Рэй Бредбери - Золотые яблоки солнца (The Golden Apples of the Sun), 1953
– Время, – выдохнул фотограф, обливаясь потом.
Его модель семенила рядом с ним.
– Мы люди бедные, – говорил Рикардо. – Краска на наших дверях облупилась, наши стены выцвели и потрескались, из водостока несет вонью, улицы вымощены булыжником. Но меня душит гнев, когда я смотрю, как вы все это подаете, – словно я так нарочно задумал, еще много лет назад заставил стену треснуть. Думаете, я знал, что вы придете, и сделал краску старой? Мы вам не ателье! Мы люди, и будьте любезны относиться к нам как к людям. Теперь вы меня поняли?
– Все до последнего слова, – не глядя ответил фотограф и прибавил шагу.
– А теперь, когда вам известны мои желания и мысли, сделайте одолжение – убирайтесь домой! Гоу хоум!
– Вы шутник, – ответил фотограф.
– Привет! – Они подошли к группе из еще шести моделей и фотографа, которые стояли перед огромной каменной лестницей. Многослойная, будто свадебный торт, она вела к ослепительно белой городской площади. – Ну как, Джо, дело подвигается?
– Мы сделали шикарные снимочки возле церкви девы Марии, там есть безносые статуи, блеск! – отозвался Джо. – Из-за чего переполох?
– Да вот, Панчо кипятится. Мы прислонились к его дому, а он возьми да рассыпься.
– Меня зовут Рикардо. Мой дом совершенно невредим.
– Поработаем здесь, крошка, – продолжал первый фотограф. – Стань у входа в тот магазин. Какая арка… и стена!..
Он принялся колдовать над своим аппаратом.
– Вот как! – Рикардо ощутил грозное спокойствие. Он выжидательно смотрел на их приготовления. Когда оставалось только щелкнуть, он выскочил перед камерой, взывая к человеку, стоящему на пороге магазина: – Хорхе! Что ты делаешь?
– Стою, – ответил тот.
– Вот именно, – сказал Рикардо. – Разве это не твоя дверь? Ты разрешаешь им ее использовать?
– А мне-то что, – ответил Хорхе.
Рикардо схватил его за руку.
– Они превращают твою собственность в киноателье. Тебя это не оскорбляет?
– Я об этом не задумывался. – Хорхе ковырнул нос.
– Господи Иисусе, так подумай же, человече!
– Я ничего такого не вижу, – скачал Хорхе.
– Неужели я во всем свете единственный, у кого язык есть? – спросил Рикардо свои ладони. – И глаза? Или, может быть, этот город – сплошные кулисы и декорации? Неужели, кроме меня, не найдется никого, кто бы вмешался?
Толпа не отставала от них, по пути она выросла, и теперь собралось изрядно народу, а со всех сторон, привлеченные могучим голосом Рикардо, подходили еще люди. Он топал ногами. Он потрясал в воздухе кулаками. Он плевался. Фотографы и модели боязливо наблюдали за ним.
– Так вам нужен живописный тип для фона? – рявкнул он, обращаясь к фотографам. – Я сам стану здесь. Как мне становиться? У стены? Шляпа так, ноги так, мои сандалии – я их сам пошил – освещены солнцем так? Эта дыра на рубашке – сделать ее побольше?.. Вот так? Готово. Достаточно пота у меня на лице? Волосы не коротки, добрый господин?
– Пожалуйста, стоите себе на здоровье, – сказал фотограф.
– Я не буду смотреть в объектив, – заверил его Рикардо.
Фотограф улыбнулся и прицелился камерой.
– Чуть влево, крошка.
Модель шагнула влево.
– Теперь поверни правую ногу. Отлично. Очень хорошо. Так держать!
Модель замерла, приподняв подбородок.
Брюки Рикардо съехали вниз.
– Господи! – воскликнул фотограф.
Девушки прыснули. Толпа покатилась со смеху, люди подталкивали друг друга. Рикардо невозмутимо подтянул брюки и прислонился к стене.
– Ну как, живописно получилось? – спросил он.
– Господи! – повторил фотограф.
– Пошли на набережную, – предложил его товарищ.
– Пожалуй, я пойду с вами. – Рикардо улыбнулся.
– Силы небесные, что нам делать с этим идиотом? – прошептал фотограф.
– Дай ему денег.
– Уже пробовал!
– Мало предложил.
– Вот что, сбегай за полицейским. Мне это надоело.
Второй фотограф убежал. Остальные, нервно куря, смотрели на Рикардо. Подошла собачонка, подняла ногу, и на стене появилось мокрое пятно.
– Посмотрите! – крикнул Рикардо. – Какое произведение искусства! Какой узор! Живее фотографируйте, пока не высохло!
Фотограф отвернулся и стал смотреть на море.
В переулке покачался его товарищ. Он бежал, за ним не спеша шествовал полицейский. Пришлось второму фотографу обернуться и поторапливать его. Полицейский издали жестом дал ему понять, что день еще не кончился, они успеют своевременно прибыть на место происшествия.
Наконец он занял позицию за спиной у фотографов.
– Ну, что вас тут беспокоит?
– Вот этот человек. Нам нужно, чтобы он ушел.
– Этот человек? Который прислонился к стене? – спросил сержант.
– Нет-нет, дело не в том, что он прислонился… А, черт! – не выдержал фотограф. – Сейчас вы сами поймете. Ну-ка, крошка, займи свое место.
Девушка встала в позу, Рикардо тоже; на его губах играла небрежная улыбка.
– Так держать!
Девушка замерла.
Брюки Рикардо скользнули вниз.
Камера щелкнула.
– Ага, – сказал полицейский.
– Вот, доказательство у меня здесь, в камере, если вам понадобится! – воскликнул фотограф.
– Ага, – сказал полицейский, не сходя с места, и потер рукой подбородок. – Так.
Он рассматривал место действия, словно сам был фотографом-любителем. Поглядел на модель, чье беломраморное лицо вспыхнуло нервным румянцем, на булыжники, стену, Рикардо. Рикардо, стоя под голубым небом, освещенный ярким солнцем, величественно попыхивал сигаретой, и брюки его занимали далеко не обычное положение.
– Ну, сержант? – выжидательно произнес фотограф.
– А чего вы, собственно, от меня хотите? – спросил полицейский, снимая фуражку и вытирая свой смуглый лоб.
– Арестуйте этого человека! За непристойное поведение!
– Ага, – произнес полицейский.
– Ну? – сказал фотограф.
Публика что-то бормотала. Юные красотки смотрели вдаль на чаек и океан.
– Я его знаю, – заговорил сержант, – этого человека возле стены. Его зовут Рикардо Рейес.
– Привет, Эстеван!
– Привет, Рикардо, – откликнулся сержант.
Они помахали друг другу.
– Я не вижу, чтобы он делал что-нибудь, – сказал сержант.
– То есть как это? – вскричал фотограф. – Он же голый, в чем мать родила. Это безнравственно!
– Этот человек ничего безнравственного не делает. Стоит, и все, – возразил полицейский. – Если бы он делал что-нибудь, на что глядеть невыносимо, я бы тотчас вмешался. Но ведь он всего-навсего стоит у стены, совершенно неподвижно, в этом ничего противозаконного нет.
– Он же голый, голый! – кричал фотограф.
– Не понимаю. – Полицейский удивленно моргал.
– Голым ходить не принято – только и всего!
