Тед Деккер - Тьма
— Ты не пользовался моей защитой, и тебя приняли за одного из тех.
— Тех? Кого?
— Конечно же, ты не считаешь, что ты один из них, ведь так? Странно. И остроумно, надо признать! Они используют против тебя твою потерю памяти. Вполне типично для них. Обман, сплошной обман, снова и снова обман!
Значит, о потере памяти он знает. Что он еще знает?
— Откуда тебе известно о потере памяти?
— Билл сказал. Помнишь его?
— Билл?
— Да, Билл. Рыжий.
Том отступил на шаг. Очертания Тилея расплылись в его глазах.
— Билл — настоящий?
— Конечно, настоящий. И ты настоящий. Если ты настоящий, то и Билл настоящий. Вы оба из одного места.
Тома не покидало ощущение, что он стоит на пороге какого-то нового уровня понимания. Он пришел с парой вопросов по истории, но прежде этих вопросов сотня других возникли в его мозгу.
Он обернулся на цветной лес. Что он в действительности знал? Только то, что сказано ему другими. И больше ничего. Возможно ли, что все сказанное — ложь?
Опять сердце колотится в бешеном темпе. Грудь сдавило, дышать тяжело. Спокойно, спокойно… Не слишком-то выставляй напоказ свое невежество.
— Значит, ты знаешь о Билле. Расскажи мне о нем. Откуда мы?
— Ты все еще не помнишь?
Том прищурился, пристально глядя на Тилея.
— Что-то помню. Но что — не скажу. Ты скажешь мне, что знаешь, и я сравню. Выясню, обманываешь ты меня или нет.
Улыбка исчезла с лица Тилея.
— Ты с Земли.
— Земля? Мы на Земле? Точнее можешь?
Тилей уставился на Тома, слегка склонив голову.
— Ты и вправду не знаешь? Парень ты сообразительный, признаю, но вот надо же, не знаешь.
— Не торопись судить, — сказал Том, стараясь не выказывать беспокойства.
— Судить о чем? Что ты сообразительный или что не знаешь?
— Лучше просто скажи.
— Ты и твой второй пилот, Билл, попали в аварию в миле отсюда.
— Поэтому я здесь. Я нашел обратный путь.
Удастся ли таким неуклюжим маневром скрыть свою неосведомленность? Если да, то Тилей проще, чем полагал Микал. Главное, не подкачал бы он в истории.
Итак, поехали дальше.
— Ты знаешь про Билла и про космический корабль. Что еще?
— Еще я знаю, что ты ничего не помнишь, поэтому и в космический корабль веришь с трудом.
Вот так! Том заморгал.
— Вас выкинуло на далекую планету. Ваш корабль, «Дискавери-3», рухнул в лес три дня назад. От удара ты потерял память. А на мосту стоишь и слушаешь меня, потому что нечего тебе искать у этих простаков в цветном лесу. И это вполне естественно.
Том чувствовал, что уши его пылают, и гадал, укрылось ли последнее обстоятельство от Тилея. Он кашлянул.
— Что еще?
— Приятно слышать правду, верно? В отличие от жалких жителей цветного леса я не обману тебя ни единым словом.
— Что ж, давай правду!
— Изголодался по правде? Правда в том, что если бы ты знал о цветном лесе и о тех, кто в нем живет, то, что знаю я, ты бы их презирал.
Тем временем шатайки за спиной Тилея, похоже, устали от тишины. Они шумели все громче, в разных местах возникали ссоры, драки.
— Мы заперты в этом проклятом лесу. Вот в чем правда. Если шатайки коснутся земли за рекой, они мгновенно погибнут. Это тирания.
Шум сзади заглушал голос Тилея. Он поднял крыло — в лес вернулось молчание.
— Как они мне надоели, — посетовал Тилей, повернув голову назад, оглядывая свешивающиеся с веток гроздья подданных.
— А как насчет истории? — несколько не в тему спросил Том.
— История… Что ж, во сне ты живешь в истории, так ведь?
— Да. И, кажется, в реальной. Но почему вам так интересна история Земли, если здесь не Земля?
Тилей одобрительно пошевелил крыльями.
— Очень умная мысль. Действительно, почему история Земли, если мы не на Земле?
— И откуда ты знаешь, что мне снятся сны из истории?
— Я знаю это, потому что пил воду черного леса. Знание! История Земли — это ее будущее. Для тебя это история, потому что ты отведал плодов черного леса. Перед тобой открывается будущее.
Том озадачился. Он не помнил никаких фруктов черного леса. Возможно, перед тем, как расшиб голову о камень?
— Возможно, — согласился Том. — Тогда ты можешь мне сказать, что случилось в этом будущем. Расскажи о штамме Рейзон.
— Штамм Рейзон? Пожалуйста. Один из красноречивых периодов человеческой истории. Перед Большими Бедами. Или, иначе, перед Великим Обманом. Вакцина, мутировавшая в опасный вирус при нагреве.
Тилей облизнул губы, смакуя ситуацию из истории.
— Никто об этом не подозревал. Этой мутации не произошло бы, так как нужная температура не возникла бы сама собой. Но некий дурачок-простачок натолкнулся на информацию о возможной мутации. И ляпнул где не следовало. Вакцина попала в руки весьма… гм… беспокойного народа, они нагрели ее до 179,47 градуса Фаренгейта и выдержали при этой температуре два часа. И вот вам самый смертельный за всю историю человечества аэрогенный вирус.
Нечто весьма странное было в том, что и как рассказывал Тилей, но Том, несмотря на овладевшее им беспокойство, не смог определить, что именно. Во всяком случае, информация Тилея совпадала с данными его снов.
— Подойди ближе.
— Ближе?
— Ты хочешь знать о вирусе, так ведь? Чуть ближе.
Том сделал еще полшага. Коготь Тилей нежданно мелькнул в воздухе и чуть коснулся большого пальца руки Тома, которая все еще лежала на перилах. Том резко отдернул руку. Из крохотного пореза выступила капелька крови.
— Зачем ты это сделал?
— Ты хочешь знать, и я тебе помогаю.
— И каким же это образом порезанный палец помогает знанию?
— Всего лишь царапина, не обращай внимания. Маленький тест. Спрашивай, я тебя слушаю.
Все так необычно, так странно… Но Тилей и должен быть странным, не так ли?
— Знаешь число базовых пар нуклеотидов вакцины Рейзон, занятых приобретенным иммунодефицитом?
— Базовых пар 375 200, — не раздумывая, ответил Тилей. — Но интереснее то, что не штамм Рейзон вызвал катастрофические последствия, а антивирус. Очень удобно устроившийся в тех же руках, которые выпустили вирус. Владелец этих рук шантажировал мир. Отсюда и такое название: Великий, или Большой, Обман.
— Антивирус? — встрепенулся Том.
— Да. Срезать ДНК пятого и девяносто третьего генов и состыковать концы, — внушал Тилей. — Передай им, Томас. 179, 47 по Фаренгейту на два часа, пятый и девяносто третий гены, срезать и срастить. Скажи им. Повтори числа.
— Сто семьдесят девять и сорок семь сотых градуса на два часа.
— Так, теперь пятый ген…
— Пятый ген.