Лиана Мориарти - Верные, безумные, виновные
Воздух наполнили неистовые, резкие звуки вертолетного винта. Тиффани подняла голову:
– Этот вертолет прилетел… к нам?
– Да, к нам. – Женщина-полицейский тоже посмотрела вверх и достала из кармана брюк рацию. – Извините.
Она поспешила прочь.
– Где он собирается сесть? – спросила Тиффани у самой себя.
Вертолет завис над ними, как гигантская птица, и звук усилился. Краем глаза она увидела, как бедный Барни, испугавшись сильного шума, стремглав несется по двору.
– Мама! – На лужайке появилась Дакота – с круглыми от страха глазами и с книгой в руке. – Что случилось? Почему здесь вертолет? Перед этим я слышала сирену «скорой», но не думала, что это к нам.
Тиффани обняла ее одной рукой и прижала к себе, чтобы почувствовать ее худенькое тело. До этого момента она даже не вспоминала о дочери.
– Руби упала в фонтан и едва не утонула.
Дакота сразу же отодвинулась от Тиффани и схватила ее за руку. Она что-то говорила, но из-за усиливающегося шума от вертолета Тиффани не слышала.
В конце дорожки к дому она увидела Вида, который знаками подзывал ее подойти к входу. С ним был еще один полицейский. Вряд ли ему это понравилось. Вид маниакально боялся полиции. Он был одержим величайшим неподдельным страхом, что его упекут в тюрьму за преступление, которого он не совершал. Это было смешно. «Невиновные люди каждый день попадают в тюрьму», – с непроницаемым лицом часто говорил он Тиффани, как будто всерьез считал, что это может с ним произойти. Это делало его чрезвычайно законопослушным. Он выплачивал какие-то чрезмерные налоги, пока Тиффани не взяла его финансовые дела в свои руки. Но он по-прежнему рвался выбрасывать деньги на налоги – на всякий случай.
– Меня зовет папа. Иди подожди в доме! – прокричала она Дакоте. – Все в порядке.
Дакота снова схватила Тиффани за руку, больно ущипнув. Тиффани стряхнула ее руку.
– Потом! – прорычала она. – Иди!
Дакота убежала, опустив плечи и спрятав лицо в ладонях. Тиффани с досадой подумала: «Господи, Дакота, сейчас мне не до тебя».
Глава 54
Слушая шум дождя, Тиффани и Вид тупо смотрели на рассыпанные по кухонному полу шоколадные орешки.
– И не скажешь, что в этой банке так много стекла, – заметил Вид.
– Или так много орешков, – согласилась Тиффани. – Мы в порядке, Дакота! – прокричала она. – Прости, если ты удивилась! Твой папа разбил банку!
Последовало молчание. Тиффани различила глухой шум от телевизора на фоне шума дождя.
– Никто не пострадал! – прокричал Вид. – Нам не нужна помощь!
Наступила пауза.
– О’кей! – ответила Дакота на редкость высокомерным тоном.
Тиффани и Вид улыбнулись друг другу.
– Я могла бы и догадаться, почему она вела себя так странно, – сказала Тиффани. – Теперь для меня вполне очевидно, что она винила себя.
– Ты все время твердила мне: что-то не так. Но почему она до сегодняшнего дня не говорила нам о своих чувствах? – Вид понизил голос, хотя Дакота никак не могла их услышать. – Зачем все держать в себе? Это нехорошо.
– Похоже, она боялась, что мы тоже виним ее. Наверное, она думала, что мы сердились.
– Глупая! – сердито произнес Вид.
– Я знаю. Ну, мы были расстроены и растеряны, и дети так поступают. Они считают себя во всем виноватыми. Она неправильно истолковала все, что мы делали.
– Но ее даже там не было, когда это случилось!
– В том-то и дело. – Тиффани старалась не показывать своего нетерпения.
Когда Дакота в слезах объясняла, почему она подумала, что все винят ее за происшествие с Руби, Вид тоже был там, но он так энергично размахивал руками, выражая свое недоумение, что толком не слушал ее.
– Она вбила себе в голову, что Клементина считала Дакоту ответственной за детей. Мы же все время твердили ей, что она хорошая нянька.
– Да, но…
– Знаю, – сказала Тиффани. – Конечно, Клементина с Сэмом не стали бы ее винить. Никто не стал бы. Боже правый, ей десять лет. Мы все знали, что она пошла в дом читать. Если кого и надо винить в этой семье, так это меня. Именно я предлагала гостям «танец на коленях».
– Перестань, – быстро проговорил Вид. Со дня барбекю он пресекал любой подобный разговор. – Это был ужасный несчастный случай.
Ну да, вот что такое – держать все в себе. Неудивительно, что Дакота считала происшествие на барбекю позорным секретом. Родители не сказали ей об этом ни слова! Наверное, это показалось бедной девочке таким странным. Разумеется, она подумала, что это имеет к ней отношение.
Тиффани вспомнила, что всю неделю сразу после барбекю была очень занята на работе. Тот чертов таунхаус, с самого начала доставлявший ей одни неприятности, был передан на аукцион, и суд по вопросам земельной собственности и окружающей среды решил не в ее пользу. Неделя выдалась паршивой, и на фоне всех этих стрессов маячил абсолютный ужас случившегося. Она совсем не думала о Дакоте. Совершенно. Дакота была для нее еще одной работой, при выполнении которой нужно поставить галочку. Как только Дакота, одетая в форму и снабженная завтраком, доставлялась в школу, работа бывала выполнена. Вид относился к этому точно так же. Для него та неделя тоже не задалась. Он потерял правительственный договор, что, оказывается, было благом, но тогда он об этом еще не знал. К тому времени как Вид и Тиффани справились со своими затруднениями и начали снова нормально разговаривать с Дакотой, вред уже был нанесен. Бедный ребенок решил: налаживание контактов с родителями означает то, что они ее простили.
Простили!
– Сейчас принесу совок, – сказал Вид. – Не двигайся. Ты босая.
Он пошел за совком и шваброй.
Тиффани смотрела на массивные плечи Вида, когда он, наклонившись, аккуратно выметал стекло и орехи. Она думала о секретах и вреде, который они наносят.
– Сегодня в школе я узнала одного из родителей.
– Да? И кто это был?
Вид продолжал подметать.
– Со времени моих танцев.
Вид поднял глаза:
– И как, нормально?
– Один из моих постоянных посетителей. Почти что друг. Приятный мужик.
– Хорошие чаевые давал?
– Отличные.
– Превосходно, – заметил Вид.
– Он заказывал много частных шоу, – осторожно проговорила Тиффани.
– Рад за него. У мужика был хороший вкус.
Он внимательно осмотрел пол и продолжил сметать крошечные осколки стекла.
– Вид, – начала Тиффани, – да перестань. Немного… неудобно, да? Стоять на корте для игры в нетбол рядом с парнем, который видел, как раздевается твоя жена?
– Почему это должно быть неудобно? – Он посмотрел на нее снизу вверх. – Я горжусь тобой. Вероятно, я не захотел бы смотреть, как раздевается его жена. Ты спала с ним?
– Я никогда не спала ни с одним из них. Ты это знаешь.
– Ну тогда в чем проблема? – Вид внимательно изучал ее. – Ты же не была проституткой.
– Но это престижная частная школа. Для некоторых из этих женщин, вероятно, нет большой разницы между танцовщицей и проституткой. Если пойдут слухи, если он скажет своей жене…
– Он не скажет жене.
Встав, Вид пошел в другой угол комнаты, куда закатились орешки.
– Он может сказать жене, и тогда узнают все девочки, и Дакоту начнут изводить, и у нее появится депрессия, и она может пристраститься к наркотикам.
– Ах, этот наркотик, мороженое – ужасный наркотик. Давай посоветуем ей пристраститься к хорошим наркотикам, от которых делается приятно и не хочется содрать с себя кожу.
– Вид!
– Он не скажет жене, – повторил Вид. – Спорю на миллион долларов, не скажет. А если и скажет? Девочки будут только говорить: «Ах, Дакота, ты такая счастливая, твоя мама очень талантливая, очень красивая, очень гибкая».
– Вид!
– Ты не сделала ничего плохого. Разве ты ограбила банк? Нет. А если случится то, о чем ты беспокоишься, но этого не случится, но если все-таки случится, если случится, что Дакоте будет плохо, мы заберем ее из этой школы! Легко. И устроим куда-нибудь еще. Перестань. Не каждый мужчина в Сиднее видел тебя у шеста. Мы найдем другую школу, где никто тебя не знает.
– Не так все просто.
– Просто, если мы хотим, чтобы было просто. – Вид собрал последние осколки стекла и поднялся. – Ты взвинчиваешь себя по пустякам. Ищешь повсюду катастрофы. Как со сварливым стариком, соседом Гарри…
– Это не пустяки, – возразила Тиффани. – Наш ближайший сосед умирает, и мы даже этого не знаем. Это не пустяки.
Вид пожал плечами:
– Ладно, так что сказала Дакота сегодня в машине? Мы сожалеем. Да, сожалеем. Конечно же. Нам жаль Гарри. Нам следовало чаще к нему заходить, пусть даже он захлопывал перед нами дверь. И если хочешь, можешь сожалеть по поводу твоих танцев, хотя у тебя хорошо получалось, и тебе нравилось, и ты никому этим не навредила, и, знаешь, заработала кучу денег, так что, по-моему, было хорошо, но ладно, если хочешь, можешь сожалеть. Так же, как мы сожалеем по поводу маленькой Руби, знаешь, – ну конечно. Мы все чувствуем себя ужасно. Мы все хотим, чтобы все было по-другому. Мы очень этого хотим. Мы сожалеем – я сожалею – прежде всего, что пригласил этих людей, и сожалею, что не присматривал хорошенько за этими малышками. Как бы мне хотелось, приходя на лужайку за домом, каждый раз не вспоминать о…
