Александр Тюрин - Фюрер Нижнего Мира, или Сапоги Верховного Инки
В середине «литургии» состоялось подношение даров. Несколько охмуренных психотропной похлебкой человечков без особого волнения, даже с энтузиазмом, сунули свои головы в «детородный орган», то есть череп с зубами. Механизм сработал, дергающиеся тела были втянуты внутрь богини, брызнувшей кровью же был вымазан ее плодоносящий живот.
Затем несколько руководящих особ в плащах из голубиных перьев целовали и обнимали этот обагренный животик, приобщаясь к сверхъестественным силам. Начальники тоже трепыхались, но более радостно, как будто вступали в интимное общение с богиней. Соответственно, и избранницы, и жрецы распевали хвалебные гимны в адрес сластолюбивой и плодородной Кильи.
Во время всей церемонии я искал куда бы сунуться и обнаружил, наконец, статую полукрокодила-полугражданина, за которой можно было вполне схорониться. В конце, когда избранницы развернулись налево, чтобы очистить ярус, я юркнул в пыльную щель за этим скульптурным монстром.
Когда я покинул нишу, подземный храм был уже пуст и, наверное, заперт. Впрочем, я еще не размышлял о том, как придется выбираться наружу. Ведь меня ждала исследовательская работа.
Для начала пригодилась веревка с грузилом на конце, доселе обмотанная вокруг тела, — чтобы попасть в алтарную часть храма. Я набросил отяжеленный кончик на шею какого-то каменного изверга (с ожерельем из отрезанных пальцев на толстой шее) и переместился вниз.
Здесь ощущения переменились. Пространство словно было пронизано голубыми вибрирующими нитями, которые исходили из живота Кильи. Пронизывали они и меня. Во мне сразу активизировалось мужское начало. От взгляда на мировой древочлен оно еще только укрепилось. Я пошел, вернее потек вдоль этих легких, но ощутимых вибраций, которые тянули меня к Ней. И вскоре она уже не казалась такой дурнушкой. То есть, облик ее не изменился в лучшую сторону, но словно насытился другим содержанием. Я стал тем, для кого эта страшила выглядела прельстительной красавицей. Наступили желто-черные сумерки. Золотой свет соединился с мраком ночи в шкуре ягуара. Такова была суть Луны, которая и раньше представала передо мной в виде дамы-ягуарши.
Я обнял Ее и Она сделалась для меня слаще, чем и Нина, и Часка, и все прочие дамы вместе взятые. Весь этот четырехугольный мир сделался нашим домом свиданий. Комок огненных мужских вибраций вошел в ее зыбкое прохладное тело, полное женского трепета. Все это имело глобальное значение. Благодаря нашему соитию росли скалы и распускались цветы, соединялись брачными узами миллионы живых существ. Вот что я учудил.
После этого дела Она, сверкнув ягуарьей пастью, превратилась в серую пустоту, которая принялась активно втягивать мое тело. Вначале я не возражал против свободного падения, но потом внизу возникли малоприятные багровые сумерки, которые разрастаясь, быстро охватили меня.
Я снова оказался в том же подземном храме, вернее, в каком-то его отражении, где Килья была совсем живая и невыразимо страшная, нисколько не притягательная. Сосущая ее груди обезьяна ловко вертела топором. Каменная баба повела себя агрессивно, я предусмотрительно попытался флиртануть с ней, но она опрокинула меня, невзирая на мои удары «уширо гери» и «мае гери». А потом обезьяна раскроила мне голову своим топором.
Черт, куда это заманила меня Нинка, в настоящую преисподнюю.
Темя раскрылось словно огромные ворота. И в них стали вступать монстры: пузатая Килья-Луна с обезьяной-убийцей на шее, огненный громовик Париакака с красным испепеляющим языком, богиня вод и плодородия Чаупиньямки с головой змеи, земная мать Пачамама без головы, с грудями до полу и загребущими звериными лапами, бог воздуха Токапу с круглыми птичьими глазами, морская богиня Мамакоча с извилистым змеиным телом. А дальше согласно табелю о рангах шли и летели боги-держатели, боги холода и льда, боги звезд, боги дождя и небес, безголовые боги-созидатели и боги-разрушители с головами ягуаров. Цепочку начальствующих личностей замыкал Супайпа с черно-желтым лицом, клыками и дымящимся зеркалом в руках.
Черно-желтое лицо стало небосводом, на фоне которого появились морщинистая голова кондора с неотрывно следящим глазом и зазубренная морда ящера.
Я поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел к выходу из храма.
Дворцовый комплекс Кориканчи теперь напоминал внутренности какого-то чудовища. Часть из них уже сгнила, но сквозь гнилье прорастала новая плоть, которая была чем-то средним между мясом и камнем.
Порой это было красиво — спинной хребет и прилагающиеся к нему ребра выглядели галереей, своды черепа напоминали большой прохладный зал. И стены и потолки, и колонны были сделаны из каменного мяса, нервов и костей. Короче, Кориканча производила теперь впечатление живого существа.
Я шел на слабый свет и, в итоге, попал не в какой-то царский покой, а в кабинет высокопоставленного бюрократа.
— Твое путешествие закончилось, Хвостов, мы посылаем тебя назад.
Неподалеку от окна, сквозь которое проглядывали желто-черные сумерки, стоял приземистый и круглоголовый мужичок преклонных лет в хорошо начищенных сапогах. Он, не глядя на меня, продолжал высказываться уверенным ровным голосом:
— Мне до сих пор снится тот весенний вечер в Берлине сорок пятого. Погибала великая идея, я шел вместе с кем-то за танком, потом взрыв. Я отполз от кровавого месива, спустился в канализационный люк, там встретился с преданными мне людьми. И через двое суток был на борту подводной лодки…
— Вы секретарь партии НСДАП Мартин Борман? — решил я подтвердить свою догадку.
— Да, я — рейхсляйтер Мартин Борман, тот, что не давал покоя партийному чиновничеству и номенклатуре. Затем я стал Манко Капаком, первым Верховным Инкой Зазеркалья. Кто я такой сейчас — тебе известно.
— А кто тогда Уайна Капак?
— Сейчас мой заместитель по среднему миру, а некогда советский разведчик полковник Максимов. Когда его ранили во время одной из первых бомбежек Берлина и он в бреду кричал: «Мама, клюквы!», я прихватил его. Но как ни странно, не уничтожил. Напротив, он как бы завербовал меня. Я всегда ощущал симпатии к мировому рабочему движению. Рабочие чем-то напоминают мне троллей.
— Нина привела меня к вам?
— А ты как думал, Хвостов? Дурочка из «Моссад» явилась ко мне за своим жидовским золотом. Но золотко уже сослужило службу, образовав своей жизненной энергией этот, так сказать, периферийный мир. Золото — очень сильный аккумулятор, хотя многие меркантилисты-капиталисты забывают о его магическом значении. А теперь благодаря Ниночке Леви мы сделали из тебя бомбу для завоевания такого большого такого цивилизованного мира-метрополии.
