Эллис Питерс - Датское лето (Хроники брата Кадфаэля - 18)
Да, девушка! Гвион вспомнил эту девушку. Чернобровая красавица, высокая, стройная и молчаливая. Она подавала вино и эль, прислуживая за столом принца без улыбки. Время от времени она бросала недобрые взгляды на священника, который, как говорили, был ее отцом, напоминая ему, насколько шатко его положение и насколько он от нее зависит.
Эту историю передавали из уст в уста слуги в маноре, и она дошла до ушей последнего пленника из Середиджиона, который один из всех бесстрастно наблюдал за происходящим, поскольку Гуинедд не был его домом, Овейн - его господином, а Жильбер из святого Асафа - его епископом. Та самая девушка? Но ведь она, помнится, была в пути - ей предстояло обвенчаться с человеком из Англси, состоящим на службе у Овейна.
- Так ты тот самый Йеуан аб Ифор, - догадался Гвион, - который должен был жениться на дочери каноника?
- Да, тот самый, - ответил Йеуан. - А ты кто такой и откуда знаешь мое имя и что я тут делаю? Я до сих пор не видел тебя среди вассалов принца.
- Ничего удивительного. Я не его вассал. Я Гвион, последний из пленников, которого он привез из Середиджиона. Я предан Кадваладру, - твердо произнес Гвион и увидел, что в проницательных глазах, наблюдавших за ним, загорелось пламя. - И в добре, и в зле я - его человек, хотя предпочел бы только добро.
- Это его рук дело, что дочь Мейриона оказалась пленницей в руках этих морских разбойников! Добро, содеянное им, подобно горсточке желудей, и, подобно желудям, его можно скормить свиньям. Он приводит варваров в Гуинедд, потом расторгает сделку и удирает в безопасность, оставив невинных заложников выносить всю тяжесть гнева Отира. Он был таким же проклятием для своих близких родственников, для Анаравда, которого убил!
- Остерегайся заходить слишком далеко в своей брани, - сказал Гвион, скорее, устало и горестно, нежели с негодованием, - потому что я не могу это слышать.
- О, успокойся! Видит бог, я не стану ставить человеку в вину, если он предан своему принцу, но твой выбор мог быть лучше. Ты волен прощать ему все - неважно, как он тебя позорит, - но не проси, чтобы я простил ему то, что он бросил мою невесту у датчан на произвол судьбы.
- Принц заявил, что она под его защитой, - сказал Гвион, - я сам это слышал всего час тому назад. Он предложил выкуп за нее и за двух монахов, которые прибыли из Англии, и предупредил, что с ней должны хорошо обращаться.
- Принц здесь, - мрачно сказал Йеуан, - а она там, и датчане потеряли нужного им человека. Теперь они могут не отпустить других пленников.
- Нет, - сказал Гвион, - ты ошибаешься. Какую бы ненависть ты к нему ни питал, ты можешь быть доволен! Прошлой ночью они послали корабль в залив, и моряки, высадившиеся на берег, пробрались в лагерь, к палатке Кадваладра. Они взяли его в плен и увезли с собой, теперь ему придется уплатить свой долг. Так что им не нужна другая жертва, у них в руках тот, кто им нужен.
Густые брови Йеуана, которые были самой выразительной деталью на его лице, сошлись в одну линию на переносице, выражая подозрение и недоверие. Однако под прямым взглядом Гвиона эти чувства сменились открытым изумлением.
- Тебя обманули, этого не может быть...
- Это правда.
- Откуда ты знаешь? Кто тебе сказал?
- Не было необходимости что-то мне говорить, - ответил Гвион. - Я был с Кадваладром в его палатке, когда они пришли. Я сам видел все. Четыре датчанина ворвались ночью в палатку, его взяли, а меня связали и сунули в рот кляп - то же самое они сделали с часовым, стоявшим в воротах. Вот видишь, у меня на руках следы веревок. Посмотри!
Веревки врезались глубоко в запястья, когда он пытался освободиться, и следы говорили сами за себя. Йеуан молча долго смотрел на них.
- Так вот почему ты сказал мне: "Ты тоже?" Теперь я понимаю, что у тебя там, у датчан. Прошу прощения, если я скажу прямо, что твое горе не идет ни в какое сравнение с моим. Он сам навлек свою беду себе на голову. Но чем моя девушка заслужила, чтобы он ее бросил там в опасности? И если теперь, когда Кадваладр у них в руках, ее отпустят, я буду рад.
Поскольку возразить было нечего, Гвион промолчал.
- Если бы у меня была дюжина молодцов, - рассуждал Йеуан скорее сам с собой, нежели с собеседником, - я бы сам увез ее оттуда, сколько бы датчан ни прислал Дублин в Гуинедд. Она моя, и я ее получу.
- Но ты же еще далее не видел ее, - сказал Гвион, потрясенный таким страстным порывом столь сдержанного и спокойного человека.
- Нет, видел. Я незаметно пробрался к самому частоколу, и могу это снова сделать. Я видел ее там, на вершине дюны, когда она смотрела в сторону юга, ожидая, чтобы кто-нибудь вызволил ее. Она даже красивее, чем я ожидал. Гибкая и ясная, как сталь, а двигается, точно лань! Я бы рискнул проникнуть туда один, но боюсь, что ее убьют раньше, чем я до нее доберусь.
- И я бы сделал то же самое для своего господина, - произнес Гвион, насторожившись, поскольку этот храбрый и страстный влюбленный пробудил в нем надежду. - Кадваладр для тебя - пустое место, а твоя Хелед - немногим больше для меня, но мы все же можем выиграть, если объединимся. Ум хорошо, а два лучше.
- Но всего два, - сказал Йеуан, который, впрочем, слушал очень внимательно.
- Двое - это только начало. Через несколько дней нас может стать больше. Даже если они заставят моего господина заплатить выкуп, уйдет несколько дней на то, чтобы собрать и погрузить скот и добрать серебром недостающую сумму. - Он придвинулся поближе к Йеуану и понизил голос на случай, если кто-нибудь пройдет мимо. - Я пришел сюда не один. В Середиджионе я собрал сто человек, все еще преданных Кадваладру, и привел их сюда. О, не для той цели, которую мы обсуждаем сейчас! Я был уверен, братья помирились и объединятся, чтобы прогнать датчан, и поэтому привел своему господину воинов, которые сражались бы бок о бок с людьми Овейна. Я не хотел, чтобы дело выглядело так, будто Кадваладр получил милостыню от брата, - нет, он должен был возглавлять свой собственный отряд. Я опередил своих воинов, чтобы сообщить Кадваладру новости, но узнал, что Овейн его покинул. А потом его взяли в плен датчане.
Лицо Йеуана снова стало спокойным и бесстрастным, но, несмотря на отрешенный взгляд, его острый ум подсчитывал шансы на удачу.
- Как далеко отсюда находятся твои сто человек?
- В двух днях пути. Я оставил свою лошадь и конюха, который ехал со мной, в миле отсюда и явился к Кадваладру один. Теперь, когда Овейн предоставил мне свободу и я могу остаться или уйти, я через час буду там, где оставил своего конюха, и немедленно пошлю его за отрядом.
- Кое-кто здесь с удовольствием присоединился бы к нам, - вымолвил Йеуан. - Некоторых я бы убедил, остальные не нуждаются в убеждении. - Он потер большие сильные руки и сомкнул пальцы, словно сжимал невидимое оружие. - Мы с тобой, Гвион, еще поговорим об этом. И не отправиться ли тебе в путь сегодня же?
