Карел Чапек - Как я был великаном (сборник рассказов)
— Именно так.
— Но в таком случае — к чему вообще эта тревога? Кому выгодно, чтобы ракета взлетела к небу? Ведь это только усложнило дело и запутало то, что без сигнала тревоги казалось совершенно ясным. Каждому, естественно, пришла в голову одна и та же мысль: почему Шмидт сначала позвал на помощь, а потом застрелился? Если убийца пошел на это, то какую цель он преследовал?
— Алиби.
— Для этого не было необходимости объявлять тревогу. О гибели Шмидта так или иначе стало бы известно ровно через две минуты. Помните — Ирма говорила, что каждый член экипажа, находясь вне базы, должен сообщать о себе. Шмидт в одиннадцать не сообщил бы о себе, его стали бы искать…
— Верно, — доктор задумчиво забарабанил блокнотом по столу. Неожиданно он встрепенулся. — И все-таки — алиби! Если бы о смерти Шмидта стало известно лишь после контрольного вызова в одиннадцать часов, убийце потребовалось бы алиби на все время между десятью и одиннадцатью.
— Да, в этом что-то есть, — помедлив, произнес Родин.
— В таком случае Мельхиада надо поставить на второе место в нашем списке подозрительных лиц.
— Будь по-вашему. Кто же тогда будет третьим?
— Разумеется, Ланге. — И доктор написал: «Ланге Феликс». — Вам интересно, почему именно Ланге?
— Не скрою, интересно.
— Мне кажется, это человек, который при определенных обстоятельствах вполне мог покончить жизнь самоубийством, а значит, и оказаться убийцей Шмидта. Но мотив преступления?…
— Что вас смущает?
— Не знаю, как обосновать — из-за чего он мог совершить преступление? Хотя… Помните, Глац утверждал, что, когда дело касается науки, Ланге противоречить опасно. Допустим, у него со Шмидтом вспыхнул научный спор. Предположим — я, правда, в этом не очень-то разбираюсь, — что речь шла о какой-нибудь сверхновой звезде, имеющей большое научное значение. Допустим, что, прежде чем астроном обнаружил ее с помощью телескопа, радист засек какие-то сигналы своим блюдечком.
— Допустим. Перейдем к следующим.
— Осталось еще пять человек. Двое из них — Юрамото и Нейман — могли пробежать от радиотелескопа до базы за три минуты. Мы не знаем, какие счеты у них могли быть с Шмидтом, но сейчас не это важно. Итак, начнем с Юрамото, — доктор тщательно вывел на листке имя селенолога. — Это он посоветовал нам не тратить время на серпантинную дорогу. И я вас спрашиваю, с какой целью? Чего он хотел этим достигнуть? Избежать подозрения и указать на то, что рано или поздно нам все равно стало бы известно?
— Пока оставим его и займемся Нейманом.
— Да, — доктор записал: «Уго Нейман». — Один из троих, кто прошел парашютную тренировку. А также один из троих, кто прибежал последним и мог успеть пробежать расстояние между радиотелескопом и входом в базу. Единственный, кто отвечает сразу двум этим условиям. Может, поменять их местами с Юрамото? Ну, ладно, пусть будет, как записано. Остаются трое. Пожалуй, я бы отдал предпочтение Рее Сантос. Ее можно подозревать по тем же причинам, что и Ирму Дари, но как бы отраженным в зеркале. Ревность, оскорбленное чувство, озлобление. Отвергнутые женщины могут быть жестокими… Теперь биолог, — Гольберг неразборчиво написал: «Маккент Кр.». — И, наконец, — он нацарапал какую-то закорючку, — командир экипажа Глац. Вот мы всех и собрали…
…Постучав в дверь механической мастерской, доктор пропустил следователя вперед.
Человека, занимавшего в списке подозреваемых второе место, они нашли у светящегося телеэкрана со щитом управления, на котором было множество различных выключателей и кнопок. Мельхиад вращал две рукоятки и сосредоточенно смотрел на экран. Металлические щупальца манипуляторов закрывали какое-то круглое отверстие.
— Так вот они, эти знаменитые манипуляторы! — сказал Родин.
— Да, — Мельхиад отложил в сторону поляризационные очки, — я проверял атомный реактор.
— Величайшее изобретение! Что бы вы без них… Кстати, мы наткнулись на них вчера вечером у входа в базу.
— У входа?… Позвольте, я освобожу стул. Ошибаетесь, очевидно, вы видели их на холме, на верхнем плато.
— Совершенно верно, это было наверху. Сначала я испугался, но потом они меня привели в восторг. По словам доктора, они могут вдеть нитку в игольное ушко. Но он явно преувеличивает.
— Нет, отчего же? — Инженер наконец освободил стул. — Однако, я полагаю, цель вашего визита — не восхищение манипуляторами. Вы пришли из-за…
— Из-за Шмидта. Вы правы. Не могли бы вы нам рассказать что-нибудь, что пролило бы свет на его смерть. Странную смерть.
— Вряд ли. У нас не было ничего общего, и мы не очень-то дружили.
— Знаю. Но ведь вы неделями жили вместе. Когда вы видели его в последний раз?
— В субботу утром. За завтраком. Больше я его не видел, так как возился с телесистемой.
— Глац говорил о какой-то поломке.
— Да, повреждение коаксиального кабеля.
— Долго вам пришлось с этим повозиться?
— До 10.45. Исправив повреждение, я доложил командиру, что все в порядке, потом снова вернулся сюда, и, когда готовил запасные элементы к солнечным батареям, прозвучал сигнал тревоги. Я все бросил, выскочил в коридор, чуть было не сбил Глаца, и мы вместе побежали к выходу. Надели скафандры — и в шлюзовую камеру. Это все. О Шмидте я ничего не знаю.
Майор подошел к пульту дистанционного управления.
— Скажите, а почему Шмидт не воспользовался этими манипуляторами для ремонта радиотелескопа? И что, собственно, там было за повреждение?
— Какая-то мелочь. Что-то с входным кабелем. А что касается манипуляторов — то все очень просто: Шмидт не умел с ними обращаться.
— Не знаете ли вы, что могло угнетать его в последнее время? Он с вами не делился?
— Если бы я знал, то уже сказал бы вам. — Мельхиад тоскливо взглянул на полуразобранный детектор. — Кто знает, что его угнетало. Он не сказал об этом даже Ирме, я спрашивал ее.
— Нам говорили, что в отношении женщин он вел себя… несколько легкомысленно.
Лицо Мельхиада застыло.
— Это он умел. Но что касается Ирмы — тут нашла коса на камень. Знаете, она не из тех женщин.
Поблагодарив инженера за информацию, майор заглянул к Глацу.
— Маленькая деталь, командир. Нам вчера повстречались манипуляторы. И я подумал — в них же есть телекамера! Если в субботу с ними кто-то работал, возможно, он видел…
— Никто ничего не мог видеть. Манипуляторы целый день торчали у входа. Я чуть не упал, споткнувшись о них.
Доктор Гольберг с мрачным видом вошел за майором в его комнату и тяжело опустился на стул. Вытащив свой листок, он перечеркнул фамилию под номером два: имя Мельхиада исчезло под жирной волнистой линией.
