Питер Морвуд - Иван-Царевич
А может, напротив, рассвирепеют да втопчут его в луговую траву - места мокрого не останется. Ну нет, трех дней с него за глаза хватит. Доел Иван ужин, напился водицы и лег почивать. Лошади его зауважали, чего не скажешь о хозяйке их, потому на всяк случай саблю он из рук не выпускал.
Выстроенные при свете факелов хорловские полки имели вид грозный и внушительный. Царь Александр надеялся, что враг это заметит, только б определил Дмитрий Васильевич, кто враг: Киев иль Новгород, Новгород иль Киев. Имена эти звенели набатом в голове царя, а ответа на вопрос все не было. Будь у него сил поболе, имей он уверенность в союзниках, так вовсе не задавался б таким вопросом, а пошел войной на обоих да и сокрушил их. И был бы ответ много проще, кабы надобно решить, кого прежде сокрушить. Ясно кого - кто первый на пути попадется.
Но что, ежели ни Павел и Борис, князья новгородские, ни Юрий, князь киевский, не повинны в нападении на сына его, что тогда?..
Да ничего, сокрушить их - и вся недолга. Довольно уж он терпел в сердце своем эту занозу.
Мечты, мечты!.. С таким-то войском, с такими чарами мог он лишь глядеть, как смыкают ряды ратники его, да ждать, когда же Стрельцин соизволит ответить, кто есть истинный враг.
- Ай ничего не удумал нынче? - изумилась Баба-Яга.- Что ж ты, Иван-царевич, себя не показал?
- Вперед уж показывать не стану, бабушка. Своя голова дороже.
Баба-Яга нахмурилась при виде такой уверенности, и он прикусил язык, чтоб лишнего не сболтнуть. Сколько раз ему приходилось каяться в болтливости, а теперь, у последней черты, надобно совсем без ума быть, чтоб ради красного словца все себе испоганить. Молча взял он из рук Бабы-Яги тряпицу с надоевшими хлебом и творогом и пошел на луг следом за кобылицами. Интересно, думал он по дороге, едят ли волки творог? Лисицы вроде не брезгуют.
Хоть и ждал он этого, стремительность, с какой кобылицы устремились за жеребцом в лесную чащу, его обескуражила. Чувствуя, что Баба-Яга глядит ему в спину с порога своей избушки, он разыграл для нее целое представленье: бегал взад-вперед, махал руками, кричал, потом пустился в бесполезную погоню. В ушах отдавался надтреснутый смех: Бабе-Яге явно понравился его балаган. Бежал он что было сил, покуда не удостоверился, что она его боле не видит. Тогда перешел на шаг, а вскоре остановился и сел перекусить.
День тянулся медленней, чем ему хотелось, прежде-то время, взнузданное страхом, быстрей бежало. Однако весь страх не прошел, затаился где-то в дальнем уголке души. И более всего страшило то, что нарушит Баба-Яга обещанье, три дня назад данное, и по своей охоте нипочем с кобылицей не расстанется.
Коль не захочет она выполнить уговор, так непременно убить его попытается. А в этом случае сабля верней службу ему сослужит сейчас, когда старая карга храпит на печи, нежели вечером. Но отогнал Иван эту мысль, как все три дня отгонял. Отогнал по причине, над которой Кощей Бессмертный и Баба-Яга только потешились бы, да и Марья Моревна, к слову сказать, насмешливо приподняла бы бровь. Но Иван стоял на своем: убивать на холодный рассудок, хоть и злодея,не победа, а поражение. Иное дело, когда обороняешься.
Холодный нос ткнулся ему в руку, и тягучий голос прорычал:
- Не хочешь творогу, Иван-царевич, так мне отдай. Со страху он едва на дерево не взлетел. А как отдышался да высказал про себя все речи, какие вслух говорить не пристало при волках, что человечий язык разумеют, то отдал тряпицу с творогом волчихе. Она его мигом сглотнула, однако не утратила при этом достоинства.
- Я и не ведал, что волки творог любят,- заметил он, когда волчица окончила трапезу. Облизнулась она и отвечала:
- Кто любит - кто нет. Я не больно люблю, но какая-никакая, а пища, без нее не проживешь. Для русского волка - все пища, что угрызть можно... Ну, будет языком-то чесать. Помнишь, я тебе обещалась на помощь прийти, когда и ожидать не будешь? Вот пришла отблагодарить за детеныша моего.
- А лошадушки где?
- На конюшню поспешают, да так, будто смерть сама за ними гонится. Хотя на сей раз нет...
- На сей раз?..
Волчица сверкнула на него желто-зелеными глазами и белоснежные зубы оскалила.
- Конина - тоже еда, Иван-царевич, добрая еда. Но на сей раз мы от нее откажемся.- Она поглядела на краюшку неба, виднеющуюся меж дерев.- Ну ступай, требуй своего коня, ты его честно заслужил. Да только послушай моего совета: нынче ночью глаз не смыкай, понял?
И, не сказав более ни слова, волчица скрылась в кустах.
Зато Баба-Яга никуда не скрылась. Неторопливо шагая лесом к жуткому забору, издали слышал Иван вопли и ругань. Правда, ничего нового из них не почерпнул.
Взойдя на конюшню, он, как всегда вежливо, поприветствовал старую хрычовку и справился о самочувствии лошадей. Они были все взмыленные, дико вращали глазами, но ни на что не жаловались, хоть некоторых и покусали малость за щетки. При виде Ивана все бочком-бочком разбрелись по яслям, будто он сам волк, а не человек, подчиняющий себе и птиц, и зверей, и насекомых.
- Знатно ты их вышколил,- встретила его Баба-Яга (голос ее был приветливей, чем он ожидал).- Ну что с тобой поделаешь, выбирай себе завтра поутру хорошего аль худого.
Она даже на улыбку расщедрилась, ежели слово такое уместно в применении к ее образине. Иван подумал бы, что ведьма смирилась со своим поражением, когда б не зло, витающее в воздухе, точно запах кипящего уксуса. Улыбка Бабы-Яги столь же неверна, как лед весенней порою, недаром волчица его предостерегала. Иван себе наказал глаз не смыкать ночью - благо, при здешних порядках это нетрудно. Даже когда Баба-Яга вышла из конюшни, он остался начеку, будто натянутая тетива.
Ужин ждал его под ведром, как обычно. Опять хлеб и творог, а к ним куриная ножка. Поглядел на еду и снова прикрыл. Хлебом и творогом он сыт на всю оставшуюся жизнь, а мяса под крышею Бабы-Яги и подавно в рот не возьмет.
Лучше уж поголодать напоследок.
Так и сидел впотьмах, опершись подбородком на рукоять сабли, а по теням и бликам, что метались в избушке, понимал, что не один он нынче бодрствует. Но Баба-Яга за день отоспалась, он же лишь самую малость соснул в лесу. Более всего настораживали Ивана звуки варева бурлящего. Свою доверчивость он оставил в прошлом, когда без оглядки верил в доброту всех людей. Теперь же, когда навидался злобы, порою бывал так же осмотрителен, как его любимая жена. Вполне в характере Бабы-Яги притвориться побежденной, отдать ему коня, а после заполучить его назад какой-нибудь бесовской уловкой. Содрогнулся он при мысли о том, что она ему уготовила, и посулил себе, покуда у нее гостюет, ни крошки, ни капли в рот не брать - будь то вино, чтобы вспрыснуть проводы, иль хлеб да творог в дорогу, будь они неладны.
