Лиана Мориарти - Верные, безумные, виновные
Большими зазубренными ножницами он разрезал одежду Руби – пачку и футболку с длинными рукавами, – потом отодвинул одежду, обнажив маленькую белую грудь Руби.
– Конечно.
Вид поспешил в дом и принес стопку белых пушистых полотенец.
– Что вы делаете? – резко спросил Сэм, когда врач протер тело Руби и прижал к ее груди две липкие пластины.
– Это пластины дефибриллятора, – сказал медик. – На тот случай, если у нее снова будет остановка дыхания. Просто подготавливаемся к наихудшему сценарию. К тому же это даст нам полезную информацию.
Руби замолотила маленькими ручками.
– Мы собираемся ввести ей седативный препарат, – сказал пожилой врач. – Есть ли у нее аллергия на лекарства?
– Нет, – сказал Сэм.
– Она принимает какие-нибудь лекарства? Какой у нее анамнез?
– Она не принимала даже антибиотиков, – сказала Клементина.
Врач постучал пальцем по игле. У Клементины перед глазами замелькали белые точки.
– Присмотрите за ней! – резко произнес врач, и Клементина поняла, что он имел в виду ее, только когда Сэм взял ее за руку.
Именно Сэм всегда водил девочек на прививки. Клементина не выносила вида шприцев.
– Опустите голову к коленям, – велел врач.
– Я в порядке, – глубоко дыша, сказала Клементина.
– Почему здесь полиция? – спросил Сэм.
Клементина подняла глаза и увидела, что Вид разговаривает с молодой женщиной-полицейским, у которой завязан конский хвост. Она записывала что-то за Видом.
Что он говорит? «Мать не следила. Она разговаривала со мной, шутила».
Клементина увидела, что Эрика успела отойти от фонтана, а она даже не заметила, и вошла в павильон. Плечи ее были укутаны в два белых полотенца, а одно лежало на коленях, где сейчас спиной к Клементине сидела Холли, положив голову на плечо Эрики.
– Это стандартная процедура для подобных происшествий, – сказал врач, продолжая заниматься Руби. – Для выяснения ситуации они просто зададут несколько вопросов. Они нам также понадобятся, чтобы перекрыть улицу для спасательного вертолета.
– Вертолета? – переспросил Сэм. – Сюда пришлют вертолет? Где его собираются сажать?
– Неподалеку от входной двери.
Он склонился над рукой Руби. Клементина отвела глаза.
– Вы шутите, – сказал Сэм.
– Вертолет может приземлиться на шоссе, лужайке, теннисном корте. Это место идеально. Хороший широкий тупик. Подземные линии электропередачи. Так делают всегда.
– Гм… – хмыкнул Сэм.
– Ага, лопасти у него короче, чем у обычного вертолета.
Боже правый, неужели они по-мужски болтают о вертолетах?
Клементина заметила, что хотя на первый взгляд Сэм говорил как обычно, но это было не так, потому что он то и дело исступленно сжимал кулаки, словно замерз или был не в себе.
– Но зачем понадобился вертолет? – спросила Клементина. Паника, немного поутихшая, когда она увидела, что у Руби задвигалась грудь, и еще больше после приезда парамедиков, опять усилилась. – Теперь она ведь в порядке, да? Все будет хорошо? Она уже дышит. Разве нет?
Взглянув на Сэма, она увидела в его глазах ужас. Когда дело доходило до предчувствия надвигающейся опасности, он всегда был на шаг впереди ее. Она называла это «стакан наполовину пуст». Он называл это сигналом тревоги. В голову пришли два грубых, безобразных слова: поражение мозга.
– Это вполне стандартная процедура для серьезного педиатрического случая. На борту будет врач. Полагаю, перед тем как взять на борт, ее интубируют и удостоверятся в стабилизации, – сказал медик.
Он взглянул на Клементину. У него было обветренное лицо, как у человека, много времени проводящего на воздухе. В глазах угадывалась профессиональная усталость, как у ветерана войны, повидавшего вещи, недоступные пониманию штатского.
– Ваши друзья все сделали правильно.
Глава 52
«Мы все это делали». Слова Клементины повисли в воздухе. Тяжело дыша, они с Сэмом смотрели друг на друга поверх вороха одежды Холли.
Клементина слышала, как дождь хлещет по окну. Сколько еще выдержит их маленький дом эту погоду? Может быть, в конце концов стены размокнут и обрушатся?
– Знаю, что мы все это делали, – сказал Сэм. – Все четверо. Вели себя как идиоты! Как подростки! Наше поведение было омерзительным. Когда я думаю об этом, мне хочется блевать!
Чрезмерная ярость его слов вызвала в Клементине желание защититься. Они всего лишь люди, которые на барбекю смеялись, флиртовали и дурачились. Это ничего не значило. Если бы девочки продолжали гоняться за огоньками, ничего не случилось бы. Они оглядывались бы на этот день со смехом, а не со стыдом.
– Просто нам не повезло, – сказала она. – Очень не повезло.
– Неправда! – взорвался Сэм. – Это всё небрежность! Наша небрежность. За девочками присматривать надо было мне. Я должен был знать, что на тебя полагаться нельзя.
– Что?
Из-за такой несправедливости Клементину пронизала горячая волна неудержимого гнева, и ей показалось, она сейчас оторвется от земли. В конце концов, по прошествии всех этих недель, у них дошло до ссоры.
– Это был единственный раз, – холодно произнес он. – Единственный раз, когда я отвлекся.
– Да, наверное, я подумала, что могу расслабиться. – Голос Клементины дрожал от гнева. – Потому что начеку был самый лучший родитель, мистер Чертова Безупречность!
Сэм горько рассмеялся:
– Отлично, значит, это моя вина.
– О, ради бога, не строй из себя мученика. Мы оба были там, мы оба несем равную ответственность. Это глупо.
Они посмотрели друг на друга с вялой неприязнью. Их разный подход к родительским обязанностям всегда был камнем преткновения, еле заметной трещиной в прочном браке, но теперь эта трещина выросла до размеров пропасти.
– Пожалуй, с меня довольно, – заявил Сэм.
– Бесполезный разговор, – согласилась Клементина.
– Нет, – возразил Сэм. – Наверное, с меня довольно наших отношений.
– Наших отношений, – медленно повторила Клементина. Не так ли бывает с жертвами стрельбы, про которых говорят, что они поначалу не чувствуют боли? – С тебя довольно наших отношений.
– Полагаю, надо подумать о разводе, – сказал Сэм. – Возможно. Я не знаю. Как ты считаешь?
Глава 53
Тиффани стояла на лужайке за домом и разговаривала с молодой женщиной-полицейским. Бросив взгляд через плечо, она увидела парамедиков рядом с тельцем Руби. Сэм и Клементина беседовали с врачами. Это были совсем не те люди, что всего несколько минут назад сидели за столом. Их лица опали, как лопнувшие воздушные шарики.
– Что здесь произошло? – спросила женщина-офицер у Тиффани.
Носком туфли она указала на осколки разбившейся посуды на дорожке, ведущей от задней двери. Повсюду были видны острые осколки голубого фарфора. Тиффани любила эти голубые тарелки.
– О-о, – вздохнула Тиффани.
Она попыталась представить себе эту картину глазами полицейского. Похоже ли это на место преступления? Думает ли она, что здесь произошла ссора? Или что все они напились? Женщина-полицейский уже успела поговорить с Видом, и можно было предположить, что она в точности знает о происшедшем. Она проверяет, насколько совпадают их рассказы. От этого Тиффани нервничала.
– Наша гостья, Эрика, – она наша соседка – несла тарелки из дома, и я думаю, когда она поняла, что Руби в фонтане… – Голос Тиффани прервался. Она подумала о пухлом тельце Руби, о ее светлых кудряшках. – А потом, наверное, она уронила тарелки, потому что побежала вытаскивать девочку.
Что же делала Тиффани? Она отвлекала родителей Руби. Заставила их позабыть о том, что они родители.
– Это случилось так быстро, – сказала она женщине-офицеру.
– К несчастью, этот сценарий не так уж необычен, – заметила та. – Дети, тонущие в окружении людей и находящиеся в их поле зрения. Это происходит без шума, быстро. Самая распространенная причина утоплений – невнимательный присмотр со стороны родителей.
– Да, – согласилась Тиффани.
Но ей хотелось сказать: нет, вы не понимаете. Мы не такие люди. Мы присматривали за детьми. Но не тогда. Не в тот момент. Все произошло тихо. Быстро. На один миг все отвернулись.
Тиффани подумала о своих старших сестрах. Она ни за что не сможет рассказать им об этом. «Чтоб тебя, Тиффани», – сказали бы они, потому что девушки семьи Коллинс гордились своей разумной практичностью. Своим здравым смыслом. Они были родом из западных предместий и гордились этим. Они не совершали подобных ошибок. Как они переживали бы, узнай о том, что в доме их младшей сестры произошло нечто в этом роде. Они объяснили бы это деньгами. Их непомерным банковским счетом. Они не стали бы деликатничать.
Узнай они когда-нибудь, что в тот момент, когда это случилось, она изображала «танец на коленях» для матери ребенка, они дружно ужаснулись бы. Их по-прежнему смущало и озадачивало, что их сестра сделала карьеру танцовщицы. «От одной только мысли, что ты бывала в том дрянном клубе, меня начинало мутить», – любила повторять сестра Эмма, самая эмоциональная в семье. И она не преувеличивала, ее действительно мутило от этого. «Она была позором для наших сестринских отношений», – соглашалась Луиза, недавно открывшая для себя феминизм, и говорила она это серьезно. Но их слова отскакивали от Тиффани, как мячики. Теперь эти слова подействовали бы, даже если ее намерения никогда не были столь невинными, поскольку речь шла о безопасности ребенка.
