Питер Уоттс - Ложная слепота
Свет из глубины.
* * *Вы можете подумать, что нам стало легче. Человеческое племя всегда боялось темноты; миллионы лет мы ежились по пещерам и норам, покуда невидимые твари рычали и сопели или просто ждали, молча и тихо — в ночи за порогом. В идеале любой свет, даже самый слабый, должен разогнать хотя бы часть тьмы, оставив разуму меньше простора для страшных фантазий.
Мысль дело такое, неподконтрольное.
Мы последовали за пехотинцем вниз, в тускло мерцающую муть вроде простокваши с кровью. Поначалу казалось, горит сам воздух, светящийся туман, в котором тонет все, расположенное на расстоянии больше десяти метров. Оказалось — иллюзия. Туннель, куда мы выбрались, имел метра три в ширину и был освещен рядами сияющих дефисов — размерам и формой примерно с оторванный палец, — расчертивших стены широкой тройной спиралью. Похожие выступы мы зафиксировали на месте первой высадки, хотя пробелы между ними были менее выражены, а сами гребни не светились вовсе.
— Пик в ближней инфракрасной области, — доложила Бейтс, высветив на дисплее спектр.
Для гремучей змеи атмосфера была бы прозрачной. Сонару она такой и казалась: передовой солдатик плюнул во мглу цепочкой щелчков и обнаружил, что в семнадцати метрах впереди туннель расширяется некоей полостью. Прищурившись, я сквозь мглу смог разглядеть очертания пещеры. Зубастую пасть, уплывающую из-под взгляда.
— Пошли, — скомандовала Бейтс.
Мы подключили пехотинцев, одного оставили охранять выход. Остальных разобрали в качестве передовых ангелов-хранителей. С нашими внутришлемными дисплеями роботы сообщались по лазерной связи; друг с другом они переговаривались по негнущемуся кабелю из экранированного оптоволокна, который разматывался с катушки по нашим следам. В среде, где оптимальных выходов не существовало, это был наилучший из возможных компромиссов. Наши телохранители на поводках позволят держать связь во время одиноких прогулок по тупикам и закоулкам.
Да. Одиноких. Вынужденные или действовать поодиночке, или покрыть меньшую территорию, мы решили разделиться. Мы были словно блиц-картографы в поисках Эльдорадо. Все наши действия основывались исключительно на вере: вере в то, что объединяющие принципы внутренней архитектуры «Роршаха» возможно извлечь из снятых на бегу мерок. Вере в то, что внутренняя архитектура «Роршаха» вообще объединена какими-то принципами. Прежние поколения поклонялись злобным и непостоянным духам. Наше уверовало в упорядоченность мира. Здесь, в чертовой пахлаве, поневоле задумаешься, а не подобрались ли предки ближе к истине.
Мы двинулись вдоль туннеля. Нашу цель можно было различить простым человеческим взглядом: не столько зал, сколько перекресток, свободное пространство на стыке дюжины проходов, расходящихся в разные стороны. Где-то на глянцевых поверхностях отсверкивали рваные сетки ртутных капель; сквозь материю стен прорывались блестящие выступы, словно горсть крупной дроби, вмятой в мокрую глину. Я глянул на Бейтс и Сашу:
— Панель управления?
Майор пожала плечами. Ее роботы обнюхивали провалы туннелей вокруг, посыпая их сонарными импульсами. Отзвуки расчерчивали на моем дисплее клочковатую трехмерную карту: цветные кляксы, размазанные по невидимым стенкам. Мы были точками в центре нервного узла, стайкой паразитов, обсевших огромного, выеденного изнутри хозяина. Коридоры загибались плавными спиралями, каждый в своем направлении. Сонар заглядывал в их глубину лишь на пару метров дальше, чем наши взгляды. И ни зрение, ни ультразвук не позволяли с ходу отличить один от другого.
Прежде чем отплыть собственной неторной тропой, Бейтс ткнула в сторону какого-то из проходов:
— Китон.
И другого:
— Саша.
Я нервно глянул туда.
— Какие-то особые…
— Двадцать пять минут, — отрезала она.
Я развернулся и медленно поплыл по отведенному мне пути. Туннель загибался по часовой стрелке пологой, непримечательной спиралью; метре на двадцатом кривизна его скрыла бы от взгляда выход, даже если бы этого уже не сделал туман. Мои зонд плыл впереди; тысячей крошечных челюстей стучал сонар, с далекой катушки на перекрестке разматывался фал.
Этот поводок меня успокаивал. Он был короткий. Пехотинцы имели радиус действия девяносто метров, и не больше, а мы получили строгий приказ постоянно прятаться у них под крылом. Эта мрачная чумная нора может уходить хоть в самый ад, но никто не ждет, что я полезу по ней так далеко. Мою трусость одобрили сверху.
Еще пятьдесят метров. Пятьдесят, и я смогу развернуться и драпануть, поджав хвост. А до тех пор надо всего лишь стиснуть зубы, сосредоточиться и записывать: все, что видишь, приказал Сарасти. И чего не видишь — насколько возможно. И надеяться, что новый, сокращенный лимит времени истечет прежде, чем «Роршах» очередным пиком отправит нас в слюнявый маразм.
Стены вокруг меня вздрагивали и сотрясались, словно плоть свежей добычи. Что-то промелькнуло мимо с тихим хихиканьем.
Сосредоточиться. Записывать. Если робот этого не видит — оно не существует.
На шестьдесят пятом метре очередной призрак забрался ко мне под шлем.
Я пытался его игнорировать. Пытался отвернуться. Но этот фантом колыхался не на краю поля зрения; он плыл в самой середке смотрового стекла комком клубящейся тошноты между мной и дисплеем. Я стиснул зубы и попытался отвести взгляд, глядя в глухую кровавую мглу по сторонам, наблюдая за судорожно разворачивающимися траверсами в крошечных окошках, подписанных «Бейтс» и «Джеймс». Там — ничего. А тут, прямо у меня перед носом, очередной роршаховский мозгоед заляпал грязными пальцами экран сонара.
— Новый симптом, — сообщил я. — Непериферические галлюцинации, стабильные, но практически бесформенные. Пика нет, насколько могу…
Вкладку с ярлычком «Бейтс» резко занесло.
— Кит…
Голос оборвался. Окно погасло.
Не только окно Бейтс. Вкладка Саши и сонар зонда сморгнули и погасли в тот же момент, оставив дисплей опустевшим, если не считать внутренней телеметрии скафа и мерцающего красного индикатора: «Связь прервана». Я резко обернулся, но пехотинец висел на своем месте, в трех метрах за моим правым плечом. Я хорошо видел оптический порт — вделанный в кирасу рубиновый ноготок.
А оружейные порты просто бросались в глаза. Нацеленные на меня.
Я застыл. Робот, словно от ужаса, сотрясался на магнитном ветру. Ужаса передо мной. Или…
Или чего-то за моей спиной…
Я начал разворачиваться. В глазах у меня зарябило от помех, донесся — едва-едва — вроде бы голос: