Владимир Медведев - «Если», 2000 № 01
— Все, что ты пожелаешь.
— Проводи Кормака и короля за Темную Реку.
— Исполню.
— Прощай, Гильгамеш.
— Прощай, моя мать. — Нагнувшись, он поцеловал ее в лоб, потом сошел с тронного возвышения и остановился перед Кормаком. — Попрощайся с друзьями. Ты возвращаешься домой, деревенщина.
— Мы проводим тебя, — сказал Викторин.
— Нет, — возразил Кормак, пожимая его руку. — Вам надо идти вперед, да сопутствуют вам ваши боги.
Викторин поклонился и подошел к Мэдлину.
— Пойдем с нами, — предложил он. — Быть может, Альбайн прав… и все-таки… рай существует.
— Нет! — крикнул Мэдлин, пятясь от него. — Я вернусь в мир! Вернусь!
Он повернулся и, спотыкаясь, вышел из залы в Пустоту.
Кормак склонился перед Горойен.
— Благодарю тебя, госпожа. Больше мне сказать нечего.
Она не ответила, и он, взяв Утера за руку, повел его из зала, следуя за высокой фигурой закованного в доспехи Гильгамеша.
Весь долгий путь Гильгамеш не сказал ни слова. Глаза его были устремлены вдаль, мысли оставались тайной. Страх Кормака все рос, по мере того, как монета на его ладони становилась темнее, плотнее.
Наконец они добрались до реки и увидели барку у разрушенного причала. Чудовище в ней, завидев Кормака, встало, и его красные глаза блеснули злорадным торжеством.
Гильгамеш шагнул к барке, протягивая меч перед собой. Чудовище словно бы улыбнулось и раскинуло руки, подставляя грудь. Меч погрузился в нее, и чудовище исчезло. Кормак спустил короля в утлое суденышко, потом спустился сам вместе с Гильгамешем.
— Почему он не сопротивлялся?
Гильгамеш снял шлем и бросил его в воду. Потом совлек с себя доспехи и швырнул туда же, взял шест, направил барку поперек реки и прижал ее к противоположному берегу.
Кормак помог Утеру выбраться из барки. Перед ними зиял вход в туннель, и Кормак обернулся.
— Ты пойдешь с нами?
Гильгамеш негромко засмеялся.
— Пойти с вами? Перевозчик не может покинуть свою лодку.
— Не понимаю.
— Когда-нибудь поймешь, деревенщина. На Реке всегда должен быть Перевозчик. Но мы еще встретимся.
Кормак взял короля за руку и начал подниматься по крутому склону к туннелю. Высоко над ними мерцал свет, словно отблески дальнего костра.
Кормак проснулся от ноющей боли в спине и мучительного голода. Он застонал и услышал женский голос:
— Хвала Господу!
Он лежал на чем-то твердом и при попытке пошевельнуться обнаружил, что тело словно окостенело, руки и ноги затекли. Над его головой стропила поддерживали высокую кровлю.
— Лежи-л ежи, юноша!
Он не послушался и принудил себя сесть. Женщина поддержала принца за локоть и принялась растирать ему спину. Рядом с ним лежал Кровавый король в полном вооружении. Его огненно-рыжие волосы отрасли, и у корней и на висках проглядывала седина.
— Он жив? — спросил Кормак, беря короля за руку.
— Жив. Успокойся.
— Успокоиться? Мы только что вышли из ада!
Дверь напротив него отворилась, и вошла женщина в белом одеянии. Глаза Кормака широко раскрылись: он узнал в ней мать, оставившую своего ребенка в пещере Сол Инвиктус.
СВОЮ мать.
В нем забушевали чувства, и каждое стремилось взять верх: гнев, изумление, любовь, печаль. Ее лицо все еще было прекрасным, в глазах стояли слезы. Она протянула к нему руки, и он обнял ее, притянул к себе.
— Мой сын, — прошептала она. — Мой сын. Мы поговорим немного погодя. Так много надо сказать… объяснить…
— Ничего не нужно объяснять. Я знаю, что произошло в пещере… и прежде. Мне больно, что жизнь принесла тебе столько страданий.
Кормак почувствовал, как ему в спину повеяло холодом, и услышал шаги нескольких человек. Оглянувшись, он увидел молодого рыцаря со светлыми, коротко остриженными волосами и двух стариков — высокого, чьи длинные седые волосы были заплетены в косу по обычаю южных племен, и щуплого, который шел, заметно прихрамывая. Они остановились и поклонились Кормаку.
— Добро пожаловать, — сказал старик с косой. — Я Гвалчмай, а это Прасамаккус и Урс, который называет себя Галеадом.
— Кормак Даймонссон.
Прасамаккус покачал головой.
— Ты сын Утера, верховного короля Британии. И наша надежда на будущее.
— Не возлагайте на меня надежд, — сказал он. — Когда все кончится, я вернусь в Каледонские горы. Здесь мне делать нечего.
— Но ты же рожден стать королем, — возразил Гвалчмай. — И другого наследника нет.
Кормак улыбнулся.
— Я родился в пещере, меня вырастил однорукий сакс, который знал о благородстве больше всех, кого мне довелось встретить с тех пор. Я не хочу быть наследником Кровавого короля. Я убивал людей и сражал демонов; я отправлял души во мрак и прошел через Пустоту. Этого достаточно.
— Ты должен всегда оставаться самим собой, принц Кормак. Ты упомянул Пустоту. Расскажи нам о короле, — обратился к нему Прасамаккус.
— Я привел его назад… Много вам будет от этого толку!
— О чем ты? — спросил Гвалчмай.
— Его разум…
— Довольно! — остановила их Лейта. — Король вернется. Он человек железной силы. А теперь все вы оставьте нас.
Несколько часов Лейта сидела рядом с королем, поглаживая его лоб или держа за руку.
Утер пошевелился. Вновь он прошептал два своих слова. И опять. И опять.
— Что ты хочешь сказать мне? — спросила она, но его глаза смотрели в никуда. Позади прозвучали шаги, и на лицо короля упала тень Галеада.
— Он все время повторяет «не знаю». Что это, чего он не знает, Галеад?
— Его пытали, чтобы найти Меч, и, думаю, он не знает, где он спрятан. Я видел во сне его последний бой. Он подбросил Меч высоко в воздух и выкрикнул имя.
— Чье имя?
— Твое, госпожа.
— Мое? Так где же Меч?
— Я много над этим размышлял, — сказал Галеад, — и мне кажется, я знаю ответ. Послать Меч тебе Утер не мог, он ведь думал, что ты умерла. Когда Пендаррик явился мне, он говорил загадками, но на самом деле слова его достаточно ясны. Он говорил о добре и зле, и я думал, что он подразумевал Вотана. Он сказал, что я должен распознать подлинного врага, и тогда пойму, как сражаться с ним.
— И кто же подлинный враг?
— Ненависть — вот враг. Когда я увидел сожженную сакскую деревню, я возненавидел готов. И казалось такой безделицей найти Лекки и взять ее с собой. Но я смог привезти ее сюда, и она познакомилась с тобой. Эта встреча растопила твое сердце, позволила преодолеть горечь. И теперь, как и должно, ты здесь с тем, кого любишь. И это ключ.
— Теперь и ты изъясняешься загадками Пендаррика.
— Нет, госпожа. Утер не послал Меч мертвой Лейте. Он послал его своей любви, думая, что Меч никуда не пропадет, и никакой враг его не отыщет.
— Что ты такое говоришь?
— Меч ждет, госпожа. Я не мог бы прийти к Моргане, владычице Острова, но только к женщине, которой принадлежит любовь короля.
Королева глубоко вздохнула и подняла руку, раскрыв пальцы. Их окружило пылающее сияние, словно по зале прокатилось эхо огня. Галеад заслонил глаза, потому что свет становился ослепительным, выливался из окон к двери, рвался вверх сквозь отверстие в кровле.
Прасамаккус увидел сияние через дверь своей хижины, услышал крики сестер, столпившихся перед круглым домом. Спотыкаясь, он выбрался наружу и увидел, что из дома вырываются столпы огня. Страшась за жизнь короля, он захромал туда, заслоняя локтем глаза. Его нагнали Гвалчмай и Кормак.
На дамбе в благоговейном молчании стояли ветераны Девятого, глядя, как ширится свет, затопляя золотом Остров Хрусталя.
В пятидесяти милях оттуда в Виндокладии готы тоже увидели это чудо, и сам Вотан, выйдя из шатра, стоял на безлюдном склоне холма и смотрел на пылающий свет, опаляющий небо.
А в круглой зале ослепленная блеском Лейта подняла руку и почувствовала, как ее пальцы сжали рукоять великого Меча. Медленно она опустила руку с ним, и свет померк. В дверях Прасамаккус и Гвалчмай упали на колени.
— Он послал его своей любви, — прошептала Лейта, и слезы хлынули из ее глаз, когда она положила Меч рядом с королем и сомкнула его пальцы на рукояти. — Меч у меня, — сказала она, — а теперь я должна найти своего короля. Посиди со мной, Галеад.
Голова ее поникла, глаза закрылись, и ее дух унесся в край снов с могучими деревьями и гордыми горами. На берегу озера сидел юноша с белокурыми волосами и кротким лицом.
— Туро, — сказала она. Мальчик поднял голову и улыбнулся.
— Я так надеялся, что ты придешь, — сказал он. — Тут такая красота! Я никогда отсюда не уйду.
Она села рядом с ним и взяла его за руку.
— Я люблю тебя, — сказала она. — И всегда любила.
Приподняв лицо, она поцеловала его ласково, нежно. Его руки свободно гладили ее тело. Они легли на траву и слились воедино.
