Майк Резник - Черная Леди
— А Тай Чонг об этом знает? — спросил я, надеясь, что ответ будет отрицательным.
— Официально об этом не знает никто, — ответил Рейберн с многозначительной улыбкой. — И на вопросы властей все будут наверняка утверждать, что им ничего не известно.
Тут он понизил голос.
— Я сам говорю об этом с вами только потому, что мы коллеги, и вы, оказалось, коротко знакомы с Валентином Хитом.
— Знакомство с Валентином Хитом не значит, что я вор! — запротестовал я.
— Конечно, не значит, — утешил меня Рейберн. — Но с другой стороны вы же не остались невинным, как новорожденный младенец?
— Я никогда ничего не крал, друг Гектор.
Он усмехнулся.
— Я не сужу вас за аморальность, Леонардо.
— Судите, — настаивал я. — Вы говорите, что меня испортило общество Валентина Хита.
— Ну, полиция действительно обращалась к Тай Чонг по поводу вас, когда вы уехали с Шарлеманя.
— Произошло недоразумение. Я не сделал ничего плохого.
— О'кей, — он все еще улыбался. — Я вам верю.
— Мне кажется, что нет.
— Послушайте, я, наверное, вас расстроил, а я совершенно этого не хотел. Мы говорили о Хите.
— Мы говорили о том, знала ли Тай Чонг, что Хит продавал ей краденые картины, — поправил его я.
— Вы бы хотели услышать, что она ничего не знала и не участвовала в пикетах, борясь за ваши права?
— Я не подозревал, что она боролась за права бъйорннов, — сказал я, признательный за перемену темы.
— Бъйорнны, канфориты, раболиане — какая разница? Вы ж все, ребята, за равенство боретесь, правда?
— Бъйорнны не борются, — ответил я.
— Вы понимаете, что я имел в виду, — смутился он.
— Да, друг Гектор. Я понимаю, что вы имели в виду.
— Ну хорошо, — он направился к двери. — Я ушел. Встретимся во второй половине дня.
— Это должен быть весьма обильный обед, — заметил я.
— И к обеду, — усмехнулся он. — Не есть же всухомятку. Вы в самом деле не хотите присоединиться? Когда Тай Чонг вернется, пятичасовые обеденные перерывы выйдут из моды.
— Нет, спасибо, друг Гектор.
Он развел руками, помахал мне на прощанье и вышел на улицу.
Так как у меня не было определенного задания, а оба непосредственных руководителя отсутствовали, я все оставшееся утро просматривал каталоги аукционов за прошедшие две недели, безуспешно пытаясь встретить хоть одно изображение Черной Леди. Вторая половина дня ушла на исследование списков частных предложений, с тем же результатом.
Вечером я уже собирался уйти из галереи, когда позвонил по видеофону Малькольм Аберкромби.
— Я слышал, вы вернулись, — буркнул он, когда произошло соединение, и нас стало видно.
— Я приехал сегодня утром, — ответил я.
— Привезли картину Маллаки?
— Да.
— Так какого же черта не показываетесь?
— У меня сложилось впечатление, что вы и Тай Чонг еще не договорились о цене, — сказал я.
— Ну и что? Она попытается ограбить меня, я предложу свою цену, мы несколько часов поторгуемся, но всем известно, что в конце концов я ее куплю.
— Мне нужно спросить Тай Чонг, как поступить в данном случае.
— Ваш босс парится в тюрьме на Кенникотте, если вы еще не в курсе.
— Я знаю об этом.
— Тогда вы должны знать и о том, что ее выпустят не раньше, чем через несколько дней, — продолжал Аберкромби, гневно сверкнув глазами. — Я не могу столько ждать. Она нужна мне сейчас!
— У меня нет полномочий передать ее вам, — сказал я извиняющимся тоном. — В отсутствие Тай Чонг решение должен принять Гектор Рейберн.
— Где он?
— Не знаю.
— Завтра он будет в галерее?
— Да, будет.
— Возьмете у него разрешение, как только он покажется в дверях, — сказал Аберкромби, — и тут же явитесь ко мне с картиной. Ясно?
— Да, мистер Аберкромби, — сказал я. — Предельно ясно.
— До завтрашнего утра, — с угрозой произнес он и прервал связь.
Я вернулся на ночь к себе в комнату, а на следующее утро, получив согласие Рейберна, доставил картину Аберкромби, как тот и приказал.
Следующие два дня не были богаты событиями. Я продолжал искать изображения Черной Леди, но без успеха.
Утром того дня, когда Тай Чонг должна была вернуться, Хит разыскал меня в галерее.
— Привет, друг Валентин, — сказал я, поднимая взгляд от настольного компьютера. — Надеюсь, у вас все в порядке.
Он кивнул.
— А у вас?
— Вполне, — ответил я, удивляясь, зачем он пришел в галерею.
— Вы общались с Венциа после полета?
— Я с ним каждый вечер беседую, друг Валентин.
— Интересный человек, — сказал Хит.
— Да, интересный, — согласился я. — Могу ли я чем-нибудь быть вам полезен, друг Валентин?
— Откровенно говоря, да, — ответил он. — Вчера вечером я получил новые известия от своих адвокатов. Большая часть обвинений снята, но мои счета по-прежнему заморожены.
Он сделал паузу.
— Все счета, не только те, что на Шарлемане, — он удивленно тряхнул головой. — Они нашли даже счет на Спике II.
— Сожалею, что не могу ссудить вам денег, друг Валентин, — сказал я, — но весь мой заработок перечисляется в Дом Крстхъонн. Даже счет за жилище и питание поступает в Клейборн, и они вычитают эту сумму, прежде чем отправить деньги моей Матери Узора.
— Мне не нужен заем, — раздраженно фыркнул Хит. — Мне нужно не одолжение, а деньги.
— Не понимаю, — ответил я, хотя, конечно, все понимал.
— Что, сказать по буквам? Я хочу, чтобы вы помогли мне вскрыть систему охраны Аберкромби.
— Я не могу вам помочь, друг Валентин. Может быть, Рубен Венциа найдет вам работу?
— Хиты не зарабатывают деньги, — сказал он презрительно. — Они их тратят.
— Я очень вам сочувствую, друг Валентин, — ответил я. — Но я не могу стать соучастником преступления.
— Я думал, мы друзья.
— Друзей не подстрекают к нарушению закона, — подчеркнул я. — Я не допущу, чтобы общение с вами подорвало мой моральный кодекс. То, что вы мне нравитесь, не значит, что я соглашусь помогать вам совершить преступление против человека, пусть он даже мне не нравится.
— Избавьте меня от ваших нравоучений, — Хит недовольно поморщился.
— Тогда разрешите сделать практическое замечание, друг Валентин.
Даже если вы ограбите Малькольма Аберкромби, денег у вас все равно не будет. У вас будут только его картины.
— Которые я и превращу в деньги.
— Как? Они застрахованы.
— Тай Чонг уже приходилось решать для меня подобные щекотливые вопросы.
— Но не с картинами, украденными у ее собственного клиента, — ответил я.
— Вы не поверите.
— Может быть, и поверю, — откликнулся я грустно. — Но помогать вам не стану.
Он вздохнул.
