Эллис Питерс - Неугомонная мумия
Эмерсон замолчал. Аудитория хранила восхищенное молчание. На лице моего супруга проступило выражение ребяческого удовольствия.
- Если у кого-либо имеются иные гипотезы, можете их выдвигать, милостиво предложил он.
Мой несносный ребенок вновь меня опередил:
- Возможно, кто-то еще хотел привлечь наше внимание к краже. Другой человек!
Эмерсон энергично потряс головой:
- Нет, Рамсес! Я отказываюсь допустить существование еще одного неизвестного мошенника. Хватит с нас и одного.
- Я склоняюсь в пользу первой твоей гипотезы, Эмерсон, - заговорила я. - Зачем огород городить? Все просто: вору понадобилось спрятать ящик баронессы. И логичнее всего спрятать вещь среди других таких же вещей. Вот он и засунул свой гроб в хранилище, а дабы мы не обнаружили подкидыша, умыкнул один из наших ящиков и не долго думая бросил его в пустыне. Мсье де Морган нашел этот ящик с мумией, и Джон положил его обратно в хранилище, но, поскольку было темно, мы не заметили, что ящиков стало восемь. Сегодня же вор снова проник в хранилище и забрал свою добычу, то есть ящик с мумией из коллекции баронессы.
- У меня такое чувство, - как бы между прочим заметал Эмерсон, - что, если я еще раз услышу выражение "ящик с мумией", меня хватит апоплексический удар. Пибоди, твоя гипотеза звучит разумно, за исключением одного пункта. Всякий, у кого есть хотя бы унция здравого смысла, не стал бы красть ящ... собственность баронессы, не говоря уж о том, чтобы идти на такие фантастические трюки.
Мы озадаченно переглянулись. Наконец Рамсес задумчиво объявил:
- У меня есть несколько вариантов, папа. Но строить теорию на недостаточных данных - это серьезная ошибка.
- Хорошо сказано, Рамсес, - одобрил Эмерсон.
- Это не я придумал, папа.
- Все равно. Так что давайте оставим теории в покое и будем действовать. Я начинаю склоняться к твоей точке зрения, Пибоди. Единственная подозрительная личность в нашем лагере - это Хамид. Расспросим его.
Но Хамида на раскопках не было. В то утро он не явился на работу, остальные рабочие уверяли, что не видели его.
- Ну, что я вам говорила? - воскликнула я. - Сбежал! Разве это не доказывает его вину?!
- Это доказывает лишь то, что Хамида здесь нет, - желчно ответил Эмерсон. - Возможно, прощелыга достиг своей цели, в чем бы она ни заключалась, и убрался восвояси. Тем лучше. Можно спокойно продолжать работу.
- Но, Эмерсон...
Он погрозил мне пальцем:
- Работа, Пибоди, работа! Тебе это слово знакомо? Я знаю, наша деятельность в этой дыре нагоняет на тебя скуку, ты жаждешь пирамид и с насмешкой относишься к кладбищам, особенно римским...
- Эмерсон, я никогда не говорила...
- Зато думала!
- Если и так, то не я одна.
Эмерсон обнял меня за плечи, не обращая внимания на рабочих, и тихо пробормотал:
- Ты как всегда права, дорогая моя Пибоди. Я тоже считаю наши нынешние раскопки смертельной скукой. И вымещаю на тебе свое дурное настроение.
- Может, займемся здешними пирамидами, Эмерсон? Пусть они неказистые, зато наши.
- Ты знаешь мою методику, Пибоди. Все надо делать последовательно. Долг прежде всего, и меня не отвлечет сладостный зов... этих... гм... пирамид.
5
В течение следующих нескольких дней казалось, что надежды Эмерсона по поводу Хамида оправдаются. В нашем лагере, как и в деревне, царили тишь да гладь. На миссионеров больше не нападали, на нашу собственность не покушались. И даже когда с моего языка случайно сорвались слова "ящик с мумией", Эмерсон лишь слегка передернулся, но до обещанного апоплексического удара дело не дошло.
Я позволила любимому супругу наслаждаться иллюзорным покоем, но сама-то прекрасно знала, что этот обманчивый мир продлится недолго. Интуиция подсказывала: спокоен лишь тоненький слой над бушующим котлом страстей, которые рано или поздно вырвутся наружу.
Мысль позволить Рамсесу вести собственные раскопки оказалась удивительно удачной. Каждое утро я готовила для него увесистый сверток с едой, и он пропадал в пустыне целыми днями, возвращаясь точно к чаю. Голодный и довольный. Однако как-то раз он задержался, и я уже собиралась послать за ним, когда углядела вдали маленькую фигурку.
Рамсес торопливо крался вдоль монастырской стены. К груди он прижимал какой-то предмет, завернутый в куртку. Ничего хорошего эта таинственность не сулила.
- Рамсес!
Он стремительно юркнул в свою комнату, но через несколько секунд появился как ни в чем не бывало. Куртка была на нем, правда наизнанку.
- Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не снимал куртку в пустыне?
- Много раз, мамочка.
- Что у тебя там?
- Находка с раскопок, мама.
- Можно взглянуть?
- Я предпочел бы не показывать, мамочка... пока.
Настоять мне не дал Эмерсон.
- Одну минуту, Пибоди. - Он наклонился к моему уху. - Рамсес хочет сделать нам сюрприз. Ты же не станешь разочаровывать нашего мальчика, правда?
Как сказать. Сюрпризы бывают всякие, а когда речь идет о Рамсесе, в основном неприятные.
С блаженной улыбкой Эмерсон снова зашипел мне на ухо:
- Наверняка собирает черепки и свои любимые кости. Так что приготовься радостно восклицать и восторгаться всякой трухой.
- Ладно, чему быть, того не миновать.
Наш довольный отпрыск скрылся в своей комнате.
Что бы ни обнаружил Рамсес, вряд ли его находки были скуднее наших. Мы нашли небольшое семенное кладбище, относящееся к Четвертой или Пятой династии фараонов, но в скромных маленьких гробницах не было ни одного примечательного предмета, а мумии из-за влажной почвы превратились в комья глины. Словом, ужасная скука.
К счастью, это нудное спокойствие продолжалось недолго. Первый признак новой вспышки насилия был довольно невинным.
Мы с Эмерсоном сидели в гостиной после непритязательного ужина. Он делал записи в журнале, а я собирала из черепков свою одиннадцатую римскую амфору. Честно говоря, амфоры у меня всегда вызывают зевоту. Вот я и зевала над черепками. Рамсес в своей комнате был погружен в какое-то таинственное и наверняка предосудительное занятие. Джон терзал Писание. Львенок охотился за моими ногами, в качестве трофея ему неизменно доставались тапочки. Поскольку одну он уже благополучно сгрыз, я решила отдать ему на растерзание и другую. Бастет лежала на столе рядом с бумагами Эмерсона, глаза ее превратились в щелочки, а мерное мурлыканье тихим эхом разносилось по комнате. Словом, наше семейство погрязло в трясине бездействия и умиротворенности. Отвратительное состояние.
Я зевнула в очередной раз, потянулась и сказала:
- Пожалуй, съезжу-ка я в Каир.
Эмерсон отложил перо:
- Так я и знал! Пибоди, я запрещаю тебе шляться по базарам, выискивая убийцу. До сих пор все шло спокойно, и я не собираюсь...
