Джеймс Уайт - Звездный врач
– Если бы зашла речь о вашем возвращении на родину, – более твердо проговорил Конвей, – для сохранения вашей жизни потребовались бы точно такие же меры, как те, что предприняты в госпитале, а на Худларе таких возможностей нет. Там вам придется томиться в изолированном помещении, вы будете лишены физических контактов с другими худларианами, не будете иметь обычной физической нагрузки и работы. Кроме того, вам придётся всё время опасаться: не порвется ли ваша защитная оболочка, не инфицируется ли питательная смесь. Не обладая естественной защитой от инфекций, вы умрете.
Медицина на Худларе пребывала в зачаточном состоянии, поэтому, безусловно, сородичи не смогли бы обеспечить для сорок третьей адекватных условий, так что в её скорой смерти, попади она на родину, сомневаться не приходилось.
Пациентка пристально смотрела на Конвея. Неожиданно её речевая мембрана завибрировала.
– Если всё так, как вы рассказываете, – сказала она, – то мне нечего бояться смерти.
Конвей собрался было напомнить сорок третьей о том, как самоотверженно трудились хирурги, спасая её жизнь, а она теперь ведет себя так неблагодарно. Но худларианская мнемограмма заставляла его сравнивать нормальный образ жизни ФРОБ с тем, что он предлагал для сорок третьей. С точки зрения пациентки он не сделал ей ровным счётом ничего хорошего, кроме спасения жизни её ребенка. Конвей вздохнул.
– Есть другой выход, – сказал он, стараясь говорить как можно более подбадривающе, – есть вариант, при котором вы сможете вести активную работу без какого-либо ограничения в передвижениях. На самом деле вы сможете беспрепятственно путешествовать по Федерации. Если хотите – можете вернуться на астероидные разработки и вообще избрать для себя любое поле деятельности, вот только на Худлар вам возвращаться нельзя.
Речевая мембрана худларианки дрогнула, но транслятор промолчал. Скорее всего изданный пациенткой звук выражал удивление.
Следующие несколько минут Конвей посвятил изложению азов межвидовой медицины. Он говорил пациентке о том, что инфекционные заболевания распространяются только между представителями одного и того же вида, имеющими общую эволюционную историю и окружающую среду. Ианин, мельфианин, существо любого другого вида могло пребывать в полной безопасности рядом с землянином, страдавшим самой заразной земной инфекционной болезнью. Поражавшие его микробы были абсолютно не опасны для организма любого инопланетянина. Следовательно, подхватить инфекцию любое существо могло только от своего сородича и на своей планете.
– Надеюсь, вы понимаете, что это значит, – поспешно продолжал Конвей. – После того, как затянутся ваши раны и родится ваш младенец, вы будете выписаны из госпиталя. Но вместо того, чтобы томиться в стерильной тюрьме на родине, вы могли бы отправиться на другую планету, где вам не грозил бы риск заразиться худларианскими инфекциями. Микробы другой планеты для вас совершенно безопасны.
Питание для вас будет производиться синтетическим путем там, где вы будете жить, и не сможет стать источником инфекции, – продолжал он. – Правда, периодически вам придется проходить курс лечения иммунодепрессантами, дабы ваша иммунная система не заработала вновь и не началось отторжение пересаженных органов. В этом вам помогут медики из ближайшего подразделения Корпуса Мониторов, снабженные подробными инструкциями на ваш счёт. Медики также будут информировать вас о возможных визитах представителей вашего вида. Если таковые будут происходить, вам придется держаться от ваших сородичей подальше. Старайтесь не находиться в одном здании с ними, а по возможности – и в одном городе.
В отличие от реципиентов трансплантантов, относящихся к другим видам и способных после краткого курса иммунодепрессантов избавиться от проблемы отторжения органов и тканей, иммунную систему худлариан приходилось нейтрализовать пожизненно. Однако, на взгляд Конвея, пациентке неприятных вестей уже и так вполне хватило.
– Вы сможете обмениваться новостями со своими друзьями на родине только по коммуникатору, – продолжал Конвей. – Я вынужден заострить на этом внимание. Гость с родины и даже отправленная оттуда посылка чреваты для вас встречей с единственными микробами, которые могут инфицировать и убить вас, и притом очень быстро.
Конвей умолк, чтобы дать пациентке время переварить услышанное. Худларианка снова долго пристально смотрела на него, но её речевая мембрана оставалась неподвижной. Сейчас она была женской особью в поре полного расцвета, и ей просто положено было прежде всего думать о благополучном разрешении от бремени, здоровье и счастье своего отпрыска.
После благополучных родов о младенце должен был бы заботиться ныне покойный супруг худларианки, который мало-помалу бы превратился в женскую особь. В связи со смертью её партнера эту функцию на себя возьмут близкие родственники. Тем не менее, сразу же после родов у этой пациентки начнется неизбежный процесс преображения в мужскую особь, и отсутствие спутника жизни скажется особенно тяжело.
Представителям многих разумных видов до сих пор приходилось терять любимых супругов. Они либо постепенно смирялись с этим, либо в конце концов находили себе других спутников жизни. А тут беда была в том, что ФРОБ сорок третьей уже не суждено было прикоснуться хоть к кому-то из своих сородичей, поэтому, перейдя в мужскую ипостась, это существо больше никогда не изменит пола. Такая перспектива должна была очень огорчить молодого, полного сил худларианина.
Разум Конвея был полон сексуальных проблем ФРОБ, но вот вдруг откуда-то прорвалась чисто человеческая мысль. Каково бы это было, если бы его на веки вечные оторвали от Мерчисон и вообще от людей? Будь с ним рядом Мерчисон, он бы нисколько не возражал против отсутствия всего остального человечества, ограничился бы общением и совместной работой со всяческими инопланетянами – собственно, в госпитале всё так и было. Но лишиться единственного вида теплого, человеческого, интимного контакта – не только физического, но и умственного, того контакта, который он за несколько лет стал считать само собой разумеющимся, – нет, он и придумать не мог, как бы обошёлся без этого. На этот вопрос ответа не было, и представить себе что-то подобное было немыслимо.
– Я всё понимаю, – неожиданно сказала пациентка. – И благодарю вас, доктор.
Сначала Конвей хотел отказаться от благодарности и, наоборот, попросить у пациентки прощения. Записанная в его разуме мнемограмма делала его, с психологической точки зрения, худларианином, и этому худларианину ужасно хотелось рассказать пациентке о том, как жаль ему было подвергать её столь сложной и тонкой операции, в результате которой её ждали годы моральных страданий. Однако Конвей понимал, что врач не должен говорить со своей пациенткой столь экзальтированно и непрофессионально.
