Алексей Барон - Эпсилон Эридана
— Бросаться им можно, чихать — нельзя. Генетика.
— Тебе что, совсем не было страшно?
— Нет, завидно.
Хосе, по-видимому, хотелось, чтобы она вспомнила об отношениях полов. Ио усмехнулась:
— Да, генетика.
— А что плохого?
— Ничего. Напротив, я рада, что ты… приободрился.
— Таракан научил.
— Ох, да хватит же про него!
За поворотом раздались шаги, показалось прыгающее пятно света.
— Ну, каковы успехи? — спросил Турумалай, выходя из галереи.
— Как хорошо, что это ты, а не таракан, — сказала Ио.
— Да, — согласился Турумалай. — Я лучше таракана. Плохи твои дела, дружище Хосе.
Ио несколько нервно рассмеялась.
— Нет, его дела не так уж плохи. Дело в другом. Ты не поверишь, но на меня напал таракан ростом с лошадь.
Турумалай чихнул.
— И с во-от такими глазами, да? — Он показал, с какими глазами.
— Это правда, — сказал Хосе. — Большой тараканище.
— Что? Никаких галлюцинаций?
— Какие там галлюцинации! У него в спине мой нож остался. Встретишь — сразу узнаешь.
Турумалай внимательно осмотрел их обоих.
— Ладно, и так верю. Из уважения к вам. Мутанты, значит, появились. Что ж, не так скучно будет. А то все макулы да макулы, никакого тебе разнообразия.
— Турум, давай держаться вместе, а? — попросила Ио.
— Разумно, — сказал Турумалай, чихая.
— Простудился?
— Нет. Аллергия какая-то. Пылища. Хочу есть. Перекусим?
— Честно говоря, аппетит не слишком. Но по времени — пора.
Турумалай кивнул. Деловито осмотревшись, он выбрал кучку камней, обвалившихся с потолка, смахнул с них пыль, еще раз чихнул и принялся раскладывать припасы. Получалось это у него аккуратно и даже красиво. Появились бумажные тарелочки, пластмассовые вилки, ножи, салфетки.
— Прямо ресторанчик "У Аида", — проворчал Хосе.
Вытирая пальцы гигиенической салфеткой, Ио с интересом наблюдала за дразнящими приготовлениями.
— Турум, ты такой…
— Какой?
— Хозяйственный. Кажется, так в старину говорили.
— Просто люблю поесть. Что тебе положить?
— Кусочек ветчины, галету и кофе.
Хосе достал термос, разлил дымящийся кофе по стаканчикам. Все трое расселись, кто где мог, и принялись жевать. Вдалеке, там, где продолжение туннеля терялось в темноте, по-прежнему глухо шумела вода. Больше ничего слышно не было.
— Тихо здесь, — сказала Ио.
— Ага. Как в подземелье. Скоро спать захочется. Я, кстати, и поспать люблю.
— Сущая правда, — кивнул Хосе. — Вот любопытно, за что тебя в экипаж «Вихря» взяли?
— Трудно сказать. Команду, как ты знаешь, подбирает компьютер. Всякая там совместимость. Могу только предполагать.
— И что ты предполагаешь?
— Невозмутимость. Думаю, что за невозмутимость.
— Да?
Турумалай скромно потупился.
— И еще за некоторые достоинства.
— Достоинства. Слушай, они имеют какое-нибудь значение во Вселенной, человеческие достоинства?
Турумалай перестал жевать
— Во всей Вселенной — не берусь судить. В некоторой ее части — да. В той, где есть люди. Быть может, и вообще там, где есть разум.
— Разум? Разве макуле не все равно, каков характер того, кого она глотает?
— Макуле? Может быть. Нам — нет. — Турумалай назидательно поднял палец. — Именно человеческие достоинства позволяют человечеству выжить. И не просто выжить, а еще и развиваться.
— А нечеловеческие недостатки? Разве страсть заселять все новые миры не есть своеобразная жадность?
— М-гм. Что-то ты сегодня разобиделся на человечество.
— А все-таки, разве я не прав?
— Эта жадность, как ты говоришь, не направлена против людей. Дай термос, пожалуйста, не будь жадиной.
— Пожалуйста. Зато эта жадность направлена против Вселенной.
— А, вот ты о чем. Запретный плод?
— Упрощенно. Что скажешь?
— А вот что нечего развешивать плоды запретные. Провоцируют, понимаешь. Некрасиво это.
— Можно расценить это не только как провокацию. Это может быть и предостережением, и испытанием. Пробой способностей. Или — приманкой, вроде нектара для насекомцев. Во всяком случае, никто не будет возиться без серьезных оснований, устраивая ловушки.
— Мне нравится тебя слушать. Рональд тоже касался садовой тематики. Но кому или чему может помешать заселение новой планеты?
— Исходя из того, что мы знали до Эпсилона Эридана, — никому.
— А теперь выяснилось, что нас похищают.
— Ага, выяснилось. Невзначай, — усмехнулся Хосе. — А мы не хотим смириться, воевать начали.
— Но почему мы должны смириться?
— Чтобы понять.
— Да кто же против.
— Тогда давай.
— Прямо сейчас?
— Чем раньше — тем лучше.
— Хорошо. Как?
— Давайте подумаем. Попробуем исходить из целесообразности. Если нас похищают, значит, это для чего-то нужно. Так?
— Так.
— Сопротивление пока бесполезно.
— По большому счету — да. Пока.
— Быть может, сопротивляясь, мы так и не поймем, зачем нас похищают. Вот поэтому надо смириться и посмотреть, что из этого выйдет.
— А что значит — смириться?
— Я имею в виду не бегство с Кампанеллы, тем более — из системы Эпсилона, так мы новых знаний не добудем.
— Бесспорно. Что же ты предлагаешь?
— Отправить в макулу весь "Звездный Вихрь".
Турумалай приподнялся со своего камня.
— Ого! Не тривиально. Зачем?
— Понимаешь, макула — всего лишь вход в транспространственный канал. Мы окажемся там, где сейчас находится население Кампанеллы.
— Если оно еще существует. И если мы действительно окажемся там, где они.
— Если живы Рональд и Шеген, почему не быть живым остальным? Либо их части.
— Ох, не слишком я верю интравизиям. Хорошо, допустим, Милдред не ошибается. Но что даст появление «Вихря» на той стороне туннеля? Боюсь, мы не сможем поделиться нашими знаниями с Землей, если не вернемся.
— Даже если это так, наше появление на той стороне означает помощь кампанеллянам. Их вывезли отсюда голыми, без всякой техники. Трудно представить, чего они натерпелись за эти пять лет.
Турумалай некоторое время молчал. Потом, поразмыслив, сказал:
— Резон есть. Но где гарантия, что крейсер в этом канале не рассыплется, не сгорит, не взорвется?
— У «Вихря» очень мощные поля экранирования. Мы можем ими укутаться, инкапсулироваться. Спасет ли это — не знаю. Но другого шанса прийти на помощь тем, кто в нас нуждается, не вижу.
— Да где гарантия, что мы доберемся к тем, кому хотим помочь? — спросил Турумалай.
