Бернар Вербер - Голос Земли
Давид направился в Центральный парк, где можно было увидеть временный лагерь эмчей – скопление палаток, освещенных фонарями и обогреваемых переносными радиаторами.
Ученый остановился и стал наблюдать, как посреди лужайки микролюди готовили в котле еду. Сердце его сжалось.
– Возобновить борьбу за права женщин – великолепная идея. Как там дети?
– Как раз из-за них я тебе и звоню. Они хотят с тобой поговорить, передаю им трубку.
– Алло, пап? – донесся до него голос девчушки. – Мы видели тебя по телевизору.
– Да, папа, мы слышали, что ты вел самолет, на борту которого находилось все микрочеловечество, – добавил Осирис.
– Но пилотом был не я, а Мартен Жанико.
– А еще как ты водил за собой людей по пустыне! – тут же отозвался Кетцалькоатль.
– Опять не я, в пустыне нами руководила Наталья Овиц.
Но дети будто даже не слышали его возражений.
– Пап, мы тебя любим. Возвращайся скорее.
– Сначала мне нужно закончить здесь кое-какие дела. Вы же знаете, что такое административные формальности.
– Да плюнь ты на них, пап, нам тебя не хватает. Возвращайся скорее.
– Передайте трубку маме. Аврора, ты хочешь, чтобы я вернулся?
– Знаешь, после твоего отъезда, с учетом того, что мы расстались, я организовала нашу жизнь совсем по-другому. Даже дети и те к этому привыкли. У нас все будет хорошо.
– Но они просят меня вернуться.
– Не будь таким наивным, это лишь проявление вежливости. Без тебя у нас все просто замечательно. Звони иногда, чтобы они не забыли голос отца, но на данный момент будет лучше, если ты не будешь мешать мне начать новую жизнь.
– А как же наша с тобой семья?
– Мне кажется, мы не созданы друг для друга, это в равной степени касается и тебя, и меня. Более того, на мой взгляд, в мире вообще нет людей, созданных для совместной жизни в целом и уж тем более для быта. По правде говоря, я полагаю, что человек всегда остается одинок, а союз между двумя людьми – не более чем фикция, призванная угодить миру, основанному на потреблении. Я одна. Ты один. Наши дети, хоть и тройняшки, позже тоже познают одиночество, и чем быстрее мы примем для себя эту реальность, тем будет лучше. Конечно, сегодня, скорее всего, ты видишь в этом одни лишь минусы, но когда-нибудь еще скажешь мне спасибо, я в этом даже не сомневаюсь.
– Благодарить тебя за то, что ты разрушила нашу семью и разлучила меня с детьми? Ты это хочешь сказать?!
– Не думай, что я тебя отвергаю. По сути, я тебя люблю и именно поэтому разрушила систему, которая перестала функционировать, обреченная долго приходить в упадок. Вперед, бабочка, взлетай один! Доброго вечера, Давид.
Аврора отключилась.
В этот вечер его охватило неодолимое желание с кем-то поговорить, но из близких рядом не было никого. Тогда он воздел глаза к небу, чувствуя себя совсем маленьким в этой огромной Вселенной.
На глаза ему попалась вывеска бара: «Розовый рай», и он вспомнил парижский ночной клуб, в котором Аврора танцевала десять лет назад.
Он подошел к входной двери.
Стоявший у входа крепкий малый оглядел его с головы до ног, попросил показать деньги, а когда ученый выполнил эту просьбу, охранник поставил ему на ладонь небольшой штамп.
Танец Авроры входил в резонанс с движениями моей бывшей спутницы жизни Инь-Ми-Ян из Атлантиды. Мгновение, которое я буду помнить всегда, в каждой последующей жизни.
Внутри «Розового рая» царила шумная атмосфера, создаваемая ритмичной композицией в стиле хард-рок из альбома Highway to Hell[6] древней австралийской группы AC/DC. Кружащие в вихре пятна всех оттенков и цветов дополняли собой хмельное состояние, вызванное таблетками и спиртными напитками, подаваемыми в грязных стаканах.
Длинная стойка служила сценой. Среди пивных кружек перед толпой полуночников танцевали девушки. Из одежды на них были только лифчики и стринги с блестками.
На подмостках поменьше на металлическом шесте крутились микроженщины (по-видимому, из тех, что встали лагерем в Центральном парке), тщательно копируя движения своих коллег из мира Великих.
Шоу в двух измерениях.
Ему вспомнилось, как Эмма-109 сожалела, что между ними и Великими не может быть интимных отношений.
Как бы там ни было, если полноценный половой контакт и невозможен, то возбуждение танцем представляется вполне допустимым. Эмчи превратились в новомодное увлечение, связанное с воспоминаниями о детских играх в кукол. Только вот на этот раз куклы ожили.
Не дожидаясь заказа, рыжий бородач, весь в татуировках и пирсинге, поставил перед Давидом стеклянную кружку пива.
Тот стал рассеянно отхлебывать.
Взгляд его вновь упал на танцовщиц из Великих. Ученый тут же вспомнил фразу, которую так любила повторять Аврора: «Бабочка, взлетай».
И про себя дополнил:
«Для этого мне нужны крылья».
Давид улыбнулся.
«И цветы, с которых можно было бы собрать мед».
Вокруг него девушки в кричащих нарядах мимоходом касались приземистых мужчин с мозолистыми руками, не имевших привычки вычищать из-под ногтей грязь.
Девушки раздевались и вихлялись на металлическом шесте; время от времени раздавался ненатуральный смех, приводивший всех в состояние натужного веселья.
В зале одинокие девушки и мужчины искали друг друга, обнимались, передавали друг другу мятые купюры и направлялись к ведущей в туалет лестнице.
Одна из танцовщиц разделась донага, и взглядам немногочисленных зрителей вдруг предстал мужской член.
– Сюрприз! – закричал гермафродит.
Давид подпрыгнул на месте.
– Ты чуть было нас не обманул, – сказал какой-то мужчина, купившись на эту уловку.
Некоторые стали отпускать шуточки, чтобы преодолеть смущение, вызванное этим неожиданным открытием.
– Так ты мужчина или женщина? – спросил кто-то.
– Ни то, ни другое, ягненочек. Я «среднего» пола. Ты что, не слышал? Об этом говорилось в новостях. Для тех, кто еще не определился в своем решении, введен третий пол. Как видишь, теперь у меня есть выбор! – веселился гермафродит.
Давид оттолкнул от себя опустевшую пивную кружку. Ему все казалось напускным, созданным, чтобы без долгих разговоров пощекотать нервы, словом, исключительно в целях потребления.
Вот она, современная сексуальность: такой же продукт потребления, как и все остальное. А эти женщины… цыпочки, будто вышедшие из инкубатора, все одинаковые, с искусственной грудью, надутыми ботоксом губами, с бедрами, лишенными всякой грации, и вертлявыми задницами. А теперь, в довершение всего, у некоторых еще появился пенис. Неужели наш вид развивается именно в этом направлении? Неужели он идет к гермафродитизму, при котором не нужны представители противоположного пола? В то время как роботы Фридмана требуют делать их двуполыми, люди, наоборот, стремятся к единению обоих полов в одном теле.
