Джон Уиндем - Мидвичские кукушки
– Понятно, – кивнул Зеллаби. – Военное ведомство не знало толком ни о том, что, собственно, имеем мы, ни о том, что у русских. Но если бы оказалось, что у русских появилась группа потенциальных гениев, нам следовало бы иметь такую же?
– Примерно так. Что эти Дети какие-то необычные, стало ясно довольно быстро.
– Я должен был догадаться, – грустно покачав головой, сказал Зеллаби. – Мне просто никогда не приходило в голову, что мы в Мидвиче не единственные в своем роде. Но теперь я начинаю подозревать, что вы не случайно сегодня так откровенны. Я не вижу, как это может быть связано с событиями в Мидвиче, значит что-то произошло где-то еще, скажем в Гижинске? У тамошних Детей появилось какое-то новое свойство, которое скоро появится и у наших?
Бернард аккуратно положил нож и вилку на тарелку, некоторое время смотрел на них, а потом медленно произнес:
– Дальневосточная Армия недавно была вооружена новыми орудиями среднего калибра с атомными снарядами. Предполагаемая дальность стрельбы – примерно пятьдесят или шестьдесят миль. На прошлой неделе они проводили первые боевые стрельбы. Города Гижинска больше не существует…
Мы уставились на него. Антея с ужасом наклонилась вперед.
– Вы хотите сказать… все?.. – недоверчиво спросила она.
– Все, – кивнул Бернард. – Невозможно было предупредить людей так, чтобы об этом не узнали Дети. Кроме того, теперь это можно официально объяснить ошибкой в расчетах, или, скажем, диверсией.
Зеллаби чертил какой-то узор на скатерти, глядя в пол. Потом он вновь поднял взгляд на Бернарда.
– Вы сказали, на прошлой неделе. Какого числа?
– Во вторник, второго июля, – сказал Бернард.
Зеллаби несколько раз медленно кивнул.
– Но как, интересно, узнали наши?.. – задумчиво сказал он.
После обеда Бернард объявил, что снова собирается на Ферму.
– Мне не удалось поговорить с Торренсом, пока там был сэр Джон, – а потом, понятное дело, мы оба нуждались в передышке.
– У вас нет никаких идей насчет того, что делать с Детьми дальше? – спросила Антея.
Бернард покачал головой.
– Даже если бы у меня и были какие-то идеи, они, скорее всего, были бы служебной тайной. Сейчас я хочу послушать, не предложит ли что-нибудь Торренс, с его знанием Детей. Я надеюсь вернуться через час или два, – добавил он, уходя.
Выйдя из дома, он машинально направился к автомобилю, но, уже взявшись за ручку, передумал. Небольшая прогулка не повредит, рассудил он и быстро зашагал по дороге.
Едва выйдя из ворот, он заметил, как невысокая женщина в голубом костюме, чуть помедлив, пошла ему навстречу. Лицо ее слегка порозовело, но двигалась она решительно. Бернард приподнял шляпу.
– Вы меня не знаете. Я мисс Лэмб, но, конечно, мы все знаем вас, полковник Уэсткотт.
Бернард слегка кивнул в ответ, думая о том, что именно и как давно мы все (надо полагать, подразумевался весь Мидвич) о нем знают, и спросил мисс Лэмб, чем он может ей помочь.
– Я по поводу Детей, полковник. Что с ними будет?
Вполне искренне Бернард ответил, что никакого решения еще не принято. Мисс Лэмб слушала, напряженно глядя ему в лицо и сложив перед собой руки в перчатках.
– Им не сделают ничего плохого, правда? – спросила она. – О, я знаю, то, что случилось прошлой ночью, – ужасно, но они не виноваты. Они еще не понимают. Они такие маленькие… Я знаю, что они выглядят вдвое старше, но ведь это не важно, правда? Они просто не понимали, что делают. Они перепугались. Да разве любой не испугался бы, если бы к его дому пришла толпа и захотела его поджечь? Мы бы все испугались. У людей должно быть право на самозащиту, и никто не вправе за это обвинять. Да если бы они пришли к моему дому, я защищалась бы чем попало, хоть топором.
Бернард в душе усомнился. Было очень непросто представить себе, как эта маленькая женщина с топором в руках противостоит целой толпе.
– Они наломали слишком много дров, – мягко напомнил он.
– Я знаю. Но когда ты мал и испуган, очень легко оказаться более жестоким, чем хотел. Когда я была маленькой, я видела такие несправедливости, которые просто жгли меня изнутри. Если бы у меня хватило сил сделать то, что мне тогда хотелось, это было бы ужасно, действительно ужасно, уверяю вас.
– К несчастью, – заметил он, – Дети такой силой обладают, и вы должны согласиться, что им нельзя позволить ею пользоваться.
– Нельзя, – согласилась она. – Но они и не станут, когда подрастут и поймут. Я уверена, что не станут. Люди говорят, что их надо отправить отсюда подальше. Но вы не сделаете этого, правда? Они такие маленькие. Я знаю, они своенравны, но они нуждаются в нас. Они не испорчены. Если они останутся здесь, мы научим их любви и благородству, докажем, что люди действительно не хотят им зла…
Она умоляюще посмотрела ему в лицо полными слез глазами, с волнением сжав руки.
Бернард посмотрел на нее с грустью, удивляясь тому, насколько должен быть слеп материнский инстинкт, чтобы эта женщина продолжала считать шесть смертей и множество серьезных ранений всего лишь результатом детских шалостей. Он почти видел стройную золотоглазую фигурку, которая полностью завладела ее сознанием. Эта женщина никогда не сможет обвинить в чем-либо ни одного из них, никогда не перестанет обожать их всех, никогда ничего не поймет. В жизни ее было только одно-единственное чудо… Ему больно было смотреть на мисс Лэмб.
От него почти ничего не зависит, объяснил Бернард ей и заверил, стараясь не пробуждать напрасных надежд, что обязательно включит в отчет все, о чем она ему говорила. Затем он попрощался с мисс Лэмб как можно мягче и пошел дальше, ощущая спиной ее тревожный укоризненный взгляд.
В поселке царила атмосфера подавленности. Люди, попадавшиеся навстречу, за исключением одной-двух беседовавших пар, казалось, были погружены в свои собственные мысли. Вокруг лужайки ходил одинокий полицейский, и видно было, что ему это до смерти надоело. Урок номер один, который Дети преподали Мидвичу – группами собираться опасно, – кажется, был усвоен. Прямой шаг к диктатуре: не удивительно, что русские не стали ждать, что еще произойдет в Гижинске.
Пройдя ярдов двадцать по Хикхэмской дороге, Бернард увидел двух Детей. Они сидели на обочине и так напряженно смотрели куда-то вверх и в сторону, что даже не заметили его приближения.
Бернард остановился и, проследив за их взглядом, в тот же момент услышал гул двигателей. Самолет был хорошо виден – серебристый крестик на фоне голубого летнего неба, он летел в сторону поселка на высоте около пяти тысяч футов. Неожиданно от него отделились пять черных точек, один за другим раскрылись пять парашютов и медленно поплыли вниз. Самолет летел дальше.
