Михаил Харитонов - Факап
Борис тяжело задумался и в конце концов выдал несколько длинных непонятных фраз. Я попросил его сосредоточиться и повторить, чётко и ясно, каждый раз точно представляя, что именно он имеет в виду. Тот выполнил. В одном месте, правда, запнулся и стал говорить с начала. А я тем временем переговорил со своим маленьким треугольным другом. Настраивая его на то, чтобы он выключил то, о чём говорит человек перед нами, тем самым способом, о котором он говорит. Не нанося при этом его мозгу никакого вреда.
Лаксианский ключ задумался — впервые за всё время нашего знакомства. Я аж животом чувствовал, как он думает. А потом он понял, и я это тоже ощутил — что он понял.
И когда я дал ключу команду работать, лицо у Левина вдруг напряглось. Примерно как у человека, которому на плечи положили мешок с кирпичами. У нас в "трёшке" были такие упражнения на физподготовке. Кирпичи мало того что тяжёлые, так ещё и углами давят, больно, сука. А с ними нужно бежать на время, и это тоже не добавляет счастья.
Так вот, физиономия у него сделалась именно такая. Я даже испугался. А потом уже и очень сильно испугался. Потому что впечатление было, будто на него кладут мешок за мешком, и он сейчас под ними рухнет. Он в какой-то момент аж синий стал, я реально застремался, что вот сейчас будет ещё один труп на моей совести.
И вдруг лицо у него разгладилось. Совсем. И взгляд стал очень спокойным. Хотя нет, не спокойным. Счастливым. Нет, не счастливым. Умиротворённым. Это вроде как ближе, но не совсем то. Ну как же объяснить-то? А, вот. Как у человека, который что-то очень давно потерял, уже не рассчитывал найти и вдруг нашёл. Держит и чувствует, что без этого ему было плохо, а теперь всё в порядке. Как-то так, что-ли. Но вообще это так словами не расскажешь, это видеть надо.
Зато на экране ментоскопа всё замигало и стёрлось. И через пару секунд выскочило системное сообщение "Ошибка АА100F: потеря контака с сознанием пациента. Рекомендуется перезагрузка системы".
Тут-то до меня и дошло, как я лажанулся. Потому что я попросил лаксианский ключ снять все блокировки, какие есть в его сознании. Все, блин, какие есть. Включая подавление воли ментоскопом. И сейчас он грохнет ещё и этот шлем, а потом на меня кинется. Как иначе-то?
Ну естественно, я схватился за парализатор.
День 53
Уфф, холодно.
Чаша из пластыря всё-таки прогорела. Хорошо ещё я вовремя заметил. Потому что потушить горящий пиропатрон невозможно. Я и так жутко рисковал. Больше не хочу.
Вопрос обогрева я всё-таки решил. Частично. Разобрал тостер и вытащил из него нагревательные элементы. Они там слабенькие, но всё лучше, чем ничего. Закрепил их на раме и обклеил с обеих сторон пластырем. Запитал от трансформатора кофейного автомата, выставив по минимуму. Очень боялся, что перемкнёт. Нет, вроде не перемкнуло. Но греет так себе, с панелью никакого сравнения. Просто тёпленько.
Я эту штуку положил на стул, а сверху накидал тряпок, и теперь на всём этом сижу. Попа и ноги кое-как обогреваются, а до рук и лица тёплый воздух доходит по минимуму. Можно было бы форсировать, но боюсь, что всё-таки перемкнёт.
У меня технические познания на самом деле не очень. То есть матчасть я себе представляю — всякие там устройства, детали и их характеристики. Но это не совсем то, что мне сейчас нужно.
Ладно, как-нибудь перекантуюсь. Пока вроде пальцы шевелятся, и то хлеб. Хотя, конечно, решение временное, нужно что-то придумать.
Ну, продолжаю. Хотя нет, уже заканчиваю. Почти. Если, конечно, получится написать. Потому что момент очень уж стрёмный. Стрёмный и тёмный.
В общем, я схватился было за парализатор, но как-то растерялся. Потому что Левин не вскакивал, руками не махал, вообще ничего такого не делал. Он спокойно сидел и улыбался. Не скалился, не кривил губы — улыбался. По-доброму. Как счастливый человек, которому ровным счётом ничего не угрожает.
А потом он сказал — даже нет, выговорил, медленно так, будто слова на вкус пробовал:
— Не знаю, как у тебя это вышло, но... спасибо. Ты даже не представляешь, что ты сделал.
Я несколько оторопел. Потом спросил Левина, о чём это он.
— Понимаешь, — сообщил он тем же манером, — ты снял все барьеры в моей психике. Вообще все. В том числе так называемые естественные.
— И чего? — только и нашёлся я. Наверное, вид у меня был не самый умный. Во всяком случае, Борька снова разулыбался.
— И теперь я свободен, — наконец, снизошёл он. — Скорее всего, я первый освобождённый. В этом тысячелетии, по крайней мере.
Я и не стал делать вид, что понимаю. Просто сел напротив. Не забывая про парализатор. Похоже, я ему что-то в голове повредил.
— Нет, — сказал Левин, как будто мои мысли видел. — Ты не нанёс мне никакого вреда. Наоборот. Ты принёс мне огромную пользу. Просто ты не понимаешь.
— Почему это вдруг? — меня такое заявление как-то задело. — Объясни. Может, пойму.
Борис посмотрел на меня как-то странно. С сочувствием, что-ли. Нет, не так. С состраданием.
— Насколько я осознаю твои намерения, — говорить он стал быстрее, но так же ровно, — ты хотел убрать блоки, поставленные психокоррекцией. На самом деле блоки в сознании возможны потому, что само создание может ставить блоки. Оно это и делает. Постоянно. Начиная с воспоминаний о первых секундах жизни. И кончая, допустим, желаниями, которых мы боимся. Всё это блокируется. Поэтому наше сознание как бы разгорожено стенками. Эту систему стенок мы и называем нашим "я". Мы и есть наша тюрьма. А её фундамент — тот барьер, который отделяет нашу сущность от основы существования... — и тут он замолчал. Весомо так замолчал. Со значением. Дескать, дальше всё.
— И как без стенок? — ничего умнее мне в голову не пришло.
Левин посмотрел на меня и тихо засмеялся.
— Это очень хорошо, — наконец, сказал он. — Это даже слишком хорошо. Так не бывает. Во всяком случае, здесь. Поэтому меня скоро здесь не будет. Оперирующий тэтан является причиной над жизнью. И на пути к развоплощению уничтожает постулированные им формы. Скоро я уйду туда, где их нет.
Что такое "тэтан", я не врубился, а вот насчёт "уйду" у меня были другие планы. Так что я не стал гадать, что да как, а включил парализатор.
То есть я так подумал, что я его включил. Вот только на Левина это не произвело ни малейшего впечатления. Как сидел, так и сидел.
И тут до меня дошло, что на самом деле ничего не сделал. Даже рукой не двинул. Не знаю, как так вышло. Но тут же мне стало ясно — что бы я не делал, будет то же самое. Мне покажется, что я делаю, а на самом деле ничего. Не знаю, как я это понял, но понял, что называется, очень определённо. Пузом, что называется, почуял. Как с лаксианским ключом. Только ещё яснее.
