Маркоша - Пазл
Другая, затаившаяся где-то в подсознании мысль уже давно, с самого первого этажа сверлила ему мозги и ни на минуту не давала забыть о себе - быть может, кому-то просто стало скучно, кто-то просто захотел с ним пообщаться, хотя бы даже так, как с ним общается музей? Посмотрев на окружающий его имперский интерьер, Баклан вопросительно кивнул притихшему вдруг музею. Естественно, никто не ответил. А жаль!
Курить хотелось, он присел на скамейку у стены, достал сигареты, вздрогнул, когда недалеко в стене открылся небольшой люк и робот, похожий на того, который в кафе приносил заказ, принес пепельницу. Пепельница была вполне земная - маленькая тарелочка на коротеньких ножках, правда сделана опять же, как и все в этом городке, с любовью и талантом, с неброскими красивыми украшениями, удобно и функционально. Первая затяжка успокоила Баклана, он курил не торопясь, разглядывая стены и все, что его окружало. Где-то на дальнем экране, сквозь анфиладу залов с экспозициями -бутиками и вереницу арок-проемов увидел, как что-то горит. Багровые клубы дыма, огонь, низкочастотные вибрации за сотню метров долетали до него, заинтересованный он решил посмотреть, пропустив массу экспозиций, подошел к большому экрану, который почему-то был больше таких же в других залах. Планета, без морей и океанов, черно-серо-бурая, с атмосферой и полярными шапками, в нескольких местах клубы огня и дыма разносимого ветрами.
Над планетой несколько десятков кораблей. Они группировались на высоких орбитах, снижались, и делали несколько залпов по лежащей под ними тверди. Твердь пылала, горела, плавилась, скалы трескались и в огромные трещины устремлялись потоки багровой лавы. Планета беззвучно плакала.
Наверное, у всех цивилизаций корабли морские или космические делились на пять-шесть рангов, не более. Так было и здесь. Сейчас отстрелялись, наверное, эсминцы, и поднявшись выше, уступив место крейсерам, те, образовав одним им понятный строй, вероятно, боевой ордер своего флота, дали вначале пристрелочный залп, немного перестроились - командиры внесли поправки. Фиолетовые ромбы на их бортах похожие на орудийные порты, засветились ярче, корабли готовы к залпу.
Вдруг от поверхности планеты, из места наиболее всего пострадавшего от обстрела корабельной артиллерии, сквозь огонь и черно-багровый дым, потянулась, не спеша и как-то робко, фиолетовая искорка. Немного не долетев до орбиты ордера, она погасла, но из того места, где она исчезла, начала расходиться фиолетовая окружность. Корабли попытались уйти вверх, но фиолетовая волна догнала нескольких.
Не было взрывов и адского пламени аннигиляции, просто несколько могучих крейсеров превратились в облака обломков, в облака мусора, тут же исчезнувшего.
Флот поднялся выше и перестроился, готовясь то ли к бегству, то ли к решающему штурму.
Баклану стало любопытно, кто же подложил громадному флоту свинью. Покрутив знакомые по другим экранам верньеры, он присмотрелся к месту, откуда вылетел заряд, уничтоживший крейсера. Корабли тем временем начали палить по планете.
А от избежавших мести фиолетового поля отделились несколько то ли торпед, то ли бомб и понеслись к планете. Корабли вели беглый огонь, по тому месту, которое он пытался рассмотреть. Конечно, с расстояния намного больше того, с какого они перед этим расстреливали планету, результат был совсем другим. Но сейчас работали орудия главного калибра линкоров. На поверхности планеты был ад. Адское пламя, дым, стоял, как и положено в аду, режущий глаза запах серы (так казалось Баклану), все горело, сплошными потоками лилась лава, огромные куски тверди плавали в ней, и когда залп линкора попадал в твердь, куски скал подбрасывало вверх, они падали вниз поднимая огромные огненные волны, и эти жуткие волны сметали все. Некоторые залпы попадали в многотонные куски породы, подброшенные предыдущими выстрелами, порода мгновенно испарялась, огонь и ударные волны безумствовали над несчастной планетой.
Баклан заметил что-то искусственное. Странно, но с первого взгляда было понятно, что вот это ковчегообразное и сараеподобное было звездолетом, хотя и не боевым, но все же космическим кораблем.
Баклану стало понятно куда палит, как в копеечку, целая эскадра. Странно, но входной люк, больше напоминавший бронированную аппарель дредноута или подвесной мост старинной крепости, был открыт. Несмотря на универсальность законов аэродинамики, по внешнему виду корабля-ковчега, по некоторым деталям его корпуса видно, что он построен живыми существами, настолько отличающимися от людей или уже виденных Бакланом рас, насколько он сам отличался от кораблей на орбите. Броняшка на одном - единственном иллюминаторе была поднята, и внутри уютно горел неяркий свет.
Рядом с дверью было что-то написано, но дым и огонь мешали Баклану прочитать короткое слово. Когда в сплошном дыму случилась прореха, он прочитал надпись, - ФУНТ, но в тот же миг по скале, рядом с которой стоял ковчег ударили сразу несколько зарядов, её подбросило вверх и она рухнула, накрыв корабль. Баклан закричал.
Потом он не вспомнил бы, что кричал. Он брызгал слюной, рвал на себе волосы и бросался на стены. Он матерился, рычал как раненый зверь, бил по экрану.
Его свирепая, животная ярость не могла найти выход. Он орал - Фунт, Фунт, за что, КОЗЛЫ?! ДРАНЫЕ, ВОНЮЧИЕ КОЗЛЫ! И это было самым безобидным из того, что он изливал окружающим его стенам и совсем непричастному к происходящему на далекой планете музею. Багровый, весь в крупных каплях пота, соплях и слезах он стоял перед экраном проклятого телевизора. - Зачем, суки, зачем?
- Человека интересует судьба экипажа этого звездного ковчега? - это музей, правильным, хорошо поставленным дикторским голосом.
С ненавистью ко всему окружающему и ехидным сарказмом:
- Да, меня очень интересует судьба того из экипажа этого корабля, кого звали Фунт.
- Человека с планеты Земля по имени Алоиз Фунт?
Да, да, наверное, Алоиза, да Фунта!
А ведь он только сейчас узнал имя погибшего товарища!
Всё Фунт, да Фунт! А он же - Алоиз! И представил маленького и беззащитного, ставшего в последнее время таким родным, Фунта.
Музей не мог дышать, но именно на выдохе, с облегчением и тихо - Его спасли.
!!!
Баклан впервые в жизни почувствовал слова кожей, телом, как сильный порыв ветра, как сквозняк, как первые, большие и холодные капли ливня.
Радости и торжества не было.
Спина, живот и ладони, он весь покрылся липким и холодным потом, колени стали ватными, и он где стоял, там же и опустился на прохладный, полированный каменный пол. - Отходняк !
- Мне бы выпить, что ли, музей? Было это сказано таким жалостливым и канючливым голосом, что дрогнуло бы и каменное сердце.
