Сергей Гатаулин - Вирус
– Я ведь сам еще принципа перемещения не понял – прыгаю по наитию. Вот только в этот раз что-то пошло не так.
– Интересно! Что же могло пойти не так? – пророкотал Емельян, вскидывая руки к небу. – Обычное перемещение двух сумасшедших. Усилием воли… на одну или две тысячи километров – туда, где до сих пор ездят на телегах. Что не так? – возмущенно размахивая руками, заорал бывший вор в законе, теряя остатки самообладания.
– Я понял, что не так! – удивленно выпучив глаза, воскликнул Славка, тыча пальцем в толпу, спускавшуюся с покрытого лесом пригорка.
Кучка людей, лохматых и грязных, в рваной одежде, двигалась навстречу.
Оживленно жестикулируя и громко ругаясь, оборванцы тащили за собой связанного меднолицего и чернобородого богатыря. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что его если и не пытали, то уж наверняка долго избивали. Били – судя по кровоподтекам на лице и синякам на теле – с чувством, с толком, с расстановкой.
Молодой человек, возвышающийся над толпой, расправил могучие плечи и повернулся к незнакомцам. Разорванная рубаха, подпоясанная широким ярким кушаком, свободные штаны необычного покроя – настоящий казак времен Екатерины Великой. Цепкий взгляд черных глаз скользнул по ногам, задержавшись на странной обувке чужаков, остановился на диковинной одежде.
– Хлопцы, вы откуль? – заорал он издалека, не обращая внимания на тычки волокущих его мужичков.
Емельян мгновенно успокоился, захватив пятерней черную бороду, улыбнулся.
– Издалека, друг. Из самой столицы, – громко крикнул он.
– Из столицы! – ахнул сиплый голос из толпы.
Зазвеневший, властный голос Емельяна загремел над толпою, заставляя трусливых мужиков втягивать головы в плечи и вздрагивать при каждом слове:
– А ты? Что ты за человек? И почему на привязи? Неужели эта трясущаяся шпана может посадить на цепь настоящего бойца, как пса поганого?
Славка удивленно уставился на бородатого спутника. Емельян говорил уверенно, обжигая взглядом, вызывая если не страх, то уж уважение – точно.
– Зарубин я, Чика. А эти, – меднолицый презрительно скривил губы, сплюнул прямо в загудевшую толпу, – рвань подзаборная. Промышляют на дорогах, собаки голодные, дикой кодлой на прохожих нападают. Гораздо охмелевший был я, когда их повстречал. Вот они меня и порвали изрядно.
Разношерстная компания меж тем приблизилась, таща за собой не только ругающегося Чику, но и насыщенное (хоть руками щупай) облако чесночного запаха. Тяжелое амбре немытых, потных тел, похоже, нисколько не смущало парализованное страхом убогое сообщество.
– Глянь на бородатого! Жилистый! Такого голыми руками не возьмешь. Вишь, как пялится – прямо жрет, гад, зенками-то! – зашипел самый маленький представитель лихого братства.
– А одеты-то?! – засмеялся другой.
– Не по-нашенски, – хрипло вторил ему третий. – По-иноземному.
– Цыц, братки лихие, вишь белобрысый ухи развесил! Кабы не услыхал че, пусть думает, что мы евонного батьку испугались и пройдем мимо. Мальцу оно, конешна, как куренку голову свертеть. Но старшой! – вступил толстый мужик, непрерывно прикрывающий остатками рясы грязное, посиневшее от холода пузо.
– Днем трогать их не будем. Идем мимо, – прошипел кудлатый поп в грязной рясе с рваным подолом, по виду расстрига, взявший на себя роль атамана.
Странная компания приблизилась и попыталась пройти мимо, но Славка неожиданно вышел вперед. Улыбаясь, встал на пути.
– Добрый день, друзья, – сказал он и сжался, стараясь казаться меньше и безобиднее.
– Кому как, – раздалось из толпы. – А я дык не рад ноне.
– Мы тут заблудились, кхм… – Славка запнулся, прокашлялся, сглотнув застрявший в горле комок.
Искоса поглядывая на Емельяна, услышал беззвучный призыв:
– Отвлеки их! Я пока к Чике подберусь – нельзя парня шакалам оставлять.
– Слегка заплутали, от двора отстали, – продолжил Славка, не снимая дурацкой улыбающейся маски. – Ищут нас сейчас наши воины.
Пугачев с трудом сдерживался: его разбирал смех, но нужно было играть свою роль до конца.
– Воины? – удивился обладатель сиплого голоса. – Он сказал: воины?
Ему вторил другой:
– От двора отстали, хм. Странно грит, не по-мужицки.
– Не подскажете, где мы сейчас находимся? – поинтересовался Славка.
Расстрига вздрогнул при слове «воины», скукожился при упоминании «двора», оглядел встречных путников внимательным взглядом и пробормотал:
– Отчего ж не сказать, коли спросил. На свободном Яике, где еще?
Испугался, видимо, мужичок. Задрожал всем телом, но теперь уже не от холода. Побледневшее лицо исказилось, расплывшись в подобострастной улыбке. Он привык бояться того, чего не понимал. А когда он боялся, то всегда выбирал сторону сильного и оставался с ним, пока тот не давал слабины.
Вот и сейчас он видел перед собой чужаков и не мог понять: кто они и откуда появились? Странные люди, как и слухи, гулявшие в последнее время по свободному Яику. Кто-то самолично царя встречал, кто-то ангела в образе беловолосого отрока, вещавшего о возвращении самодержца.
– Давно ль плутаете, батюшка? – заискивающе спросил расстрига Емельяна.
Вглядываясь в толпу, он ждал подсказки, но рваное сборище молчало.
Вдруг сиплый голос громко прошептал:
– А ежели из столицы, то мабыть и двор царский? Ежели Митька правду грил, что царь жив и на Яике ноне?
Свора загудела, испуганно отодвинулась.
Висевший на веревках Чика вскинулся, услышав последние слова.
– Государь Петр Федорович, батюшка наш, – заорал он, выпучив черные смеющиеся глаза. Попытался упасть на колени, но веревки не пустили. – Прости мя, отец наш, Христа ради. Не признал ваше величество! Глаза от побоев опухли. Долго били мя твари, стоящие пред тобой. Прости, а я уж потрафлю твоей милости, только скажи, как!
– Развяжите его! – приказал Емельян, раздувая щеки и грозно хмуря брови, что выглядело, по мнению Славки, довольно забавно.
Оборванцы, похоже, растерялись от внезапного напора. Привыкшие всю жизнь подчиняться грубой силе, они кидались врассыпную, встречаясь с ней. Так же произошло и в этот раз. Толпа мгновенно поредела. Некоторые все же нашли в себе силу усомниться в правдивости царского происхождения бородатого незнакомца, но и они не решались бузить. Словно скованные параличом, мужики молча стояли в сторонке, старательно избегая разгневанного взгляда самозванца.
– Вы подчинитесь, или мне надо дождаться своих казаков, чтобы они повесили непокорных? – находясь на грани фола, Емельян, привыкший к экстремальным ситуациям, оставался невозмутимым.
Реакции от готовых подчиниться, но впавших в состояние ступора, парализованных мужиков не последовало, и воскресший самодержец, подойдя к Чике, самолично освободил казака. Мелькнуло широкое лезвие ножа, и на землю осыпались перерезанные веревки.
