Жюль Верн - «Если», 1997 № 11
«Все, кроме тебя». О ком это он? О Гвен?
— Эту вшивую дыру не перевариваю, — продолжал Фолт. — Все эти тачки древние, ни дать ни взять старый пригородный кошмар, эпизод из «Сумеречной зоны». Ниини-ниини, ниини-ниини… — Его пальцы поизвивались перед лицом Хаоса. — Давно тут кукуешь?
— Нет, — ответил Хаос. — А это далеко отсюда? Я про Сан-Франциско.
— С часок, ежели на колесах, — сказал Фолт. — Совершенно другой мир. Да ты и сам увидишь. Ты ведь собираешься к нам, не так ли?
— Не знаю.
— Тебя зовет Кэйл. — Он умолк и вгляделся в лицо Хаоса. — Ты ведь помнишь Кэйла, а, Эверетт?
Кэйл Хочкисс.
— Да, — сказал Хаос.
— Вот и славно, — ухмыльнулся Билли. — Вам с Кэйл ом и впрямь надо бы встретиться, утрясти кое-что. Слышь, а не хочешь со мной проветриться? Тут один парень живет, надо бы навестить.
— Идет, — согласился Хаос.
В этот миг на крыльцо вышла Иди в ночной рубашке. И заморгала от яркого утреннего света.
— Иди, — нервно сказал Хаос, — это Билли. Мой старый друг из Сан-Франциско.
— Здравствуйте. — Иди встревоженно посмотрела на Фолта.
— Наше вам, — отозвался Фолт.
— Я ненадолго отлучусь, — сказал Хаос. — Я вернусь.
Теперь она смотрела на Хаоса, в ее глазах читался вопрос. Но сказала только:
— До встречи.
Фолт раскурил новую сигарету.
— Не забудь, я сегодня переезжаю, — сказала Иди.
— Я вернусь до полудня. — Хаос подошел вслед за Фолтом к мотоциклу и уселся сзади.
* * *— Всякий раз, как здесь бываю, заглядываю к этому корешу, — болтал Фолт, когда мотоцикл с ревом нес их по автостраде, которая огибала город, — и всякий раз думаю, что больше, наверное, его не увижу. А он все живет и живет себе. Между прочим, в шестидесятых его пытались посадить на электрический стул.
— На стул?
— Раньше он был знаменитостью. Участвовал в каком-то покушении. Впрочем, сам не убивал. Говорили, будто его подружка пыталась шлепнуть Президента. В общем, классический козел отпущения, твердит людям то, чего они слышать не хотят. Опережать свое время — дело, как ни крути, невыгодное.
— Раньше? — переспросил Хаос, ибо ни на что другое в эту минуту не был способен. Из уголков его глаз ветер выжимал слезинки и разгонял по вискам.
— Ну да, раньше, — ответил Фолт. — До того как все переменилось.
Мотоцикл оставлял позади редкие автомобили; на противоположной окраине города он свернул на улицу, пообочь которой теснились брошенные закусочные. Фолт притормозил у рекламного щита, призывавшего: «Заблудитесь в величайшем лабиринте под открытым небом». Мотоцикл остановился, двигатель умолк, а Фолт пнул щит.
— Вот он где прячется.
— В лабиринте?
— Ага. Единственный чувак, которому не надо все время переезжать. Это модель знаменитого японского лабиринта. Чтобы там поплутать, туристы со всего мира так и валят. Но в переводе это дело не звучит. Я в том смысле, что и этот лабиринт надо было в Японии строить, где все чистенько и аккуратненько. А в Америке все и так заблудшие. Еще до Разлома заплутали.
Америка. Хаос вспомнил и это название. Слово обозначает все и вся: Вайоминг, Калифорнию, Юту и многое, многое другое. Есть оно и в названии Малая Америка, правда, на втором месте. Конечно, раз есть Малая Америка, то существует и большая…
— Когда случился Разлом, Счастливчик и еще несколько парней драпанули из психушки и спрятались в лабиринте. Потом другие ушли, но Счастливчик так ничего и не заподозрил. Он и нынче считает себя знаменитостью. А на самом деле его никто и не помнит. Я пытался ему растолковать, да какое там…
Фолт провел Хаоса через празднично разукрашенный вход в первый коридор лабиринта. Высокие стены были испещрены надписями — философские изречения вперемешку с похабщиной. Фолт высматривал красные аэрозольные стрелки, а Хаос, шагая за ним по пятам, быстро терял терпение.
— Счастливчик! — крикнул Фолт.
В мозгу у Хаоса роились вопросы, но он не знал, с какого начать. Он хотел спросить Фолта о Разломе. Он хотел спросить о Гвен. В сновидениях Эверетт любил Гвен, и если Хаос на самом деле Эверетт…
Хаос попытался об этом не думать.
Они свернули за угол и под навесом увидели Счастливчика. Он лежал в тени на пластиковом матрасе, читал книжку без обложки и громко насвистывал мотивчик. При виде гостей он улыбнулся, показав полный рот плохих зубов. У него было обветренное морщинистое лицо в обрамлении косматой бороды; одежда давно превратилась в лохмотья.
— Эй, Счастливчик. — Фолт полез в кожаный рюкзачок, достал две банки консервов и вручил старику, который изрядно смахивал на призрака. Счастливчик уселся на матрасе и с довольной улыбкой прочел этикетки, после чего запихал банки в груду мусора под ржавым карточным столом.
— Как делишки? — осведомился Фолт.
Счастливчик пожал плечами и вновь улыбнулся.
— Да какие у меня делишки…
— Но ты же там ошивался.
— Больше не ошиваюсь. — Счастливчик содрогнулся. — Джек, меня пытались пришить, очень старались. Нет, теперь я просто сижу вот тут, в лабиринте, прячу бороду от дождя, а задницу от разных свиней. Джек, это твой друг?
— Его зовут Эверетт.
— Эверетт? Гм… — Счастливчик почесал в бороде — сначала задумчиво, потом яростно, будто обнаружил блоху. Казалось, он хочет что-то сказать, но пауза все затягивалась.
— Счастливчик… — начал Фолт.
Старик вдруг выпрямил спину и зло уставился на Хаоса.
— Эверетт, зачем ты сюда пожаловал?
— Что? — переспросил Хаос.
— Зачем ты пришел сюда, Эверетт? Какого черта тебя занесло в Вакавилль?
— Эверетт маленько не в курсе, что тут творилось последнее время, — сказал Фолт. — Вот и решил вернуться в город — проведать старых друзей, разобраться, что к чему…
— Джек, почему б тебе не заткнуться? Он и сам говорить умеет. — Счастливчик раздраженно помахал рукой. — Разобраться, значит? Ты откуда, Эверетт?
— Я жил в пустыне, — ответил Хаос.
— Ну да? Я привык жить в пустыне. — Счастливчик повернулся к Фолту. — Ничего в этом нет особенного, Джек.
— Да я ничего такого не имел в виду, — сказал Фолт.
— Ага, знаю. В том-то и проблема. Ты ничего такого не имел в виду. — Счастливчик снова повернулся к Хаосу. — Не давай этому полудурку затыкать тебе рот. Из пустыни выбраться трудно. Уж я-то знаю, приятель. Когда возвращаешься в город, тебя перестают понимать. Поселился в пустыне — считай, что помер.
— Но Эверетт из города, — вмешался Фолт. — Он к друзьям возвращается.
