Николай Грязнов - За дверью в лето
— Ну и что? Он, скорее всего, поднырнет под молнию или поставит блок.
— Точно. Других вариантов выбора у него практически нет. И то, и другое противник сделает, исходя из расчета средней силы наносимого ему удара. Он же не знает, что у тебя в молниях спрятан динамит.
— Что у меня спрятано?
— Неважно. Это такое перефразированное выражение четлан.
— Понятно.
— Блок ты пробьешь легко, удар он, конечно, слегка ослабит, но на мгновение противник лишится способности перемещаться. То же самое произойдет, если он привычно отклонится по минимуму.
— И что это нам даст?
— В ту же секунду я нанесу точечный оглушающий удар.
— Ты не успеешь перезарядить.
— Успею, в первый винт я не стану вкладывать силу, это будет чистой воды обманка.
— Интересно. Попробовать можно. А как же тренироваться?
— Есть вариант. Можно запрограммировать движение мишени. Хотя проще взять их две, или даже три, и правильно разместить.
Вначале у Роджера вообще не получалось действовать по команде, но постепенно он понял, как стабилизировать время подготовки к выпаду. Экспериментальным путем выяснили, что ему для подготовки мощного и точного удара требуется почти секунда. После этого наставница отрепетировала задержку своего винта. Вскоре требуемая синхронность действий была достигнута и они перешли к разработке нового приема, которому дали кодовое название "Джин". Ученик, в конце концов, не выдержал и спросил Алису:
— И что это тебя все тянет на алкоголь?
— Так у него действие схожее, не убивает, но сильно бьет по мозгам, — отшутилась напарница.
— Откуда знаешь? Доводилось пробовать?
— На кобортов под парами насмотрелась, не приведи господь.
— А у меня слуги были практически непьющие, и у родителей в рот не брали.
— Повезло тебе.
— Знаешь, мне Рамзес чем-то напоминал отца. Не внешне, а внутренне. Такой же молчаливый, спокойный и уверенный в себе. Правда, я очень смутно помню своего отца, меня очень рано передали наставнику.
— Повезло тебе, — повторила Таира. — Ты его хотя бы смутно, но помнишь, а я даже не видела никогда. При подготовке профессиональных бойцов детей забирают от родителей еще полными несмышленышами.
— Как это? Что-то в стиле мифических барсов?
— Почему мифических?
— Потому что их никто не встречал. Или тебе доводилось?
Алиса как-то странно посмотрела на Тобио:
— Да нет, не доводилось. Ну, примерно, в таком стиле.
— Постой, — вспомнил Роджер:- Но ведь Крот вроде говорил, что знал твоего отца.
— Ты про Гровера? Так он был моим приемным отцом.
— Получается, ты обманула настоятеля?
— А разве ты о себе всю правду сказал?
— Ну… — замялся юноша.
— Или хочешь заложить меня?
— Вот еще. Ты что? В своем уме или как? Нет, конечно.
— У каждого в Храме есть свои маленькие секреты, сюда чаще всего приходят обездоленные и пострадавшие. Тайну Рамзеса мы узнали случайно, но, наверняка, кое-что за душой найдется и у Багира, и у Кузьмы, и у того же Мортафея.
— Именно поэтому ты не хочешь, чтобы я говорил им, что умею создавать клона?
— Не все свои козыри стоит выкладывать на стол сразу.
— И у тебя тоже кое-что припрятано в рукавах?
— Без этого в нашем мире не выжить.
— Ладно, я тебя понял. Продолжим?
Они занимались еще несколько часов и вернулись в казарму под утро, отработав помимо "Грога" с "Джином" еще и "Пунш", предназначенный для поражения двух противников, стоящих рядом. Все давно уже спали, только Рэм проворчал что-то про сумасбродов, шляющихся неведомо где и мешающих отдыхать уставшим воинам.
Утром бригаду разбудил Такер, присланный Привратником, чтобы позвать всех в Зал испытаний для рапорта настоятелю. Невыспавшиеся Алиса с Роджером чувствовали себя отвратительно. Тем не менее, напарникам пришлось плестись в хвосте колонны и предстать перед начальством в состоянии недобуженных зомби. Справа от спокойного, но сосредоточенного, Мортафея стоял хмурый и раздраженный магистр, а слева — грустный и безразличный к происходящему начальник охраны.
Выслушав рассказы основных участников операции, включая Багира, Таиру и Роджера, глава Храма, оставив их троих в помещении, отпустил остальных бойцов в казарму. Все показания прозвучали достаточно беспристрастно. Только молодой лиат не смог скрыть своего явно негативного отношения к паническому бегству, которое он практически в открытую назвал трусостью. Некоторое время после выхода храмовников Крот безмолвно смотрел в глаза бригадира, явно испытывая нервную систему руководителя налета. Командир проявил должную выдержку и не отвел взгляда, тогда настоятель грустно вздохнул и задал свой первый вопрос:
— Объясни нам, Багир, почему ты разрешил Нихату взять столько пакетиков, сколько ему захочется?
— Ну, он ведь не являлся бойцом бригады, и не находился в моем прямом подчинении.
— На время операции он был придан твоей бригаде. И руководил операцией ты, а не он.
— Но ведь операция была не боевая, а торговая, и все делал он, а мы лишь обеспечивали прикрытие.
— Удивительно рассуждаешь. В ходе торговой операции мы потеряли двух своих товарищей. Да еще каких, лучших из лучших. Ты отвечал за прикрытие, вот теперь и объясни нам, как это могло случиться. Почему ты отдал команду спасаться всем самостоятельно, а не организовал отпор?
— Я увидел, что шоргов спустили с цепи. Против них все равно было не выстоять даже в строю.
— Когда это ты успел?
— Как только взревела сирена. Я следил за самыми опасными направлениями и сразу засек, что охранник из подвала первым делом открыл вольер с монстрами. У бригады был только один шанс спастись — успеть покинуть двор. Нельзя было допустить сутолоки. Если б Нихат не застрял в форточке, все бы ушли.
— С чего ты это взял, если тебя самого едва не схватили.
— Я задержался, пытаясь помочь монаху.
— Что сказал тебе Нихат?
— В смысле?
— Почему ты передумал и приказал своим бойцам взять по три пакетика?
Было видно, что говорить правду бригадиру не хотелось, но врать в присутствии Привратника рискнул бы только сумасшедший.
— Он сказал, что добудет обезболивающее для Терры, если я не буду упрямиться.
— Кто такая Терра?
— Это его мать, — ответил за бригадира начальник охраны. — Она лежит в госпитале. Ее мучают сильные боли, а анальгетиков на всех не хватает.
— Сочувствую, — обращаясь к склонившему голову Багиру, произнес настоятель, и после непродолжительного молчания добавил:- Это многое объясняет, но не оправдывает. Командир во время боя должен думать о своих бойцах, а не о больной матери.
