Константин Брендючков - Последний ангел
Олегу Петровичу просто невозможно было оторваться от своего дела, он спешил к нему с завода каждый раз, как на праздник, и, перекусив наскоро, вновь и вновь размечал панели, крепил детали, пропаивал соединения и испытывал узлы. Сколько одних только транзисторов «угробил» при этих испытаниях! Жизнь — он понимал это — заузилась для него в тоненькую струйку, над которой курился и перевивался тоненьким жгутиком пахучий канифольный дымок от паяльника.
— У тебя не продохнешь, как хоть ты сам терпишь? Идем сейчас же в парк, я купила билеты на эстраду, — приводил его в себя голос Афины Павловны. И она немедленно брала его руку и считала пульс. Отговаривать ее было невозможно, она действовала из хороших побуждений, и Олег Петрович послушно шел с ней в парк или на реку, или в кино, а сам продолжал думать, как лучше заложить в лексическую память машины словарь русских слов, где достать список русских имен и как перемотать трансформатор, чтобы подпитать интегрирующее устройство.
— Мне начинает казаться, что около меня движется робот, — сказала Афина Павловна в фойе театра, куда она затащила Олега Петровича на спектакль. Задавшись целью тормошить его, она ослабила свою конспирацию и уже не стеснялась показываться с ним вместе в людных местах. Это была с ее стороны жертва, Олег Петрович понимал это и не сердился на ее неугомонность. Зато сердилась она, когда он прерывал ее щебетание иной раз совсем неуместным техническим вопросом:
— Где бы достать тиристор, как ты думаешь, Финочка?
— Клизму тебе, а не тиристор! — вспыхивала она. — Ты, оказывается, совсем меня не слушал!
Лето уже шло к концу, Афина Павловна начала поговаривать об отпуске, а Олег Петрович переключился на монтаж подготовленных узлов в новом корпусе заводской ЭВМ и задерживался в аппаратной допоздна.
В эту пору Олегу Петровичу понадобился материал для узла накопления зримых образов. Пейзажей и всяких строений он уже набрал достаточно, просто закупил в книжном магазине несколько пачек видовых открыток, теперь была очередь за портретными изображениями, которых требовалось еще больше, — ведь он же намеревался моделировать ни мало ни много общество миниатюрного государства! Можно было, конечно, обратиться в фотоателье, но пришлось бы объяснять, зачем ему понадобилось «скупать мертвые души», а это выглядело бы подозрительно в любом случае. Тысячи и тысячи лиц нужны были Олегу Петровичу, а где их взять? Правда, это — не такая уж неразрешимая проблема, но и ее одиночке сразу не решить.
Как это нередко случается, выход был, что называется, перед носом.
— Тебе абсолютно необходимо отдохнуть, посмотри, на что ты стал похож! — настаивала Афина Павловна.
— Ладно, Фина, — пообещал он, — на днях схожу в поликлинику.
Обещать-то обещал, но как подумал об очередях, процедурах, регистрации, так и оторопь взяла: канительно — с одного мимолетного осмотра врач ничего не установит, придется «наведываться», а то еще и положат для лучшего обследования, сколько времени пропадет!
«К Кузьме Кузьмичу надо съездить, вот что! — решил Олег Петрович и тут же вспомнил, что тот издавна занимается фотографией. — Вряд ли он хранит все негативы, но все же у него должен быть немалый склад пленок. За один раз два дела и сделаю».
Ну, а к Кузьме Кузьмичу только попадись в руки! Он сразу же начал вертеть Олега Петровича и так и эдак, простукивать, ощупывать, прослушивать и даже настоял на снятии электрокардиограммы.
— Зато уж фотоснимочков я вам дам таких, что пальчики оближете, соблазнял он. — И берите их сколько хотите, хоть все забирайте, только ведь отпечатки я давно уничтожил, остались лишь негативные пленки.
Олег Петрович объяснил, что для его целей это безразлично.
— Тем лучше. А теперь, друг мой, идемте в больницу. И без разговоров, пожалуйста…
— Нет, дорогуша, — заявил он, просмотрев полученную кардиограмму, — вас непременно надо класть на серьезное обследование. Я видывал за свою практику всякое, но не могу разобраться, в чем дело у вас. Прекрасная форма кривых, и при этом — сто двадцать пять ударов в минуту в спокойном состоянии, — это же уникальный случай! Уж не сказывается ли на вашем сердце влияние установок пришельцев? Или переутомились: ведь вы писали, как вы работаете с конструкторами, не изматывает ли это вас?
На обследование Олег Петрович все же не согласился, вырвался от Кузьмы Кузьмича, вновь прибегнув к психологическому давлению, но запугивания доктора не остались безрезультатными:
«Вот управлюсь с планом отдела, закончу первую очередь „Шехерезады“, получу хоть какие-то признаки нового в ее работе, тогда придется, пожалуй, согласиться и на обследование, а временно с отделом Погорельский справится», — решил он. И он дождался этих результатов.
Ему много раз случалось переживать радость при виде первых оборотов сконструированных им машин, тех самых, которые, зародившись в его голове, в дальнейшем обрисовывались прихотливыми линиями чертежей на его кульмане и затем воплощались в сталь, бронзу, пластмассу, впервые взглядывали на мир очами приборов и начинали дышать, существовать и работать. Ему ли было не знать непередаваемого трепета, охватывающего созидателя машины, когда он первый раз коснется включающего рычажка или кнопки! Что произойдет вслед за этим? Пойдет ли машина предназначенным ходом, послушно и легко или заартачится, «свернет шею» какой-то детали, заскрежещет, заклинится, брызнет огнями короткого замыкания и встанет? А то пойдет вразнос, успей только остановить? И потом придется долго и канительно «доводить» свое детище «до ума», переделывать узлы, подгонять детали, перестраивать режим.
Всякое бывало, и всегда пуск и наладка созданного образца оставались самыми острыми переживаниями конструктора, самыми памятными во всей его работе, в его жизни.
На этот раз переживания были еще острее — испытывалась не просто новая конструкция, а нечто, привнесенное извне, и неизвестно, как она еще проявится. И Луна, и ангел тут были, кажется, уже ни при чем, первая очередь их подсказки подверглась уже его материальному воплощению, его обработке и готова была начать действовать независимо от посторонних сил.
Последний раз проследив только что законченные соединения, Олег Петрович, сдерживая нетерпение, прибрался в аппаратной, сел перед пультом, надел шлем, вздохнул и нажал кнопку «пуск».
Наискось мелькнули перед глазами знакомые огоньки его мыслей и тут же пропали, словно схваченные машиной, которая сложила из них некий образ, видимый сквозь побледневший пульт и стену за ним, как бы в пустом пространстве. В следующие секунды окружающее растаяло в белесой мгле, а неясный вначале образ окреп, приобрел объем и цвета и двинулся к Олегу Петровичу в виде обнаженного до пояса человека могучего сложения с мужественным лицом, обрамленным окладистой курчавой бородой.
