Константин Вронский - Черная богиня
— Как, ты и не знаешь? В конце самого летнего месяца у нас проходят великие игры Мерое — состязания трубачей, пращников и метателей молотов. Мероиты танцуют древние, как жизнь, пляски. Хочешь взглянуть? Ведь хочешь? — и мальчик с надеждой заглянул в глаза Павлу. — Отнеси меня туда, пожалуйста… Мне очень страшно, ведь там будут этот проклятый Тааб и Раненсет.
— Ну, на людях они и прикоснуться к тебе не посмеют, — пробормотал Савельев. — Хотя я обязательно отнесу тебя.
— А Холодов не пойдет, — важно кивнул белокурой головкой Мин-Ра. — И Ника тоже… Из-за мамы… Они все еще считают ее виновной в том жертвоприношении.
Савельев потерянно развел руками.
— Со взрослыми, мой мальчик, всегда не все в порядке… Мы с Филиппсом отнесем тебя…
…На улицах Мерое опять царила суета. Земледельцы, знатные горожане, солдаты стекались на площадь, где должны были пройти состязания. Савельев и Брет Филиппс осторожно вынесли на стену храма маленького принца.
Один за другим на деревянную платформу в центре площади поднимались трубачи. Каждый играл один и тот же марш, песню-призыв. На скамьях сидели жрецы — меройское подобие беспристрастного жюри — и что-то записывали на деревянных табличках.
— Это они фальшивые ноты отмечают, — хихикнул принц Мин-Ра. Савельев улыбнулся, с трудом удерживая зевоту. — Не очень впечатляет, да? По крайней мере, для непосвященного человека все это неинтересно. Но подожди, скоро выйдут метатели молотов.
Павел вновь кивнул головой. Он внимательно вглядывался в зрителей, с болью понимая, что очень скоро ему придется покинуть этот сказочный город. А что… А что если все-таки не покидать?
Когда последний трубач вышел на деревянную платформу, на храмовой стене появились принц Раненсет и Тааб-Горус.
«Вот и злые колдуны из страшной сказки пожаловали», — презрительно усмехнулся Павел и вздрогнул: подернутые серым пеплом старости глаза Тааба вцепились в лицо Савельева.
— Омерзительные чудовища, правда ведь? — шепнул Филиппс на ухо Савельеву и внезапно, позабыв об английской чопорной невозмутимости, показал злобному старцу язык. Принц Мин-Ра радостно захихикал.
Тут трубачи закончили свое несколько затянувшееся состязание, и Савельев автоматически зааплодировал.
— Я устал, — внезапно сморщился сын Солнца.
— Я отнесу тебя, — весело вызвался Филиппе и, осторожно подхватив мальчика на руки, кивнул Савельеву. — Оставайся, потом расскажешь, что тут было.
На платформе как раз появились пращники, и Савельев не заметил, как многозначительно переглянулись между собой Раненсет и Тааб-Горус.
Когда он обернулся, сердце Павла сжалось от ужаса: над храмовыми постройками сгущались клубы черного дыма.
— Пожар! — раздались крики на площади. Словно стая голубей, вспугнутая криком ястреба, народ бросился в беспорядочное бегство. А вдруг пожар перекинется и на их дома?! Началась давка. А клубы черного дыма становились все гуще и гуще.
Задыхаясь от страшной тревоги, Павел бросился к храму.
Тааб потрепал по плечу своего воспитанника.
— Ну, мой мальчик, генерал Симо Кхали сегодня увидит удивительный ритуал. Мы ведь давно обещали показать нашему дорогому гостю нечто особенное…
Младшие жрецы и Алексей уже практически затушили подобие сарая, в котором хранился садовый инвентарь.
— Все в порядке? — взволнованно спросил Савельев.
— Да! — весело оскалился Алексей, растирая по лицу сажу. — Ложная тревога, так сказать! Хорошо, что Мин-Ра здесь нет, мальчик мог бы испугаться…
Павел охнул и, схватившись за сердце, осел на землю.
— Но я… я где-то минут двадцать-двадцать пять назад отправил его вместе с Филиппсом к вам…
Холодов бросил на землю деревянное ведерко и бросился к больнице.
В палате было ужасающе пусто: ни Вероники, ни принца, ни Филиппса.
— Где же они? — казалось, до Алексея никак не доходило, что произошло.
— Их похитили, Леха… — устало прошептал Савельев. — И, кажется, я даже догадываюсь, кто.
— Надо сообщить Домбоно! Срочно! — вскинулся Холодов и метнулся в коридор.
Павел резко дернул его к себе.
— Домбоно ни слова, Леха! Это… это уже моя «война», Леш…
— Я с тобой, — с готовностью одернул запачканную сажей одежду Холодов.
— Нет! Ты останешься здесь, закроешься в комнате изнутри и, если кто заявится, будешь говорить, что сын Солнца спит и его нельзя беспокоить. Ни в коем случае нельзя.
Холодов до боли сжал руку Савельева:
— Найди их, Пашка… Пожалуйста, найди… Савельев подмигнул приятелю и с наигранной веселостью произнес:
— Поиграем в МЧС, дружище Раненсет…
Он подождал, пока Алексей не заперся в палате, а потом бросился в пирамиду. «Ход, подземный ход, — пульсировало в голове Павла. — Он должен вывести к дворцу чертового Раненсета…»
И ход нашелся. Павел торопливо вступил в предназначавшиеся для религиозных мистерий подземные отделения храма. В этих местах жрецы подвергались трудным испытаниям, прежде чем удостаивались высшего посвящения. По крайней мере так ему говорил Домбоно. Эти ходы Павел видел первый раз в жизни, они слабо освещались редкими лампами и факелами, но все, что он мог здесь заметить даже мимоходом, наполняло душу Савельева благоговейным трепетом. Этот удивительный подземный мир поражал бесконечным разнообразием. Каждый уголок, каждая колонна изумляли его своими причудливыми формами. За каморой в виде трехсторонней пирамиды, наклонные стороны которой сходились к потолку острым углом, следовала камора, напоминавшая многогранную призму.
Внезапно Савельев сдавленно охнул — справа от него зияла темная пропасть. В другом месте ему пришлось проходить под нависшей скалой, затем он уткнулся в целый ряд позолоченных крокодильих голов. У Савельева стеснило дыхание от запаха дыма и смолы — где-то на поверхности должны быть печи или жаровни.
Все эти подземные чудеса волновали и туманили воображение Савельева. Какие же мистерии, какие поразительные тайны могли скрываться там, за поворотом? Павлу внезапно показалось, что переход от земного существования к вечности уже начался, и он, вполне живой, вступил на путь к аду, — до того уж все окружающее не было похоже на действительность.
Дорога стала понемногу подниматься. Павел пробрался во дворец Раненсета. Прокравшись в самый темный угол сада, Савельев забился под куст. И вовремя. Слуги Раненсета уже зажигали факелы. Недалеко от изгороди, слева от домашней пирамиды принца, стоял огромный сосуд. Внутри пирамиды слышались какие-то непонятные металлические звуки и треск, похожий на треск громадного костра. Пригибаясь, по кустам Савельев добрался почти до самого входа в пирамиду. И чуть не выдал себя с головой криком ужаса. Ужаса смертного. В пирамиде стоял самый настоящий жертвенник. И жертвы приносились самые настоящие.
