Владимир Контровский - Трудно быть богом обитаемого острова
…Уровень поля, уровень поля. Уровень низок, но по-другому нелегалы и не могли: башни не предназначены для направленного излучения, они хлещут пси-полем во все стороны, не отделяя агнцев от козлищ — это не оружие селективного действия, а технический инструмент пропаганды и агитации, очень мощный инструмент, но не более того. Заговорщики сделали всё, что смогли — они выжали из этого инструмента максимум допустимо возможного. Город в смятении — это раз; царящая в столице растерянность видна невооружённым глазом, и это наверняка результат воздействия излучения. Толпа якобы «религиозных фанатиков» (скорее всего, её составили те, кто давно уже был морально готов ломать, крушить и убивать, а поле стало для них всего лишь разрешающим сигналом, чем-то вроде команды «куси!») штурмует Город Просвещения — это два. Те, кто взбудоражили эту толпу и натравили её на «врага» (способ древний, как мир), наверняка знали, что Город не по зубам никакой толпе, и затеяли они эту атаку с одной-единственной целью: отвлечь моё внимание. А вот дальше — дальше возможны варианты, которые — все из которых — я обязан предугадать и парировать.
За порядок в столице можно не беспокоиться: полицию возглавляет Дэк Потту, а у него не забалуешь. Дэк миндальничать не будет — мне уже не раз приходилось защищать его от наскоков чрезмерно гуманных членов правительства, обвинявших Генерала в нарушении прав человека, выразившимся в расстрелах на месте уголовников, взятых с поличным над ещё не остывшими телами жертв разбойных нападений. Вепрь — Вепрь со своей «старой гвардией» присмотрит за Временным Советом (чтобы господа «советники» не устроили какой-нибудь водевиль, который запросто может обернуться кровавой драмой-трагедией), у Тика Феску даже с его одной рукой хватка мёртвая.
Уличных волнений не будет: это не революция, а военный путч, самый что ни на есть заурядный, по образу и подобию путча приснопамятных Неизвестных Отцов. Так что народ на улицы не выйдет — ему что те, что эти, всё едино; люди уже не верят ни администратам, ни олигархистам, не говоря уже о разного рода мелких политических фигурках, заботящихся только о своём кармане, желудке и гениталиях.
Самое слабое место — войска. Да, мой авторитет «теневого диктатора» среди армейцев всё ещё высок, очень высок, но есть и тревожные тенденции — в дивизионе тяжёлых систем было какое-то подозрительное шевеление. Хорошо, что столичным гарнизоном командует Тоот, бригадир, то есть легионный генерал Тоот, прославленный герой битвы в Гремящей Излучине (ни мне, ни Максиму эта слава ни к чему, и хорошо, что я предоставил все лавры победителя айкров бравому бригадиру, произведенному после разгрома десанта Островной Империи в генералы). Тоот надёжен — он честен (явление довольно редкое), и он искренне хочет блага своей измученной стране (тоже не слишком часто встречающееся желание).
Да, люди у меня есть, и ситуацию я контролирую, вернее, почти контролирую. Мак, думаю, справится, а мне нужно срезать змеиную голову, иначе будет большая кровь — очень большая. Я не знаю, какой мощности генератором располагают заговорщики. То, что поле слабое, ещё ни о чём не говорит — новоявленные кандидаты в Неизвестные Отцы до сих пор не ударили мощным полем только потому, что они саракшиане, а не земляне, и у них нет иммунитета к пси-излучению — поле «обожжёт» их самих. Но вот если они почувствуют, что проигрывают, тогда они пойдут на всё — кто может поручиться, что у них не заготовлен отмодулированный сигнал безумия, после получения которого какой-нибудь неприметный офицерик не превратится в тупого зомби и не взорвёт ядерный арсенал? Маловероятно, но не исключено, да и простая «чёрная волна» (да ещё с какими-нибудь «присадками») может натворить немало бед. Все мои соратники отключатся, и я на какое-то время останусь один в огромном городе, сошедшем с ума и потерявшем сознание от боли… Справлюсь, кончено, обязан справиться, не имею права не справиться, но такого лучше всё-таки избежать — я не бог, я человек, и я тоже смертен…
Негромко пискнул целеуказатель. Экцеленц бросил взгляд на панель управления — белые стрелки на бледно-зелёном фоне детектора источника излучения сошлись паучьими лапками, зажимая пульсирующую красную точку. Автоматика исправно известила: цель в радиусе поражения. Капающая десница господня, подумал Сикорски, активируя излучатель.
Из-под брюха винтолёта вырвался незримый узкий конус «серого» пси-поля.
Карающий бог опередил восставших против воли его.
Летающая платформа преодолела оставшиеся километры до эпицентра «нелегальной зоны», зависла над широким мощёным двором роскошной виллы, перестроенной из бывшего родового гнезда-усадьбы какого-то имперского аристократа, сгинувшего в перипетиях войн и революций, и расчётливо (на всякий случай) снесла термическими ракетами счетверённые зенитки, задравшие свои тонкие стволы с крыши старинного здания. Клочья расплавленного металла ещё летели во все стороны, когда Странник выключил излучение, и во двор виллы горохом посыпались молодогвардейцы-десантники капитана Итарру. Сопротивления они не встретили: среди путчистов не осталось ни одного способного его оказать.
Ориентируясь по детектору и переступая через неподвижные или слабо шевелящиеся тела, усеявшие комнаты, лестницы и коридоры виллы, Сикорски первым ворвался в центр управления и, не утруждая себя поисками выключателя источника питания, расстрелял блок-эмиттер пси-генератора, заливавшего столицу наведённой сумятицей.
Ему очень хотелось расстрелять и кое-кого из пленных — из тех, кого он неплохо знал и был даже удивлён, увидев их среди заговорщиков, — однако он сдержался.
Разум должен контролировать эмоции, особенно если это разум бога.
И к тому же, сказал себе Рудольф, их всех надо допросить — обязательно.
* * *— А-а-а-а-а-а-а…
Серая волна, заливавшая Город Просвещения, дрогнула, как будто в неё ударил тугой кулак упругого встречного ветра. Разъярённая толпа, опьянённая запахом свежепролитой крови, заволновалась; в ней образовались противонаправленные людские потоки, возникли водовороты, слагавшиеся из мятущихся человеческих тел, — кто-то подавался назад, кто-то упрямо лез вперёд, создавая топчущееся коловращение, бурлящее и клокочущее. Серая топь споткнулась, но не подалась назад — она застыла в состоянии неустойчивого равновесия, не продвигаясь вперёд, но и не отступая, и это было непонятно. Люди продолжали лезть через ограду, хотя напор толпы утратил злобную стремительность; одни спрыгивали на землю с этой стороны невысокого каменного забора, другие сползали обратно — туда, откуда пришли, — а кое-кто зависал на гребне ограды, недоумённо поводя головой, словно не зная, что ему дальше делать.