Роберт Силверберг - Стеклянная башня
– Теперь проверим, не перепутал ли ты чего-нибудь, – говорит Лилит. – Что ты делаешь, когда входишь в церковь?
– Раз-два-три. Славься, Краг.
– Хорошо. Потом?
– Когда вижу алтарь, подчиняюсь Воле. – Опустился на колено, руки вперед ладонями вверх.
– Да. А дальше?
– Когда по ходу службы Крага просят о каком-нибудь одолжении, я делаю знак «Храни нас Краг». Ладони на грудь, потом разворот ладонями наружу.
Также время от времени я делаю знак «Славься, Краг», когда упоминается его имя.
– Прекрасно, Мануэль, все должно пройти удачно.
– Помнится, в Гамма-тауне ты показывала еще один знак, – говорю я.
– Какой?
Я поднимаю руки, развожу ладонями друг к другу примерно на полметра, сгибаю колени и вращаю бедрами, пытаясь изобразить нечто спиралевидное.
– Ты делала этот знак в Гамма-тауне, – говорю я, – перед возбужденной толпой.
Лилит смеется.
– Этот знак называется «Благословение Автоклава», – говорит она. – Это знак прощания и умиротворения. Он входит в погребальный ритуал, а также делается при расставании в напряженной ситуации. Это один из самых священных знаков. Ты не очень удачно его показал. Понимаешь, этот знак как бы имитирует структуру молекулы нуклеиновой кислоты – двойную спираль. Вот так.
Она показывает. Я пытаюсь повторить. Она смеется.
– Прошу прощения, – говорю я, – но так мое тело просто не гнется.
– Этот знак требует некоторой тренировки. Но тебе все равно не придется его показывать. Должно хватить «Славься, Краг» и «Храни нас Краг». Пошли.
Мы идем по обшарпанному району, который когда-то, наверное, был торговым центром Стокгольма. Центр не настолько кошмарно аляповат, как Гамма-таун, и не проникнут атмосферой благородной древности, как квартал Остермальм. Просто обшарпан.
– А вот и церковь, – говорит Лилит.
Перед нами явно бывший магазин, но в витринах – матовые стекла. У двери, не занимаясь ничем определенным, стоят несколько бет. Просто стоят и все. Мы переходим улицу. Меня начинает трясти. А вдруг меня разгадают?
Что они сделают? Со мной? С Лилит?
– Я – Альфа Левитикус Прыгун.
Беты расступаются, делая знак «Славься, Краг». Глаза опущены – значит, уважают. Социальная дистанция. Лилит пришлось бы проявить чудеса изобретательности, не будь я примерно такого же сложения, как все альфы высокий, худощавый. Моя уверенность растет. Я даже отвечаю одному из бет знаком «Славься, Краг».
Мы входим в церковь.
Большое круглое помещение. Ни одного сиденья. Толстый мягкий ковер из квазиорганики, уже изрядно вытертый. Полумрак. Входя, чуть не забыл сделать «Славься, Краг». Раз-два-три.
Небольшой вестибюль. Еще два шага, и я впервые вижу алтарь. Лилит приседает на одно колено, изображает Покорность Воле. Мне не понадобилось приседать – я просто упал от изумления.
Алтарь: огромный параллелепипед живой розовой плоти, сидящий в неглубокой пластиковой ванне, покрытой сложным орнаментом. В ванне бурлит лиловая жидкость, иногда даже перехлестывая через эту гору розового мяса, размером, наверное, метра два на три.
Над алтарем – голограмма моего отца. Сходство абсолютное. Изображение анфас в полный рост, в натуральную величину, губы сурово сжаты, глаза сверкают. Это вам не бог любви. Тут ощущается сила. Железный человек. Это голограмма, поэтому, где бы ты ни находился в церкви, Краг все время смотрит прямо на тебя.
Я падаю не колено. Я вытягиваю руки. Ладонями вверх.
Покорность Воле Крага!
Я ошеломлен. Мне многое рассказали заранее, но я все равно ошеломлен.
– И так по всему миру? – спрашиваю я. – Андроиды молятся моему отцу?
– Да, – еле слышно шепчет она в ответ. – Да. Мы воздаем ему должное.
Славься, Краг.
Человек, которого я знал всю жизнь – строитель башен, изобретатель андроидов, – Бог? Я с трудом подавляю хохот, который душит меня. А я кто, бог-сын? Для этой роли я никак не подхожу. Мне здесь явно никто не поклоняется. Я как мысль, пришедшая слишком поздно, я же не вписываюсь в теологию.
Мы поднимаемся на ноги. Еле заметным кивком Лилит направляет меня в дальний темный угол. Там мы опускаемся на колени. В темноте мне как-то уютней. В церкви десять-двенадцать андроидов, все беты, кроме единственного альфы, стоящего спиной к нам на коленях возле самого алтаря.
Может, думаю я, если здесь есть еще один альфа, я не так чтобы очень бросаюсь в глаза? Входят еще несколько бет, делают знакомый жест. На нас никто не обращает внимания. Социальная дистанция.
Такое впечатление, что каждый сосредоточенно молится про себя.
– Лилит, это и есть служба?
– Еще нет. Мы пришли немного рановато. Сейчас увидишь.
Меня буравят глаза Крага. На голограмме он действительно похож на бога.
Я дерзко отвечаю на его взгляд. Что он сказал бы, узнав обо всем этом? Он бы расхохотался. Измолотил в щепы письменный стол от восторга: "Краг бог!
Иегова Краг! Симеон Аллах! Неплохо, черт возьми! Почему бы им не поклоняться мне? Я ведь сделал их, разве не так?" Глаза мои постепенно привыкают к полумраку, и я начинаю изучать орнамент на стенах. Это вовсе не абстрактный узор, как мне поначалу показалось. Нет, теперь я различаю буквы алфавита, которые бесконечно повторяются, покрывая собой каждый сантиметр стен. Не весь алфавит. Я пробегаю глазами по строчкам и вижу только А, V, Г и Ц во всевозможных сочетаниях. Например:
АУА АУГ АУЦ АУУ ГАА ГАГ ГАЦ ГАУ ГГА ГГГ ГГЦ ГГУ
ГЦА ГЦГ ГЦЦ ГЦУ ГУА ГУГ ГУЦ ГУУ ЦАА ЦАГ ЦАЦ ЦАУ
И так далее, и так далее.
– Лилит, – спрашиваю я, – что это за узор?
– Генетический код, – говорит она. – Триплеты РНК.
Ах да. Я вдруг вспоминаю девушку-слоубиманку в Гамма-тауне: ГААГАГГАЦ.
– Так вот эта комбинация букв на стене – молитва?
– Священный язык. Как латынь для католиков.
– Понимаю.
На самом деле я не понимаю ничего. Просто со всем соглашаюсь.
– А из чего сделан алтарь? – спрашиваю я.
– Из плоти. Синтетической плоти.
– Живой?
– Разумеется. Прямо из автоклава, в точности как я или ты. Пардон, к тебе это не относится. В точности как я. Гора живого синтетического мяса.
– Но как она… оно… живет? У него же наверняка нет никаких внутренних органов.
– Питательные вещества поступают из резервуара под ним. Инъекциями.
Алтарь действительно живет. Растет. Время от времени его приходится даже подравнивать. Он символизирует наше происхождение. Не твое. Наше. Такой алтарь есть в каждой церкви. Тайно выращенный на заводе. И под большим секретом оттуда вывезенный.
– Как бракованные?
– Да, как бракованные.
– А мне показалось, что на заводе в Дулуте недремлющая служба безопасности, – говорю я.
