Михаил Сухоросов - Наемник
— Авиация, — на голубом глазу ответил Аллен.
— Мальчик шутит, — сообщил я Роджеру. — Знаешь, Аллен, я тоже люблю такой мягкий, беззлобный юмор. Только давай ты нам сначала на некоторые вопросы ответишь, а потом расслабимся и вволю пошутим.
— Да? — деланно изумился пилот. Я кивнул:
— Именно так, и никак иначе. Во-первых, с Чародеями лучше не ссориться, — я прикурил от пальцев. Как бы то ни было, наглядно подтвердить свои слова не помешает. — Во-вторых, Аллен, то, что я хочу узнать, меня очень интересует, а значит, рано или поздно я это узнаю. Тебя сюда давно забросили?
— Давно.
Я снова обернулся к Роджеру:
— Врет, и не краснеет! Родной, если ты не понял, повторяю: я Чародей. И вижу тебя насквозь, так что врать мне бессмысленно и опасно. Врать будешь своему начальнику. Так давно?
— Шесть дней, — неохотно ответил пилот.
— Вот это уже похоже на правду. Ты из Института?
— Нет.
Я вопросительно глянул на Роджера, тот кивнул:
— Институтские с собой документов не носят, тем более, солдатских книжек.
— Ладно. А сколько вас здесь было, Аллен?
— А это важно?
— Предположим, что не очень. Важней другое, — я вынул из погасшего очага кусок угля и несколькими штрихами набросал на стене лицо Дэна — грубовато, но узнаваемо. — Тебе знаком этот человек?
— А кто это? — очень натурально удивился Аллен.
— Начальство, парень, надо знать в лицо, — наставительно заметил Роджер.
— Какое?
— Тип, которого я изобразил, должен был командовать вашей группой. Это он?
— Допустим, — осторожно согласился пилот, я удовлетворенно кивнул и продолжил:
— Вы якобы случайно встретились с орденцами, ими командовал Магистр, ну, с серебряным обручем на лбу, небольшого роста, бородатый. Лет где-то тридцати пяти. Так?
— Допустим, — теперь Аллен явно начинает нервничать.
— А не показалось ли тебе, Аллен, что для средневекового Магистра он очень неплохо разбирается в современном автоматическом оружии? — это уже называется «стрельба по площадям», а еще проще — пальбой наугад, но по тому, как он отвел глаза, я понял — попал. А теперь надо развивать успех, не давая ему опомниться.
— А знаешь, откуда у меня такая информация?
— И откуда же? — спросил он безо всякого интереса.
— От тебя, Аллен.
Он так и подскочил:
— Как это — от меня? На пушку берете…
— Тихо, тихо… Я не шучу. Все это можно узнать от тебя, причем без всяких там грубых воздействий. И сей факт может очень заинтересовать некоторых личностей из офицерья. Они, понимаешь, не знают, что такое Чародеи.
— Шантаж? — усмехнулся пилот. Роджер одарил его дружеской улыбкой:
— Догадлив.
— Только мы еще не подошли к основной части, — я мягко улыбнулся. — Как ты понимаешь, Аллен, я могу у тебя узнать все что угодно.
— Почему ж не узнал?
Ну, сейчас он у меня ошалеет! Главное, побольше наукообразной ахинеи:
— Видишь ли, Аллен, у нас, Чародеев, есть такая особенность: мы умеем считывать информацию с человеческого мозга. Вот та, которую я получил, она, если можно так сказать, лежит на поверхности — как раз потому, что ты ее озабочен от меня скрыть. Ее я могу взять без труда, ничем не повредив тебе. Другое дело — то, что мы называем пассивной информацией, то, что для тебя вроде как само собой разумеется. Конечно, эти сведения я тоже могу получить, но эту информацию мне из твоего мозга придется выдирать со взломом естественных барьеров. Проще говоря — с мясом. Во-первых, это крайне неприятная и болезненная процедура для нас обоих, а во-вторых, она оставляет весьма серьезную остаточную деформацию. Доступно? — еще бы! Когда все термины на ходу изобретаешь… Но пилот живо заинтересовался:
— А что такое остаточная деформация?
— Как тебе сказать… Различные дефекты мышления и психики, нарушение работы мозга на уровне условных и безусловных рефлексов. Если упростить, после такой обработки ты будешь пускать слюни и ходить под себя. А меня такой вариант не устраивает.
— Почему? — криво усмехнулся он, я успокоил:
— Ну уж не из гуманности. Ты мне нужен будешь живым, в здравом уме и твердой памяти.
— Это еще зачем? — парнишка явно заподозрил какую-то гадость. Правильно он заподозрил…
— Затем, что ты меня подбросишь на своей машинке до Торианской границы. Это километров шестьсот-семьсот к западу.
— Еще чего? — нахмурился он, чуть подавшись назад на своем табурете. — Вот уж тут-то ты меня заставить не сможешь.
— А я и не буду тебя заставлять. Ты все сделаешь сам, добровольно. Потому что в противном случае мне придется обойтись с тобой довольно круто — например, закинуть в иную реальность.
— Это как?
— Это очень просто. Примерно так, — я рассчитано небрежным движением обездвижил его, погасил сигарету и подошел вплотную. Поднеся ладони к его вискам, я принялся налаживать контакт.
Да, тяжеловато. Орден обычно такими методами не пользуется — зачем? Тут главное — контакт нащупать… Парень отчаянно сопротивляется вторжению в мозг. Тем лучше… Когда узкий луч Силы заструился между ладоней, я закрыл глаза. Есть. Будет действовать. Суть в том, что я в мозгу снял кое-какие фильтры, растормозил самые дремучие уголки подсознания, выпустил на волю таящийся у него в голове первобытный ужас, плюс весь багаж страхов человека цивилизованного. Тут уж даже мне нелегко пришлось — как никак, мы находились в контакте, и все что чувствовал он, отчасти доставалось и мне. На редкость мерзостные и устрашающие образы, прямо картинки из фрейдистского кошмара. А уж что при этом видел и чувствовал Аллен, можно только догадываться.
Продержав контакт минуты полторы, я отвел ладони от его висков, вернулся к столу, разминая онемевшие пальцы, не глядя, толкнул Роджеру по столу свой стакан. Пилот сидел, уставившись в одну точку, губы его беззвучно шевелились, лицо посерело. Мать твою, неужто эта самая остаточная деформация все ж существует?
— Что с ним? — осведомился Роджер, подталкивая мне стакан.
— Сейчас отойти должен. Масса впечатлений, — голос мой прозвучал на удивление тускло. Выматывают такие упражнения… Я залпом опрокинул содержимое стакана себе в глотку, передернулся. В это время пилот, вроде, тоже начал подавать признаки жизни. Я повернулся к Роджеру:
— Ему тоже.
Роджер пожал плечами, но просьбу мою выполнил. Я всунул стакан в руку пилота:
— Выпей.
Он жадно присосался к стакану, разбавленный спирт тоненькими струйками стек по щекам и подбородку. Забрав стакан, я вставил ему в зубы зажженную сигарету, он глубоко затянулся, судорожно закашлялся, потом прохрипел:
