Лариса Чурбанова - Пурпурное Древо Порфирия
В разговор вступил незнакомый княгине дружинник, до того времени сидевший молча и чинно. Его светлые бегающие глаза так и кружили по стенам и потолку кельи, не останавливаясь ни на минуту. Белое лицо склонилось к Домогаре настолько близко, что стали отчетливо видны широкие жирные поры на хрящеватом носу. "Варяг, что ли?" - непонятно зачем задумалась княгиня, разглядывая витую серебряную гривну на его длинной шее. - "Да нет, не похоже что-то. "
А хрященосый тем временем разражался длинными обтекаемыми словесами о том, что во время опасности нужно забывать о мелких спорах и разногласиях. Что перед лицом грядущих невзгод стоит объединиться, сплотиться...."
- Энто с кем ты зовешь меня объединяться? - мягким, почти елейным голосом осведомилась Домогара.
Ее собеседник не заметил скрытой опасности, таящейся в этих спокойных словах и, обрадованный, выпалил в одночасье:
- Примирилась бы ты с боярином, пресветлая госпожа! Весь народ тебя о том молит, пожалей детушек безвинных!
Под монастырскими сводами воцарилась мертвая тишина. Было слышно как сердито жужжит проснувшаяся после зимних холодов муха. Претич изумленно воззрился на своего соседа. Посеревший от потери крови раненный чуть слышно скрипнул зубами. Порфирий заинтересованно изучал отскобленные добела сосновые половицы.
Могучая длань Домогары с треском обрушилась на покрытые узорчатой паволокой доски стола. Раздавшийся грохот напрочь взорвал повисшую тишину, и понеслось!
- Ах ты, мерзавец! - бушевала княгиня, ухватив доброхота за серебряное шейное украшение. Гривна как воск гнулась и сминалась под не по-женски сильными пальчиками. - Сколько тебе Шкирняк платит за твои речи жалостливые? Предатель!
Домогара мерно, в такт обвинениям ударяла изменника лицом о чудом уцелевший стол. Наконец экзекуция ей наскучила, и она бросила изрядно избитого хрященосого на руки прибежавшей на шум стражи.
- В железа его, и в холодную! - властно распорядилась она, вновь обретая царственный вид. - Стражу у дверей поставить, чтобы не утек. Да лекаря кликните! - Кивнула она головою на теряющего сознание раненного дружинника. Потом, в запале тряхнув головою, подхватила сползающее тело. Взрослый воин в кольчуге и полном походном снаряжении покоился у нее на руках словно дитя.
- Оставь, матушка! -удержал ее Порфирий. - Сам гляну.
Во взгляде отца-настоятеля теперь сквозило неподдельное уважение. Раньше он никогда не величал так Домогару. И дружинные тоже как-то изменились к княгине. Они и раньше готовы были за нее и в огонь и в воду. А теперь и вовсе стали взирать на нее так же, как и на Ольгерда. Пусть у них не было князя, зато была княгиня!
***
Сахарный пряничек, предусмотрительно выложенный Домогарой на самой опушке леса, сделал свое дело. Дедушка-лесовичок не гневался, не водил ее кругом одной и той же коряги. Княгине даже показалось, что махнул походя зеленой лапкой из-за мохнатых еловых колючек. В другой раз непременно остановилась бы, покалякала со старым знакомым. Теперь некогда, недосуг. Ноги сами несли Домогару в чащу, к поросшей сизым мхом избушке, где жила ее старая тетушка- Баба-Яга.
Старушка как всегда была занята делом. Потемневшим от времени деревянным посохом-кривулей чесала она розовый бок жирного поросенка. Животное похрюкивало, зажмурившись от удовольствия.
Прелестные создания- свиньи! - с чувством проговорила Баба-Яга, поворачивая лицо к подошедшей племяннице. - Нежные такие, привязчивые.
Поросенок довольно хрюкнул в ответ, не открывая прищуренных глаз. Старая колдунья от души шлепнула его по толстому щетинистому заду.
- Здорово откормлен, правда? Скоро будет у меня и окорок и холодец! - старушка хищно блеснула острым зубом. - Ну да ты все про Ольгерда своего поспрошать пришла, так ведь?
Домогара согласно кивнула. Баба-Яга вытерла руки о фартук и пригласила гостью в дом. Устроившись на скамейке поудобнее, старушка широко развела руками. Княгиня, наученная многому общением со своей мудреной родственницей, внимательно уставилась в стремительно густеющую темноту меж раздвинутых ладоней. Из мрака начали выглядывать и исчезать разные чудные лица. Ведунья только фыркнула, и они моментально исчезли.
- Думай о муже! - приказала колдунья, и женщина послушно сосредоточилась. Почему-то ей вспомнилась их самая первая встреча. Она шла из леса с полным туеском сладкой земляники. Вдруг рядом раздался конский топот; всадник спешился, бросил поводья. И с тех пор они с Ольгердом уже не расставались. Странное дело, на улице была только ранняя весна, но Домогаре в лицо отчетливо пахнуло ромашковым лугом, теплым запахом летнего разнотравья и дурманяще- медовым ароматом ягоды земляники.
- И опять ничего не выходит! - прервал ее воспоминания резкий голос Бабы-Яги.
Распахнув глаза, княгиня ахнула. Перед нею опять раскачивалась мохнатая медвежья морда. Зверь дружелюбно скалился, подмигивал и вообще всячески выражал добрые чувства.
- Сгинь, пропади! - в сердцах плюнула Домогара. Видение послушно исчезло.
- От души хочу помочь, девонька, да не выходит у меня, - огорченно молвила старушка. Коричневое лицо ее устало сморщилось.
- А место показать, где он сейчас, сможешь? - с тайным трепетом спросила княгиня.
- Попробую, - нехотя согласилась ведунья. - Может у тебя какая вещица его есть? Так оно дело веселей бы пошло.
Домогара вытащила из-за пазухи припасенный узелок. Там хранилась старая застиранная рубашка Ольгерда и прядь его волос. Их княгиня выпросила у нянюшки, которая сберегла первые состриженные кудри своего воспитанника.
- Ого, какой материал! - воодушевилась Баба- Яга. - Мне б еще слюны или крови капелюшку... - Она с надеждой воззрилась на племянницу. Домогара молча покачала головой. - Что ж, обойдемся тем, что есть, - и неунывающая старушка начала колдовать.
На пустом ранее столе незнамо откуда раскаталась тонкая тканая холстина. Любопытная княгиня сунулась было посмотреть, но все равно ничего не поняла. Тонкие черные линии причудливо изгибались, переплетаясь друг с другом. Голубели синие кляксы и желтые как речной песок полоски. Мелкие как мурашки буковки складывались в причудливые слова.
- Карта, - бросила Баба- Яга непонятное слово и, не глядя, протянула руку за Ольгердовой рубахой. Блеклая тканина ожила, свернулась в кругленький колобок и покатилась по разрисованной поверхности. Дойдя до голубой лужицы где-то на краю холста, она остановилась и завертелась как волчок. Старуха удовлетворенно кивнула и пометила найденное место темным пятнышком настоя дубовых орешков. Дальше в ход пошли младенческие волосики князя. Они докатились до той же отметины и замерли.
