Джо Холдеман - Миры обетованные
Нужно заняться языком. Ирландцы – прекрасный народ, всех расцеловать готова, кроме дам-с – эдакие, цок-цок, подковки, попадающиеся на дорогах рыцарям и одаривающие каждого встречного-поперечного счастьем, и это леди? Я-то не сумею привлечь самцов-ирландцев их дурацкой песенкой про вечно хмельного весельчака-лудильщика. Пусть поет и пляшет тот, кто знает мотив.
А тебе, О’Хара, моя девочка, пора на покой. Ты так сегодня набралась! Прими таблетку и оставь в покое бутылку. Столкни Джеффа-козла в огород, то есть на пол. А лучше – пусть дрыхнет, улягся на него, крест-накрест, сверху.
2 января. …отмучились на обязательной, университетско-познавательной программе, потом Джефф уехал в Интерпол, в местное отделение пообщаться с коллегами. Их Интерпол – та же организация, что и ФБР в США – европейский эквивалент, но с добавкой в структуру ЦРУ, я полагаю. Виолетта спит и видит Францию. Куда я от неё денусь?
Дублин – Париж. В поезде трясло почти так же, как в шаттле.
Если не принимать во внимание языкового барьера, то Джон прав: Ирландия очень похожа по атмосфере, по духовному настрою людей на Ново-Йорк. Тихая, спокойная страна, где все относятся к тебе доброжелательно, даже по-дружески. Франция же, или по крайней мере Париж – напряжен, бурлит, движение на улицах: чем быстрей, тем лучше. Куда тут Нью-Йорку! Но я поняла: прежде Париж не был таким.
Мостик между Парижем и Дублином протянула Виолетта. У неё пристрастие ко всему темному, таинственному. Там, в Ирландии, она потянула нас в подземелье Сант-Мишан, здесь мы полезли в парижские катакомбы. Полное кино. Света нет. Могила на могиле. В ручку – по свечке, она входит в стоимость билета. Кости шести миллионов человек, у-у… Разве смерть не есть плевок в морду жизни?
Французская кухня изысканна, но рестораны дорогие. Мы последовали совету одного умного человека – в завтрак и ужин перебивались, и недурно, легкими закусками, хлебом, сыром, вином, а на ленч брали что-нибудь горячее. Когда погода позволяла, мы брали еду, шли в один из парков и устраивали посиделки «по-домашнему». Парки в снегу были прекрасны.
Сухое вино в Париже хуже, чем в Америке. Дело даже не в ценах – что мы могли себе позволить? Но хлеб, сыр… – это божественно! Я все думаю о девочке, которая выросла бы на парном молоке, на приличном сыре из этого молока, – интересно, как бы тогда я относилась к Америке? В Париже – сыры на сырах, сорт на сорте, из коровьего молока, из… Сотни и сотни сыров. Девочек, которые могли бы из…
Джефф обожествляет Париж. Тут страсть американца к Европе. Если у Джеффа ностальгия по временам ушедшим, чем я могу помочь? Месяц-другой подожду, но потом? Пусть тоскует один, с меня хватит.
Козел, возомнил о себе и о своем «факеле» невесть что. Я тихо-тихо сидела с ребятами, хороший и умный был разговор – выволок. Да, сегодня вечером. О’кей, я могла сказать ему «нет». Между прочим, я люблю, когда меня слушают, когда на меня смотрят. Кто я для Джеффа? Врач-целитель? Я себя чувствую с ним снова как с Чарли. Девочка – дай, будь раскованной, расслабься.
Ну, что я могу сделать, если он грустит по ней, по ним, по оставшимся в прошлом женщинам и временам? Всплеснуть руками? Всплесну, у него в паху подзарядный механизм. Проверила. Получила почту. Сразу несколько писем; от Джона, Дэниела, от Бенни. От Бенни – сумасбродная поэма, как будто не он писал.
3–4 января. Париж, Лион, Ницца.
5 января. Не могу оторвать взгляд от гор. Они окружили долину, высокие, и даже самая маленькая из них – выше и больше моего Пафоса. Пафос – просто сугроб по сравнению с любой из этих гор.
И сам город – ничего. Собственно, тот Гренобль, которым в прошлом веке гордилось человечество, был полностью разрушен. Он растаял, как тает при высокой температуре металл. Там были люди, деревья, лужайки – над ними ядерный гриб. Двадцать лет назад началось восстановление Гренобля. Сейчас он – словно «с иголочки», красавец. Все продумано, распланировано до сантиметра. Джон бы свихнулся, увидев Гренобль, – пеносталь, сложные смешанные конструкции. По архитектуре – изящнее, чем любой из проектов орбиты. И первый город на планете, в котором тебе не попадаются на каждом шагу соборы, церкви.
В восточной части города – мемориал. Круглое, как тарелка, озеро, затянутое черным стеклом. По слухам, вода до сих пор радиоактивна. А всего в долине погибло сто тысяч человек.
Ближе к полудню Джефф пригласил Виолетту покататься на лыжах. Они ушли; я было попыталась сама прикоснуться к высокому, то бишь к горным лыжам, но мне сказали, что для начинающих нет экипировки, её не держат – салаги катаются внизу. Конечно, я могла бы заказать все то, что требуется настоящему горнолыжнику. И до конца своих дней проваляться в гипсе. Клонексин, клонексин, даже ты тут не поможешь.
Вот так, милые. Посему я отправилась бродить по городу и вдосталь набродилась, а когда замерзла, прибилась к какому-то кафе, где и стала писать теплые письма. Дэниелу, Джону, Бенни. Даже мамочке черкнула посланьице.
В письмах Джону и Дэниелу о Джеффе и запятой не обмолвилась. Дэну могу запросто описывать ночи с Бенни, Дэн не будет ревновать. А Джеффа он бы вычислил, инстинкт земляного крота. Ха! Как будто я способна влюбиться в червя навозного – в копа!
6 января. Последний день во Франции. Слава Богу, вернулись в Париж. Что бы тут ни происходило, Париж есть Париж. Было холодно, солнечно, безветренно. Кое-кто решил, что погода не для прогулок. Виолетта с Мэнни целый день проторчали в Лувре – все же под крышей, в тепле, – мы с Джеффом дотемна шатались по улицам, от Монмартра добрели до геликоптерпорта, потом вернулись на набережную Сены, в пансион. Замерзли. Растирали друг другу ступни. У Джеффа они большие до безобразия. Моим не чета, славным.
А если серьезно, все эти прогулки идут мне на пользу. Брюки стали свободными в талии, зато бедра в штанах теперь – как влитые. Что со мной будет, когда вернусь на уровень гравитации 0,8? Разжирею? Стремительно, если срочно не займусь спортом, гандболом.
Мы с Джеффом купили в складчину компьютер-переводчик. Он переводит с четырех европейских языков. Словарный запас велик. Машина правильно спрягает и склоняет, но помимо этого создателям компьютера, увы, не удалось заложить в программу ни зернышка грамматики. Поэтому машина зачастую выдает прямо-таки анекдотические фразы. А в принципе все можно разобрать, при желании. Мы купили эту штуковину за полцены у одного англичанина в геликоптер-порту. Возможно, там же его и продадим, когда будем покидать Европу.
Столько впечатлений сегодня! Прежде чем описывать все то, что нам довелось увидеть, стоит развернуть карту Парижа…
