черри - Черневог
Он не имел понятия, отчего последние два дня пребывал в приподнятом настроении, как будто вся эта история с побегом Ивешки так крепко ударила его и оставила в ошеломленном состоянии, подобно тому случаю, когда он упал с крыши «Оленихи». Однако вполне естественно, что со временем, даже после такого сильного падения, человек выпрямляется и постепенно приходит в себя.
Он становился более разумным, в то время как Саша порой терял уверенность и рассудок, что в точности соответствовало всем бедам, сваливающимся на колдунов, включая и его, и Ивешку.
Черт возьми, но ведь он все-таки был нужен ей, без всякого сомненья, особенно теперь, после этой очередной безумной выходки она нуждалась в них обоих. И поэтому они должны догнать ее…
Он легко вскочил на спину Волка, а Малыш тем временем освободил место для Саши, который попытался столь же лихо забраться на Хозяюшку, но… потерпел неудачу. Его нога соскользнула с лошади, а Малыш наблюдал этот момент, сидя на земле.
— Да, получается не так удачно, как ты обычно привык это делать, — заметил Петр, чуть наклонившись вперед, приготовившись наблюдать очередную попытку. Лошадь вздрогнула, но продолжала терпеливо стоять. — Попытайся чуть выше. И почему бы тебе не воспользоваться своим желанием?
Саша мрачно взглянул на него и все-таки вскочил на лошадь, хотя получилось это не так красиво и легко, как у Петра: он почти лег собственным животом на спину лошади, когда та уже сделала первый шаг. Ему каким-то чудом удалось не свалить багаж.
Петр чуть посмеялся над этим, как будто в мире уже ясно вырисовывалась надежда и как будто он имел право на этот смех, не заручившись одобрением Ивешки.
Господи, да он и не хотел чувствовать себя так, как чувствовал сейчас, черт побери! Он хотел чтобы Ивешка была счастлива: он должен приложить для этого все силы… что порой заключалось даже в таких простых вещах, как отказ от своих дурных привычек, которых она не переносила, с чем он сам не был полностью согласен, и которые постепенно отмирали в нем, унося вместе с собой всякий раз частицу его «я».
Вот черт, подумал он, чувствуя, как впадает в панику. Нет, это не так, нет, нет. Я никогда в жизни не был более счастлив, чем сейчас…
Разумеется, я неразумно растратил свою молодость. Конечно, и Дмитрий и все остальные, не говоря уже о всем городе, только и ждали того момента, когда я окажусь с петлей на шее… Разве могла считаться счастливой такая жизнь?
— Петр? Что случилось?
Его руки закоченели. Волк шел под ним, куда глаза глядят, не заботясь о направлении. Он взглянул на Сашу с внезапным острым ощущением страха, будто подозревая, что тот мог подслушать его мысли. Но Саша лишь с недоумением глядел на него.
— Петр?
— Со мной все хорошо, — сказал он, осознавая, что этой отговорки совсем недостаточно. Он взял в руки поводья. — Все хорошо, я прекрасно себя чувствую.
Вверх и вниз, оставляя за собой очередной поросший молодыми деревьями холм, вслед за оживленно трусившим впереди Малышом, кобыла извозчика степенно шла рядом с Волком. Ее уши настороженно торчали, ноздри постоянно шевелились, а глаза беспокойно оглядывали местность. Казалось что она все еще пытается отыскать знакомую улицу или сообразить, какие опасности могут подстерегать здесь лошадей.
Но она очень уверенно держалась при подъемах, крепкие ноги придавали ей решительности в движениях, особенно когда она затаптывала незначительные преграды, попадавшиеся на пути, которые Волк, к примеру, старался переступать более изящно.
Когда именно и почему она сбежала из города и как могли они оказаться именно в том месте, куда эта самая кобыла примчалась еще до того, как они осознали необходимость ее появления?… Рассуждения, подобные этим, любой здравомыслящий человек наверняка препоручил бы заботам колдунов. Хотя, если некоторые сашины желанья вели себя подобным образом, как в случае с этой лошадью, продолжал раздумывать Петр, то вполне возможно, что у него могли быть и другие, точно также задержавшиеся в пути, и его самочувствие может быть объяснено как раз их действием…
А он чувствовал себя так, как будто то тяжкое бремя, которое он ощущал на своих плечах все эти годы, вдруг свалилось с него за время этого гнетущего пути, как будто, отдалившись от дома, со всем его выводящим из душевного равновесия укладом и ощущениями опасности, он смог вновь свободно вздохнуть.
Он никогда даже в мыслях не желал зла Ивешке и поклялся себе, что никогда, никогда даже не позавидует, что отказался от многого ради нее…
Но он все-таки думал об этом… Господи, что же такое происходило с ним? Что случилось? И почему он был так зол на нее?
— Что же все-таки она написала? — спросил он Сашу, когда вечером, слегка поужинав и закончив пить чай, тот по обыкновению раскрыл свою книгу и достал чернила. — Покажи мне, где ее записка.
Он не думал извлечь какую-то пользу из этого факта. Сам он не доверял никаким записям и, более того, подозревал, что книги способствовали всем бедам, обрушивающимся на них, но Ивешка очень много внимания уделяла записи собственных мыслей, и ее образ мышления был столь любопытен, что он снова и снова возвращался к нему в течение всего дня. Ее привязанности и антипатии порой так злили его, что за весь сегодняшний день он не мог вспомнить ничего, кроме ее упреков в его адрес, причиной которых, как он считал, была его собственная глупость, эгоизм и все остальные предосудительные качества, которые он приобрел очень давно и исправлением которых занимались Саша и Ивешка. Ему совершенно случайно пришла в голову мысль, что сам процесс письма схож с волшебством, и может быть, всего лишь может быть, Саша, читая ее записку и не зная Ивешку достаточно хорошо, а, возможно, и не обладая достаточным волшебством, мог пропустить в этой записке что-то очень важное.
Итак, он, преодолев свои опасения, попросил показать ему саму запись. Саша со всей тщательностью открыл книгу в нужном месте и наклонил ее к свету, в то время как Петр придвинул плечо, чтобы их слившиеся тени не мешали ему разглядеть написанное.
Он сразу узнал где была ее рука, еще до того, как Саша указал ему на то место, где были две оставленные ею строчки. Он даже не дотронулся до страницы, боясь разрушить колдовские силы, скрытые там, но все же присел на корточки, не отрывая глаз от книги, в то время как Малыш уютно устроился, свернувшись теплым пушистым шаром у него на руках. Петр слушал, пока Саша, водя пальцем по строчкам прочитал ему, что там было написано.
Но это было все то же самое.
— Однажды ты мне уже говорил это.
— Так ведь именно это она и написала, Петр.
Можно было обвинить Сашу в неспособности понять тайный смысл оставленного послания, но это было абсолютно безнадежно.
