Валентин Юрьев - Отбросы
Это как сказки про любовь. Ах, романтика, ах, чуйства, ах, принц на коне! А Гесс как начнёт лизаться, фу, морда прыщавая! И пахнет чем-то вечно, на всей станции и не найти такого запаха, откуда он его берёт?
Но когда кругом одни железки, это тоже не сахар в сиропе.
Ух ты! Шлюз закрыт! Всегда же открыт был…
— Да я это, Айра, несу вам завтрак!
Так и хочется добавить"..и горшочек масла..", да ну их, они сейчас юмора не понимают. Интересно, что это значит — "горшочек масла"? Ой, как тут всё необычно, сплошные мониторы висят, а дядьки все с четырьмя нашивками, в темноте и лиц не видно почти. Молча взяли пакеты, молча грызут, жуют, посасывают.
— Ой, а можно я тут посижу тихонечко?
Молчат, значит можно. Вон, видно, в полэкрана сверкает чужая станция, или космолёт, да, какая разница, как называть, вся вытянутая, круглая как громадный шприц, эх и всадят они нам из него стимуляторов! а в три стороны торчат крылья, как у дракона в сказке, а из каждого крыла ещё один маленький шприц.
Красиво до чего. И где-то там внутри сидят принцы-красавцы, прилетевшие, чтобы нас убить. Цокотуху погубить…
— семь двадцать три, три тысячи четыреста…
Я вздрагиваю, потому что это явно не мне сказано, и хорошо, что молчу, потому что оказывается, я кого-то подслушиваю и уже другой голос нудно отвечает:
— плывут нормально…… Фрэнк?
Это вопрос к третьему, какому-то Фрэнку, поэтому голос смешно растягивается по слогам Фрэ-энк?
— Ничего не слышу.
Не понимаю, чего же он отвечает, если ничего не слышит, но молчу, а вдруг меня тоже слышно в этом странном отсеке. Смотрю на другой экран, почти черный, только звёзды видны, а вдалеке наш Камень сияет просто, живой, родной почти.
Изображение медленно сдвигается, так что Камень постепенно пропадает за краем экрана. Чего же там смотреть? Но в этот экран внимательно глядят двое и я тоже упираюсь глазами. Чернота и чернота. Только в одном месте чуть гуще. И в этой густоте даже звёзд нет. А вот по краям её мелькают какие-то тени крохотные, какое-то шевеление, а около теней поблескивают совсем малюсенькие точки, и я не выдерживаю и всё же непроизвольно произношу:
— Не видно же ничего!
В ответ звучит дружный смех всей компании сразу, как будто я сморозила совсем что-то глупое, и вдруг строгий голос Старика прерывает их всех сразу:
— Почему посторонний?!
— Я Айра, я завтрак принесла.
— Ааа…..Не видно, значит они хорошо замаскированы, хотя я боюсь, что всё же не так уж хорошо.
— А почему он не слышит ничего?
— Кто?….А…, Фрэнк? Если их заметят, то он должен засечь сообщение об этом. А пока он ничего не слышит, всё отлично. Хотя, может быть, они хитрее….Ты, девочка, собери-ка пакеты и иди, у тебя же дела.
— А можно я тут, я тихонечко?
И опять молчание, и я собираю пустые пакеты и бутылки, стараясь быть незаметной, как те черные тени на экране, чувствуя, что происходит что-то очень важное, то самое, о чём потом в новостях будут рассказывать как о случившемся.
А тут я как на поле битвы… Хотя какой битвы? Ничего не происходит, да и на экранах ничего не видно. И какое поле, если я в кустах спряталась как ворона в темноте….одни уши торчком.
Похоже, что я задремала, потому что вздрагиваю от тихого голоса, пропитанного ужасом и тревогой:
— Сэм, у нас проблемы, воздух у Пита, пока не поняли, в чём дело, но он задыхается.
— Сколько вам осталось?
— Нисколько не осталось! На корпусе! Мы на корпусе!
— Отправь его с кем-нибудь назад.
— Да ты что! Они тут все копытом бьют, его же надо с сопровождающим, он скорее сдохнет, чем согласится…..
— А что у него?
— Да кислорода мало в скафе, уходит куда-то…
— А шлейфа нет?
— Да нет, это не утечки.
— Посади его на запасной, напрямую…
— Пробовали, там, у него, видимо, обратка не держит, смесь дурная, вот его и крючит!
— Отдай ему весь запасной, пусть сидит в резерве, портит вам воздух, а сами работайте….. Что там видно?
— Да вот, смотрим. Как я и думал, выходные каналы задраены, но они чистые, я ж говорил, думаю, надо варить.
— А покрытие?
— Нет ничего, чистый металл, это же корабль не посадочный….
— Зад смотрели?
— Нет ещё не дошли.
— Пошли туда кого поспокойней. И осторожней! Подальше от антенн держитесь, не дай, бог засекут!
— Я Седьмой. Василий, отдай Питу камеру, раз он всё равно сидит, пусть кронштейном поработает, или штативом, только чтоб не вертелся. И переключите нас на неё.
Я сижу, раскрыв рот и ничего не понимаю, хотя, нет, воздух, это понятно, нам говорили в скуле про клапаны, кислород, а всё остальное — как идиотка, но сижу тихо… На первом экране, картинка пропала, потом замелькали белые пятна, черное поле со звёздами, и вдруг медленно проплыла по экрану странная фигура, как большой черный лохматый пакет с двумя обрубками.
Фигура плыла на ослепительно белом фоне и всё это вместе тоже плыло по экрану, и я чуть не вскрикнула, когда поняла, что белый фон — это корабль чужаков, а фигура — живой человек! Белое полотно преломилось на стыке с какой-то частью корпуса и в кусочке тени проплыли по экрану полосы сварных швов, каких-то отверстий с круглыми крышками.
— Пит, я Седьмой, попробуй не вертеться. Как у тебя с дыханием?
— …мально! Нормально! Слышно меня?
— Слышно, Пит, не волнуйся! Постарайся не стравить воздух, а то за тобой хвост как от кометы пойдёт.
— Я стараюсь, обидно только.
— Чудак, ещё всем хватит. Ладно, отключайся.
И опять я не сразу понимаю, почему чудак и чего ему хватит?
Воздуха, что ли? Тогда почему "ещё"? Нет, плохо быть глупой.
— Первый Седьмому
— Есть Седьмой.
— Пропала Айра Спэнс, последний раз её видели два часа назад, она относила завтрак в пультовую.
— Ну, тогда я тоже пропал. Она здесь и сидит в пультовой, подслушивает. Кто там её ищет?
— Ищет мать. У неё занятия.
— Передай, сейчас она придёт. Конец связи.
— Есть передать. Конец связи.
Училка! Накапала! Тут вон, что творится, а ей опять приспичило свои синусы проповедовать Я не жду, когда меня попросят отсюда, хотя Старику до лампы мои дела, собираю манатки, шлюз открывается и я лечу в столовку, переваривая увиденное.
По дороге напарываюсь на Джилли, которая орёт, у…рожа красная! Ори, ори, может, лопнешь со злости, ничего ты мне не сделаешь, я Свободная и мне ещё месяц до Ритуала. Там, может наши гибнут, а она орёт!
Ма, как меня увидела, стала железная, я попробовала поныть, но пришлось идти на занятия. Все писали диктант, милые правильные чистюльки! Чуча им клавиатурки повесила, хорошие такие детки, в перчаточках, пальчиками водят, у-сю-сю. Я доложилась и мне повесила, но не могла же я сейчас писать диктант! Я и спросила училку, почему Питу обидно и чего ему ещё хватит?
