Алексей Калугин - Деграданс
– Виктор Шивцов работал с косным материалом. Вы сами так говорили. А вы, Алекс, работали с самим Виктором Шивцовым – это другой порядок! Поздравьте нас, мы работаем с Александром Калининым!
– Поздравляю.
– Мы гордимся своей работой.
– А пилоты? Они гордятся вами?
– Им запрещено выходить в салон.
– Но они выполняют наши просьбы?
– Конечно.
– Добровольно?
– Какая разница, Алекс?
– Если вдуматься, разницу можно найти даже двумя совершенно одинаковыми дурами.
– Это надо запомнить.
Марта счастливо улыбнулась.
– Мы пишем каждое ваше слово, Алекс. Каждый жест. Каждое движение. Если вы обмочитесь, Алекс, это увидят миллионы телезрителей. Миллиарды ваших поклонников это увидят! И увидят разницу… – она покраснела. – И может поймут, что первым трэш-реалистом все-таки был Виктор Шивцов.
– Он работал по моим указаниям.
– А вы помните, Алекс, что он повторял время от времени?
– Конечно, помню, – Калинин медленно допил коньяк. Стало еще легче. В конечном счете он плевал на девчонок и на самолет. На такой высоте у всех равное положение, форы ни у кого нет, этого они не учли, такие милые сучки. На такой высоте ни у кого не может быть преимущества. – Кто-то должен ответить… Кто-то обязательно ответит за все… Ты ведь об этом, Марта? Виктор Шивцов часто повторял эти слова. Но никаких идей у него не было.
– Алекс!
– Что, девочка?
– Разве ты не понял?
– Ну что еще там? Не тяни.
– Это и была идея первого трэш-реалиста!
– Марта, ты начинаешь меня злить. Первым трэш-реалистом был и остаюсь я.
– Разве можно быть в чем-то уверенным, Алекс? Вы сами говорили об этом. Нашу жизнь убивает безответственность журналистов… – Она подмигнула и покраснела. – Нашу жизнь ломает жадность политиков, тайком вкладывающих деньги в акции трэш-реалистов… – Щеки Марты горели. – Именно это хотел подчеркнуть Виктор Шивцов своими никем не понятыми словами. Мы, – она оглянулась на Кандализу Райс, – ученицы Виктора Шивцова, Алекс. Конечно, мы многому научились и у вас, но великих делает непосредственность, а вы слишком умны для этого.
Марта еще сильней покраснела:
– Простите, но вы дерьмо.
– Зато самой высокой пробы.
– Как это? – удивилась Марта.
– Безответственность журналистов… Жадность политиков…
Калинин закурил и презрительно поморщился:
– А глупость обывательниц?
Выпустил дым:
– Почему вы не вспомнили о глупости обывательниц, Марта? Вы ведь пока всего лишь неопытные ученицы…
Он криво ухмыльнулся и плеснул коньяка в бокал:
– А мир изначально был создан из дерьма, это вы должны знать. У вас красивые груди, ничего не скажешь. У вас бедра высшего класса. И губы, и руки. Вы обе идеально сложены, но точно так же набиты дерьмом, как я, как наши пилоты, как эта овца, с которой вы стащили одежду. Все в мире – дерьмо, вот почему так приятно создавать из него золото…
Он выпустил нежный клуб дыма:
– В отличие от вас, я умею создавать из дерьма золото. Я не алхимик, но я этому научился. А Виктор Шивцов, которым ты, Марта, меня уже достала, ушел из этого мира, ничего не изменив в нем. Это я научился превращать стоны в золото. Я даже такое дерьмо, как вы, могу превратить в сверкающие самоцветы.
– Вы говорите о нас?
– А чем вы отличаетесь от других дилетантов?
– Да хотя бы тем, Алекс, – улыбнулась черная стюардесса, – что это мы можем гонять вас шокером по салону.
– Послушай, девочка, – Калинин выпил и посмотрел на черную стюардессу. – Ты мне кое-кого напоминаешь, но я хочу знать твое настоящее имя.
– Зачем?
– Мне так хочется.
– Слышишь, Марта, ему хочется.
– Ну так назови ему свое настоящее имя.
– Пожалуйста. – Она улыбнулась. – Гленда.
– Дерьмовое имя. Я так и знал.
Калинин с отвращением сплюнул:
– Я сразу понял, что вы любительницы.
– И зря вы так подумали, Алекс. Мы кое-что умеем. Может немного, но умеем. Мы решили восстановить истину и мы ее восстановим. Наверное в будущем наши имена будут писать в учебниках где-нибудь в сносках и самым мелким шрифтом, но из этих сносок можно будет узнать, что именно Марта и Гленда вернули миру славу первого трэш-реалиста. Вы можете гордиться нами, Алекс.
– Но ты подумай, Марта, – негромко засмеялся Калинин. От коньяка его тянуло в сон, но мочевой пузырь все сильней давал о себе знать. – Кого сейчас может интересовать застреленный пять лет назад мелкий террорист? Про него давно забыли. Помнят идею, помнят концепт, внесенный в мир мною. Именно мною. Идея акции, Марта, должна захватывать миллионы! Вот с чего начинается трэш-реализм. С миллионов! Запомните это.
Калинин вскинул руки над головой.
– Нашли чем пугать трэш-реалиста… Шокером… Да чем гаже я здесь обделаюсь, тем большее вызову восхищение. Подумайте, дуры, – расслабленно откинулся он на спинку кресла. – Много ли людей летает частными самолетами? А бьются эти самолеты постоянно. Кого это может зацепить? Не рыдаете же вы над информацией о жертвах дорожных происшествий. Ну продадите вы пленку с записью того, как расправились с первым трэш-реалистом, подчеркиваю, с первым. С самым первым! Ну, покажете вы меня в ужасе и в дерьме. И что? Кусочек записи покажут в новостях, а потом вас найдут и порвут на клочья мои истинные последователи. А обо мне… – Он ухмыльнулся. – Обо мне снимут несметное количество самых невероятных фильмов. Потому что я легенда. Я – апокриф. Все работает на мой имидж. Ваша акция канонизирует меня. Никто не станет менять историю ради вашего маленького успеха. Вы начали с ошибки. Вы неверно выбрали место акции. Свихнувшийся террорист в центре мегаполиса – это одно, а спятившая красавица в частном самолете, это я о тебе, Марта, – совсем другое. В галерее «У Фабиана Григорьевича» мог оказаться любой человек. Доходит до тебя? Шел человек мимо галереи и забежал. Может, в туалет, может, поглазеть на трупы. Из любого района, из любой области, черт побери, мог оказаться этот человек. И, опять же, любой там мог схватить пулю от снайпера или от террориста. А вы…
Калинин глянул в иллюминатор.
– Ну сама подумай, Марта, кому интересна история о пропавшем с экранов локаторов маленьком частном самолете? Если я исчезну… вместе с вами… помнить будут меня… Первый трэш-реалист исчезает в небе! В этом что-то есть… Но думать надо, думать! – заорал он. – Из-за того, что мы летим так далеко от мировых столиц, отсутствует внешнее напряжение…
Он засмеялся:
– Кто проводит меня в туалет?
Марта молча кивнула. Отступила на шаг.
