Михаил Клименко - Ледяной телескоп. Повести и рассказы
Я по белесой тропе помчался обратно.
Казалось, в воздухе (и я не мог понять, где именно) поплыл вибрирующий, переливчатый аккорд. Тот, который мне слышался на художественном совете, когда взволнованно обо мне говорила Эмма Луконина, когда и сам я был сильно возбужден… Как будто кто-то невидимый непрерывно водил по струне, и звук метался по всем октавам. Он доносился то с одной стороны, то с другой, то сверху, как будто среди деревьев летала некая гавайская гитара или редкая, неистово поющая тропическая птица. Остро ударил знакомый запах побитой градом картофельной ботвы.
Я выбежал к берегу километра за два до переправы. А напротив деревни оказался, когда солнце уже заходило.
Здесь, как и прежде, было пустынно и тихо. Кроме меня, ни души.
Там, где-то в деревне, зажегся яркий огонек. Наверное, лампочка над дверьми деревенского магазина. А над огоньком лампочки, высоко в светлом закате уже горела одна-единственная яркая звезда. Это была Венера.
Я ждал, что вот-вот в другой стороне, напротив лампочки и звезды, над лесом, появится полная, полупрозрачная луна.
Посреди реки, как тень, вниз по течению проскользила лодка. Один из гребцов был сливяно-фиолетового цвета. У другого тело было каштановое, а голова шафрановая. Мне показалось, что этот, с шафрановой головой, есть не кто иной, как Витольд Жилятков!
Я решил немедленно перебраться на другой берег вплавь. Быстро разделся. Оглянулся — не взошла ли над лесом луна.
По заросшей хризолитовой дороге со стороны пасеки медленно ехал велосипедист. По его смарагдовому цвету я догадался, что это Руслан Кукушицкий.
Лихо тормозя, по кремнистому, поросшему травой берегу он съехал ко мне. Не слезая с велосипеда, стал на одну ногу. Круто повернувшись, раза три сильно ладонью ударил по искривившейся беседке и спокойно спросил:
— Купался? Ну, как вода?.. А я на пасеку опять ездил, думал, ты там. Тихо на пасеке… По-моему, что-то ты путаешь с грабежом, Костя, — сказал он. — Подождем вестей с моста. Подлипки едва ли они минуют…
— На пасеке, говоришь, никого? Ну и правильно!.. Никого их там нет и не может быть. Я обнаружил их след. Белесо-серая тропа, будто полоса туманной росы на траве, идет от деревянной крепости почти до самой пасеки!.. И представляешь, Руслан, этот мышиный след на пути к пасеке почти совсем затухает. Не зря он тут, этот след!
— Слушай! — возмутился Руслан. — Что ты тут без конца все путаешь? Какой еще след? От какой крепости?
— А эта, на стриженом холме которая.
— А! На Лысой горе! — засмеялся Руслан. — Да это старинный сеновал. Лет сто назад построен.
— Сеновал?.. Так вот там я видел двух. Один фиолетовый. А другой ярко-каштановый, — объяснил я ему.
— Чудной ты какой-то парень!
— Ну идем! Жаль, что ты в темноте не видишь. Ладно, может, скоро луна выйдет.
— Луны не будет: новолуние в настоящее время.
— Значит, придется с тобой водиться, как с Вадимом тогда.
— Может быть, это косари у сеновала? — обдумывая что-то свое, проговорил Руслан. — Хорошо, проверим. Вообще-то надо бы в Остинку сообщить.
— Когда?! Пока будем туда да сюда переплывать реку, полчаса пройдет. Я не хочу терять ни минуты!
— Ты громко говоришь, — заметил мне Руслан. — Тут ведь тихо — далеко все слышно.
— Ты, Руслан, конечно, вооружен? — потише спросил я.
— Да, пистолет…
— Вот что: давай-ка мне пистолет, а сам — на ту сторону.
— Пистолет нельзя… — улыбнувшись, мотнул Руслан головой. — Огнестрельное оружие.
— Да ты понимаешь, что в темноте не увидишь их там! Новолуние ведь! Распугаешь — и все…
В конце концов по окружной дороге Кукушицкий к Лысой горе во весь дух покатил на велосипеде.
Я же, прекрасно видя ночной лес, трусцой побежал напрямик, надеясь быть у старинного сеновала минут через двадцать.
НЕЧАЯННЫЙ ГИД
На удивление скоро я с какого-то взгорка увидел знакомый стриженый холм. Словно зеленоватый череп с худосочными волосами, по склонам округлый холм был обрамлен редкими прямоствольными деревьями. А ниже по скатам густился дремучий кустарник.
Мне казалось, что сизоватый, бледно-зеленый холм освещен высокой невидимой луной, — так сильно светилась на нем трава. И старинное деревянное сооружение без окон, без дверей темнело на вершине словно внушительная бородавка. К темному строению по сизо-зеленой округлости холма тянулась очень светлая, пепельно-белесая тропа.
Мы с Русланом должны были встретиться у впадины, которая разделяла холм как бы на два полушария…
Вдруг меня схватили за ноги! Я упал. Кто-то чем-то тупым ударил меня в спину. Другой вцепился в штанину. Пытаясь подняться, я схватился за чье-то холодное запястье…
— Тихо ты!.. — раздалось у самого уха.
Я уже понял, что запнулся и запутался в лежащем велосипеде!
— Ты там все спицы выломаешь!.. — зашипел на меня Кукушицкий.
Стоявшее в десяти метрах от меня деревце вдруг осыпалось, все хризолитовые ветки упали, и я увидел смарагдового Руслана.
— Ну как маскировка? — подходя ко мне, шутливо спросил он.
— Даже слишком хорошая, если так же замаскируются фиолетовые. Ну как тут?
— Полная тишина. Ни души. Так что? — предложил он. — Идем проверим?
Мы по низкому сизоватому покрову травы, рядом с лунно-белесой тропой двинулись к угольно-черному строению. На хризолитовом фоне холма оно виделось мне как темное пятно или провал. Руслан же едва его различал.
На полпути я остановился.
Откуда-то издалека донесся протяжный крик неизвестной птицы.
— Стой! — едва слышно сказал я.
— Видишь? — с надеждой в голосе прошептал Руслан. — Ну что там?
— Ты слышал, как кричала птица?
— Не-ет…
— Вот черт!.. Значит, опять эта синестезия. Никак не привыкну: все по-разному…
— Ты это насчет чего?
— Понимаешь, у меня бывают явления синестезии. Это когда, например, какие-либо зрительные восприятия в сотни раз усиливают слуховые. Или наоборот…
— Ну ты это брось! Понял? — зло прошептал он. — До этого нам: рассуждать еще тут!..
Мы скорым шагом пошли дальше.
— Стоп!.. Слышишь? — схватил Руслан меня за руку.
— Нет, не слышу. А-а!.. Так это опять эта птица.
— Тихо ты!.. — теряя самообладание, зашипел он на меня. — Скрипнула дверь! Два раза.
— Нет… А!.. — сам себе зажал я рот. — Там перед стеной стоят двое, — может, через минуту прошептал я.
— Видишь?
— Да. Один буро-фиолетовый, а другой кирпично-шафрановый… Что-то делают, но не пойму: не вижу, что у них в руках.
Мы стояли не шелохнувшись.
Минуты через три я увидел, как оба, только что вышедшие из сеновала, пошли в сторону пасеки.
