Джон Браннер - Зыбучий песок
- На всякий случай, мне стоит поехать вместе с ней. - Пол перелистал настольный календарь. - Я не дежурю в эти выходные. Попробую договориться на субботу утром, как в прошлый раз.
- А разве в субботу у вас нет этого дурацкого комитета?
- Черт, есть конечно. Я просто забыл записать. Но это неважно, я успею после.
Доктор Холинхед в последнее время проводит заседания быстро.
34
"Мне страшно."
Пол сидел молча, почти не слыша голосов других членов комитета, обсуждавших жалобу профсоюза, в которой утверждалось, что слишком много ремонтных работ в больнице делают пациенты. Он даже не пытался понять, кто о чем говорит.
Бессловесный страх бился у него в голове, как сумасшедший скрежещущий колокол наверху на башне.
"Я ей все рассказал, повторил, объяснил, что ничего страшного в рентгеновском оборудовании нет; я показывал ей снимки головы и рук. Кажется, она поняла. Но если она опять сорвется, они: Нет, я даже не хочу думать, что они сделают. Но что же ей померещилось тогда в этой машине? Она не признается."
Говорил Рошман, пухлый человечек очень еврейской наружности, очки в роговой оправе сидели не столько у него на носу, сколько на румяных щеках, а редкие волосы были уложены на макушке параллельными рядами, между которыми просвечивала розовая кожа.
"На некоторое время я отвязался от Элсопа, но то, что я не спросил Арчин о Фабердауне и не записал все как следует в отчет, - грубая ошибка. Зато он получил легко и просто то, что ему больше всего хотелось: полноценное чувство, которое обычно испытывает отец, если ему удается продемонстрировать сыну свое превосходство, и еще облегчение, что сенсационная статья, сделающая имя сына громче его собственного, появится не скоро."
Перешли к следующему пункту. На этот раз Пол вообще не понял, о чем речь.
"Я хочу: Чего я хочу? Наверно, впустить хоть немного Ллэнро в наш больной мир.
Сюда, где как мухи на стекле жужжат эти глупые голоса. Цветы в человеческий рост, дыхание далекого моря. Я хочу завещать его тому, кто одинок, но силен внутренним зрением. Что поймет Холинхед о стране, где у власти не те, кто сильнее всех к ней рвется, а те, кого сильнее всего любят?"
Холинхед, собравшийся уже объявить следующий пункт повестки дня, заметил взгляд Пола и поднял голову.
- Вы хотели что-то сказать, доктор Фидлер?
- А: нет. Нет, спасибо. Это уже неважно.
Подозрительный взгляд главврача еще некоторое время ощупывал его лицо и наконец вернулся обратно к бумагам.
"Потерять Ллэнро: мука. Но хотя бы помнить его: я завидую. Я помню только гулкий туннель, дом, на милю вокруг которого не сыщешь живой души, школу, где меня разбавленными чернилами учили отвечать на идиотские вопросы, женщину, которая знала, что ее сын умнее и ярче других, и которая при каждом удобном случае спешила подышать на это его сияние и потереть рукавом, другую женщину, которая прекрасно понимала чувства первой, но которая не дала мне исправить эту ошибку хотя бы в следующем поколении. Есть ли на каком-нибудь далеком рукаве дельты времени Пол Фидлер, но не один из тех миллиардов, которые жалуются мне на свою проклятую судьбу, а счастливый? Если есть, то он думает не моим мозгом. Мой камертон не настраивается на счастье."
Он принялся рисовать на обратной стороне протокола. Он изобразил что-то вроде карты из линий, расходящихся от центрального ствола. Снизу вверх он стал ставить на них метки: первую развилку он назвал "Травма в одиннадцать с половиной лет" и пририсовал рядом могильный холмик, вторую - "Отчислен" - широкая стрелка, символ тюрьмы. Никакой системы в том, как он расставлял метки не было; он мог вспомнить сотни таких развилок, не сходя с места.
Наверху листа - современность и подсчет очков. Он вдруг заметил, что почти каждая ветвь кончается символом какого-нибудь несчастья; не давая воображению разыграться, он собрал их снова в одну точку и пририсовал рядом череп и кости.
Задумчиво он стал водить по линиям, выискивая развилку, которая вела бы к чему-то лучшему, а не к худшему.
"Может, здесь? Если бы Айрис разорвала помоловку? Да, пока только этот. Я был бы раздавлен, но потом: потом в первой или второй больнице, где я работал, я бы встретил молоденькую симпатичную медсестричку, мы бы поженились, она бы еще поработала некоторое время, пока я не получил бы должность с приличной зарплатой, и, может быть, сейчас я бы мечтал, как вернусь домой и повезу жену и сына в какую-нибудь деревеньку в добром старом Остине, и мы бы там смеялись и строили планы:"
- Доктор Фидлер, вы намерены продолжать заседание в одиночестве?
Холинхед со всем сарказмом, который он был способен продемонстрировать, складывал бумаги в папку, все остальные, не торопясь, двигались к двери.
Чертыхнувшись, Пол присоединился было к ним, но Холинхед щелкнул пальцами и жестом приказал подождать. Он нервно подчинился.
- Вы не слишком внимательны, доктор Фидлер, - напрямую упрекнул Холинхед, когда все остальные, кроме мисс Лаксхэм, наводившей на столе порядок, оказались на приличном расстоянии. - Вы фактически отсутствовали на заседании.
Не дожидаясь ответа, он поднялся, и лицо его посуровело.
- Кроме того, вашу работу в последние несколько недель трудно назвать выдающейся. Я старался воздерживаться от комментариев, но не я один заметил ваш отсутствующий вид, и именно поэтому считаю своим долгом призвать вас взять себя в руки.
"Самоуверенный ублюдок."
- Вы были когда-нибудь женаты? - спросил Пол.
- Я знаю о: э-э: отъезде вашей супруги. Именно поэтому я в последнее время проявлял к вам снисхождение.
- Так были или нет?
- Не понимаю, зачем это вам?
- Если бы вы были женаты, вы бы понимали. Возможно.
- Если я правильно уловил вашу мысль, - резко сказал Холинхед, - то должен в свою очередь потребовать, чтобы вы учли возможные последствия ваших ежедневных и многочасовых бесед с молодой и привлекательной пациенткой. И прежде чем вы - судя по вашему виду - скажете какую-нибудь грубость, позвольте подчеркнуть, что в то время, пока я с ничем не оправданной непредусмотрительностью вам доверяю, среди пациентов психиатрической больницы ходят упорные слухи о вашем приятном времяпрепровождении. Было бы полезно для всех, если бы доктор Радж освободила вас от ведения этой пациентки.
- Полезно для всех? - дернувшись, откликнулся Пол. - Для всех, кроме самой пациентки. Я всегда считал, что прежде всего должны учитываться интересы больных.
- Вы просто не знаете, - пробурчал Холинхед, - какое прозвище ходит сейчас по больнице применительно к этой молодой женщине. Ничего похожего на "Сопливого Эла" для доктора Элсопа или моего собственного эпитета "Святой Джо".
