Тесс Герритсен - Химера
Он вдруг замолчал. Это была самая длинная речь, какую Джек от него слышал. Так открыто Гордон еще никогда не говорил о своих чувствах. И все же ничего из сказанного не удивило Джека. Он думал о том, сколько всего любит в Эмме. «Да и какой мужчина ее не полюбит? – размышлял он. – Даже Гордон Оби не устоял».
Джек включил зажигание, и, когда «дворники» разогнали пелену тумана, ветровое стекло вновь стало прозрачным. Было уже пять часов: обратно в Хьюстон придется лететь в темноте. Он выехал с места парковки и двинулся к выезду.
Они еще не покинули парковку, когда Гордон воскликнул:
– Что за черт!
Увидев черный седан, который на полной скорости выскочил на них из тумана, Джек ударил по тормозам. Затем на парковку с визгом въехала другая машина, ее занесло, и она остановилась, передним бампером уткнувшись в бампер их машины. Из автомобилей вышли четверо мужчин.
Джек замер, когда дверь с его стороны резко распахнулась и чей-то голос скомандовал:
– Джентльмены, пожалуйста, выйдите из машины. Оба.
– Зачем?
– Немедленно выходите из машины.
– У меня такое чувство, что спорить с ними бесполезно, – тихо заметил Гордон.
Мужчины нехотя выбрались из машины; быстро обыскав их, незнакомцы отобрали у них бумажники.
– С вами хотят поговорить. Садитесь на заднее сиденье.
Мужчина указал на одну из черных машин.
Джек оглядел четверых мужчин, следивших за ними. В подобной ситуации сопротивляться бесполезно. Джек и Гордон подошли к черной машине и забрались на заднее сиденье.
Впереди сидел мужчина. Они видели только его затылок и плечи. У него были густые седеющие волосы, зачесанные назад, и серый костюм. Его окно быстро открылось, и ему передали два конфискованных бумажника. Он снова поднял тонированное стекло, защищаясь от любопытных глаз. Несколько минут он изучал содержимое бумажников. Затем обернулся к своим гостям на заднем сиденье. У него были темные, почти обсидиановые, глаза, в которых почему-то ничего не отражалось. Две черные дыры будто бы просто поглощали свет. Он швырнул бумажники Джеку на колени.
– Господа, далековато вы уехали от Хьюстона.
– Может, просто не туда свернули в Эль-Пасо, – предположил Джек.
– Что здесь нужно НАСА?
– Мы хотели узнать, что было в тех клеточных культурах, которые вы послали на станцию.
– Сюда уже заезжали сотрудники ВИМИИЗа. Они все вынесли. Исследовательский архив доктора Кёниг, ее компьютеры. Если у вас есть какие-то вопросы, лучше спросить у них.
– ВИМИИЗ не хочет разговаривать с нами.
– Это ваша проблема, а не моя.
– Хелен Кёниг работала на вас, доктор Габриэль. Разве вы не знаете, что происходит в ваших лабораториях?
По выражению лица этого человека Джек понял, что угадал. Это был основатель «СиСайенс». Палмер Габриэль. Человек с глазами, не отражавшими света, вряд ли походил на архангела.
– На меня работают сотни ученых, – ответил Габриэль. – У меня лаборатории в Массачусетсе и Флориде. Я не могу знать обо всем, что в них происходит. А также не могу нести ответственность за преступления, которые совершают мои сотрудники.
– Это не просто преступление. Это биоинженерная Химера – организм, который погубил целый экипаж шаттла. И его следы ведут в вашу лабораторию.
– Мои исследователи руководят своими собственными проектами. Я не вмешиваюсь. Я сам ученый, доктор Маккаллум, и знаю, что исследователям лучше работается, когда им предоставляют полную независимость. Возможность утолить свое любопытство. Чем бы ни занималась Хелен, это ее дело.
– Почему археоны? Что она надеялась найти?
Габриэль отвернулся, и они снова видели только его затылок с волной серебристо-седых волос.
– Знания всегда полезны. Сначала мы можем не осознать их ценность. Например, зачем нужны сведения о репродуктивных особенностях голожаберных моллюсков? Затем мы узнаем о тех ценных гормонах, которые можно получить из этих скромных голожаберных моллюсков. И вдруг их размножение становится невероятно важным.
– И что же такого важного в археонах?
– В этом-то и вопрос, верно? Этим мы здесь и занимаемся. Изучаем организм и узнаем, чем он может быть полезен. – Габриэль указал на здание лаборатории, скрытое туманом. – Вы заметили, что оно у моря? Все мои здания находятся у моря. Это моя «золотая жила». Здесь я ищу новое лекарство от рака, очередной чудесный препарат. Логично искать его в море, потому что и мы оттуда вышли. Это место нашего рождения. Вся жизнь вышла из моря.
– Вы не ответили на вопрос. Есть ли у археонов коммерческая ценность?
– Это нам предстоит узнать.
– Тогда зачем посылать их в космос? Доктор Кёниг что-то обнаружила во время полетов на Кей-Си-235? Тут есть какая-то связь с невесомостью?
Габриэль опустил окно и сделал знак своим людям. Задние двери распахнулись.
– Выйдите из машины, пожалуйста.
– Стойте, – сказал Джек. – Где Хелен Кёниг?
– Я не разговаривал с ней с тех пор, как она уволилась.
– Почему она приказала сжечь клеточные культуры?
Джека и Гордона вытащили из салона и повели к машине, которую они взяли напрокат.
– Чего она боялась? – крикнул Джек.
Габриэль не ответил. Окно машины закрылось, и лицо ученого скрылось за тонированным стеклом.
23
Лютер выпустил оставшийся воздух из шлюзового модуля и распахнул люк, ведущий в открытый космос.
– Я пойду первым, – сказал он. – Двигайся медленно. В первый раз всегда страшно.
Под впечатлением от разверзнувшейся впереди пустоты Эмма в панике ухватилась за край люка. Она знала: это обычное ощущение и оно пройдет. Минутная паника сковывает почти любого, кто впервые выходит в космос. Разум с трудом воспринимает безграничность пространства, отсутствие верха и низа. Миллионы лет эволюции вселили в человеческий разум страх падения, и именно его Эмма теперь пыталась преодолеть. Все инстинкты говорили ей: если разжать руки и выбраться из люка, ее ждет бесконечное падение. Рациональной частью своего разума она понимала, что этого не произойдет. Эмма была привязана к шлюзу специальным фалом. Если он порвется, она сможет воспользоваться реактивным ранцем, чтобы вернуться к станции. Катастрофа может произойти, только если случится целая серия не зависящих друг от друга неприятностей.
«Однако именно это и произошло на станции», – подумала она. Одна случайность за другой. Для них станция стала космическим «Титаником». Эмма не могла отделаться от дурного предчувствия. Им уже пришлось нарушить протокол. Вместо того чтобы, как обычно, расположиться на ночлег и понизить давление воздуха, они провели в шлюзе лишь четыре часа. Теоретически этого было достаточно, чтобы предупредить кессонную болезнь, но любое изменение в обычном течении процедуры добавляло очередной риск.
Она сделала несколько глубоких вдохов и почувствовала, что ужас начал отступать.
– Как дела? – услышала она по переговорному устройству голос Лютера.
– Я только… на минутку залюбовалась видом, – ответила она.
– Проблемы?
– Нет. Все в порядке.
Она разжала руки и выплыла из люка.
«Диана умирает».
Григгс с растущей горечью смотрел на монитор кабельного телевидения станции, показывающий, как Лютер и Эмма работают в открытом космосе. «Трутни, – подумал он. – Послушные роботы, по первому зову готовые выполнять команды Хьюстона». Он тоже много лет был трутнем. Только теперь он понял, где его место в этом огромном механизме. Все они – продукты одноразового использования. Заменяемые единицы на орбите, чья настоящая функция состоит в обслуживании прекрасного оборудования НАСА. «Возможно, мы все передохнем, но все равно берем под козырек и делаем так, чтобы на этой гребаной станции все было в порядке».
Они могут снять его со счетов. НАСА предало его, предало их всех. Пускай Уотсон и Эймс изображают из себя образцовых солдатиков, с него хватит.
Его заботит только Диана.
Григгс выплыл из жилого модуля и направился к российской части станции. Скользнув под пленку, закрывавшую люк, он оказался в российском рабочем модуле. Он не стал надевать маску и очки; что это изменит? Они все умрут.
Диана была привязана к медицинской кушетке. Ее глаза воспалились, веки опухли. Ее живот, когда-то такой плоский и твердый, теперь раздулся. «Там – яйца», – подумал Григгс. Он представил, как они растут в ее теле, распространяясь под бледным покровом ее кожи.
Он нежно дотронулся до ее щеки. Диана открыла свои испещренные кровавыми прожилками глаза и попыталась сфокусироваться на его лице.
– Это я, – прошептал он.
И увидел, что она пытается освободить руку из ремня, сдерживавшего ее запястье. Григгс сжал ее пальцы в своих:
– Не шевели рукой, Диана. Там капельница.
– Я не вижу тебя. – Она всхлипнула. – Я ничего не вижу.
– Я здесь. Я с тобой.
– Я не хочу так умирать.
