Майкл Маршалл - Запретный район
– Ну, вы готовы к этому?
– Кажется, готов, – с сомнением в голосе ответил он. – А чего мне следует ожидать?
– Того, что вы увидите. И ничего более.
Он кивнул, я распахнул входную дверь, и мы вышли наружу.
Яркое утреннее солнце исчезло. Вместо него над нами висел низкий потолок серых облаков, отчего мир казался бесконечным пространством зимнего послеполудня. Редкие сильные порывы ветра проносились вдоль улицы. Мы пересекли ее и вышли к прогулочной дорожке вдоль берега. Мимо пролетали сухие листья и старые газеты, крутились вокруг нас, со свистом влетали в открытые двери и исчезали. С мусорного бака сорвало крышку, и она покатилась через дорогу, побрякивая, пока не исчезла из виду. Пианино теперь молчало, потому что пианиста больше здесь не было. Никого здесь не было, кроме нас.
Когда мы достигли променада, я остановился, давая Элкленду возможность все это увидеть и впитать. Берег теперь был совсем другой, как это всегда бывает. Вместо того, чтобы оставаться желтым, он теперь стал сероватым, мокрым на вид, словно его уже десятилетия пропитывали сплошные дожди. Это вообще был теперь совсем не песок, а нечто вроде тяжелой, мокрой грязи. И еще кое-что там было.
– А море-то куда подевалось? – простонал Элкленд, хватаясь за перила. – Где оно, это клятое море?!
Океан и впрямь исчез, а на его месте вдаль уходил темный пляж, он тянулся до самого горизонта. Первые пятьдесят ярдов нам не встретилось ничего заметного, но потом поверхность пляжа начала волнообразно вздыматься, перед нами возникли невысокие гряды, рытвины и холмики, и они простирались до самого горизонта, уходили вдаль на сотни, на тысячи миль.
Путь перед нами был открыт.
Давно, очень-очень давно, в те времена, когда люди еще постоянно путешествовали по разным странам, жил этот парень, который летал на самолете. Этого малого звали Кратс, и вот однажды ему в полете стало очень скучно, и чтобы скоротать время, просто за неимением ничего лучшего, он выглянул в окно пилотской кабины. Самолет как раз летел над океаном, очень высоко, и он глянул вниз и был поражен тем, что увидел.
Выглядело это так, как будто он летел над какой-то фантастической бесконечной грязевой равниной, над неким плоским пространством сплошного серого, усеянным ямками и низкими грядами. Он знал, конечно, что это вовсе не так, знал, что внизу океан, просто океан, но чем дольше он туда глазел, тем труднее было в это поверить. Он знал, что эти гряды и ямки на самом деле волны, замерзшие до явной неподвижности, а их цвет – это темно-синий металлик, но с этой высоты он таким не казался. Все там смотрелось как сплошная серая равнина.
Потом он уснул, что, вообще-то, совершенно неромантично, но так уж случилось, и забыл про это про все, пока не развернулся и не полетел обратно домой. Тут он все вспомнил и снова выглянул за борт, и вот вам пожалуйста, внизу снова был океан, но смотрелся он такой же странной бесконечной равниной.
Он часами смотрел на это, не в силах оторвать глаз, а когда вернулся домой, рассказал об этом одной своей приятельнице, попытался объяснить ей, насколько странным и фантастическим было это ощущение и что он при этом чувствовал, а чувство у него было такое, что если сбросить вниз с самолета веревочную лестницу и спуститься по ней на тридцать тысяч футов, до самого низа, то не упадешь в воду, а ступишь на эту странную темную равнину.
По счастью, у этой его подруги оказалось не менее развитое воображение, чем у него самого, а поскольку она еще и была в него тогда влюблена, то была готова воспринять это его странное наблюдение более серьезно, чем оно того заслуживало. Кратс жил рядом с морем, вот они и пошли на берег, на пляж в тот вечер, когда он вернулся из своего полета, рассуждая свободно и все более и более пьяно об этом феномене, как это обычно бывает у любовников.
А потом они отправились в постель и забыли про все это, как это также обычно бывает у любовников. Это, вообще-то, самое странное во всех подобных происшествиях: они очень легко забываются. В течение некоторого времени у вас сохраняется ясное и настоятельное ощущение полного понимания произошедшего, а потом оно вдруг пропадает, исчезает, и вы судорожно ощупываете ячейки памяти, пытаясь вспомнить, что это было, что вы, как вам тогда показалось, поняли и запомнили. Сам-то я всегда это помню, но это очень необычная и редкая способность. Во всем мире есть только пять человек, которые об этом знают.
Ну, ладно. Пару месяцев спустя подружке Кратса зачем-то понадобилось совершить точно такой же полет. Проведя примерно четыре часа в воздухе, она выглянула в окно кабины, глянула вниз, за борт самолета, и тут же вспомнила тот разговор, потому что Кратс оказался прав. Океан действительно выглядел как равнина.
А дальше было вот какое совпадение. Это очень трудно себе вообразить, но вам просто придется принять это на веру, потому что именно так оно и происходило.
В тот момент, когда подружка Кратса выглядывала из окна кабины, сам Кратс находился в магазине на берегу. И вдруг почувствовал какую-то странную щекотку и покалывание в затылке. Он сперва решил, что сзади образовался кто-то из его знакомых, и обернулся. И увидел то, что сейчас видел Элкленд. Что море исчезло.
Он выбрался из магазина, отвесив нижнюю челюсть, пересек дорогу и вышел на берег. Океан действительно исчез, а то, что осталось, выглядело в точности как то, что он видел с самолета, – бесконечное пространство… чего-то под низким грозовым небом. Даже не заметив, что и пляж, и променад совершенно опустели, что все летние туристы, которые только что толпились и вертелись здесь, когда он шел в магазин, исчезли, он перелез через стенку и спустился вниз, на пляж. И вышел на эту равнину и пошел дальше. И обнаружил то, что обнаружил.
Сообщения о том, что произошло дальше, различаются, но это не имеет никакого значения. Самое важное – это то, что путь был открыт, что внезапно отворились ворота, о существовании которых никто даже не подозревал.
Шесть часов спустя Кратс проснулся и обнаружил, что лежит на диване у себя в гостиной. Он чувствовал себя измотанным и очень хотел пить, он пошел в кухню взять молока. А по пути туда вспомнил свой сон, совершенно внезапно и с потрясающей четкостью. Какая жалость, подумал он, пока пил молоко, а ведь это все неправда – океан вовсе не исчезал, я просто заснул на диване и видел сон. Какая жалость, ведь это было бы так интересно!
Но тут он заметил, что его ботинки все перемазаны темно-серой грязью и что он оставил грязные следы, ведущие из гостиной в кухню. Он пошел по этим следам и обнаружил нечто еще более странное. Отпечатки начинались от дивана.
Вот так это все и началось. Я объяснил это Элкленду, пока мы стояли, глядя на равнину, а наши пиджаки развевались и закручивались вокруг нас, раздуваемые странными порывами время от времени налетавшего ветра. Они казались частью всего происходящего. Я объяснил, что Виллиг сейчас там, вверху, высоко над землей в своем самолете, он смотрит вниз, на океан и видит его таким же, каким его видим мы, и что мне нужно было, чтобы он поднялся наверх, чтобы получить возможность провести внутрь этого и его, Элкленда. Я объяснил ему еще раз, что иногда вещи являются именно такими, какими они представляются, и что если ты это знаешь, мир становится совершенно другим. Мой Деятель стоял, открыв рот, качая головой и пытаясь, пусть и не слишком прилежно, отвергнуть все, что он видит.
