Рик Янси - Бесконечное море
– Почему это хорошо?
– Я хотела, чтобы эта часть истории была правдой.
– Потому что ты любишь злых карманных собачонок?
– Потому что мне нравится, что когда-то давно была такая карманная собачка по кличке Флабби. Это хорошо. Это стоит помнить.
Он срывается с койки – я даже глазом моргнуть не успеваю – и целует меня, а я погружаюсь в него, и там больше нет потайных мест. Теперь он открыт. Тот, кто вы́ходил меня, а потом предал, тот, кто вернул меня к жизни, а потом отправил на смерть. Ярость – не ответ, нет, и ненависть тоже не ответ. Один слой за другим, все, что нас разделяет, уходит, и я дотягиваюсь до центра безымянной области, до беззащитной крепости; я чувствую его извечную боль, бесконечное, невыразимое одиночество его уникальной души, не испорченной ни временем, ни опытом.
И я там вместе с ним, я уже там. Внутри его.
– Это не может быть правдой, – шепчу я.
В центре всего, там, где нет ничего, я нахожу себя в его объятиях.
– Я не верю в тот бред, который ты несешь, – бормочет он. – Но в одном ты права: некоторые вещи, самые маленькие и незначительные, ценнее суммы всех вещей.
Снаружи пылает горький урожай. Внутри – он откидывает простыни. Эти руки удерживали меня, мыли, кормили и поднимали, когда я не могла встать. Он отдавал меня смерти и возвращал к жизни. Вот почему он убрал всех мертвых с верхнего уровня. Он изгнал их, предал огню, но не для того, чтобы осквернить их, а для того, чтобы очистить нас.
Тень борется со светом. Холод противостоит огню. Это война, сказал он мне однажды, и мы – завоеватели неизведанных земель, остров посреди бесконечного кровавого моря.
Пронизывающий холод. Обжигающая жара. Его губы скользят по моей шее, мои пальцы прикасаются к шраму на его щеке, к шраму, который я ему оставила, и к шрамам, которые он нанес себе. VQP. Потом мои руки скользят по его спине.
«Не оставляй меня. Прошу, не оставляй меня».
Запах жевательной резинки, запах дыма и запах его крови. То, как его тело скользит по моему телу, как его душа врезается в мою. Бритва. Биение наших сердец, ритм нашего дыхания, звезды, скользящие по небосклону, которых мы не видим, отсчитывают время, отмеряют сокращающиеся отрезки, пока не кончимся мы, пока не закончится все.
Мир – часы, они отсчитывают оставшееся время, и ход их не имеет к этому никакого отношения. Мир всегда был часами. Даже звезды будут гаснуть одна за другой, и там не останется ни света, ни холода. И это – война, бесконечная война без надежды на победу, война против обрушившихся на нас тьмы, холода и пустоты.
Он раскрывает ладонь у меня за спиной и прижимает меня к себе. Между нами ничего не остается. Нет точки, где заканчивается он и начинаюсь я. Пустота заполнена, ее больше нет.
82
Он лежит рядом со мной, пока наше дыхание не становится ровным и наши сердца не успокаиваются. Он гладит меня по волосам, внимательно вглядывается в лицо, словно не может уйти, пока не запомнит каждую черточку. Он прикасается к моим губам, к моим щекам, к векам. Проводит пальцем по носу, вокруг уха. Его лицо в тени, мое – на свету.
– Беги, – шепчет он.
Я качаю головой:
– Не могу.
Он встает с койки, а у меня такое чувство, что я падаю. Он быстро одевается. Я не могу понять выражение его лица. Бритва закрылся для меня. Я снова оказываюсь в пустоте. Это невыносимо. Это меня раздавит. Я так долго существовала, отключившись от жизни, что перестала это замечать. И не замечала, пока не случилось это. Он заполнил пустоту и так показал мне, какой громадной она была.
– Они не смогут тебя поймать, – настаивает он. – Как они вообще могут поймать такую, как ты?
– Он знает, что, пока она у него, я не сбегу.
– О боже! Да что она для тебя значит? Она важнее твоей жизни? Как может один человек быть важнее всей твоей жизни? – Он уже знает ответ на этот вопрос. – Хорошо. Делай что хочешь. Чего мне-то волноваться. Как будто это имеет значение.
Он забрасывает винтовку на плечо и целует меня в лоб. Молитва. Благословение. Потом он поднимает с пола лампу и идет к двери. Охранник и защитник, тот, кто не отдыхает, не устает и никогда не дрогнет. Он прислоняется к косяку и смотрит в ночь. В небе над ним холодный свет десяти тысяч погребальных костров отсчитывает уходящее время.
Я слышу, как он говорит:
– Беги.
Но я не думаю, что он говорит это мне.
83
На восьмой день за нами прилетает вертолет. Я позволяю Бритве помочь мне одеться. Но если не считать боли в ребрах и легкой слабости в ногах, двенадцать команд под коллективным именем Рингер находятся в полной боевой готовности. Лицо зажило, даже шрама не осталось. Когда возвращаемся на базу, Бритва садится напротив и устремляет взгляд в пол. Только раз посмотрел на меня и одними губами снова сказал: «Беги».
Белая земля, черная река; вертолет резко накреняется и огибает вышку стартового командного пункта. Он пролетает так близко, что я успеваю разглядеть одинокую фигуру за тонированными окнами. Мы приземляемся в том же месте, откуда взлетели во время побега. Еще один круг замкнулся. Бритва берет меня за локоть и ведет к вышке. По пути наверх коротко пожимает мою руку и говорит:
– Я знаю, что важно.
Вош стоит в противоположном конце комнаты спиной к нам, но я вижу в окне отражение его лица. Рядом с ним крепкий рекрут. Парень прижимает винтовку к груди, вцепился в нее, как будто это шнурок, на котором его подвесили над пропастью глубиной в десять миль. Рядом с рекрутом сидит в стандартном белом комбинезоне та, из-за кого я здесь, – моя жертва, мой крест, та, перед кем я в ответе.
Чашка видит меня и пытается встать. Здоровенный рекрут кладет руку ей на плечо и возвращает на стул.
Я качаю головой и одними губами говорю ей: «Нет».
В комнате тихо. Бритва стоит справа и чуть позади меня. Я его не вижу, но он достаточно близко, и я слышу его дыхание.
– Итак, – не спеша начинает Вош, – ты решила задачу с камнями?
– Да.
Я вижу, как его отражение в темном стекле натянуто улыбается.
– И?..
– Бросив большой камень, вы поразите цель.
– И какова же цель?
– Цель в том, чтобы кое-кто оставался жив.
– Это влечет за собой следующий вопрос, и лучше бы тебе на него ответить.
– Вы способны убить всех нас, но не делаете этого. Вы сжигаете деревню, чтобы спасти ее.
– Спаситель. Значит, вот кто я такой? – Он поворачивается ко мне лицом. – Уточни ответ. Может ли быть так: все или ничего? Если цель – спасти деревню от жителей, этого результата можно было бы добиться с помощью камня размером поменьше. Зачем нужна серия атак? К чему все эти хитрости и уловки? Для чего служат техническим образом усовершенствованные марионетки, такие как Эван Уокер? Камень настолько проще.
– Не уверена, – признаюсь я, – но думаю, что тут имеет место случайность.
Вош долго смотрит на меня, потом кивает. Кажется, он доволен:
– И что же будет дальше, Марика?
– Вы отвезете меня к месту его последней дислокации, – отвечаю я. – Оставите там, чтобы я его выследила. Он аномалия, изъян в системе, а это недопустимо.
– Неужели? И что за опасность может представлять собой какая-то пешка?
– Он влюбился, а любовь – единственное слабое место.
– Почему?
Я слышу рядом дыхание Бритвы. Напротив меня Чашка вскинула голову и слушает.
– Потому что любовь иррациональна, – говорю я Вошу. – Она не следует правилам, даже своим собственным. Любовь – единственная вещь во Вселенной, которую нельзя предсказать.
– Тут, при всем уважении, я с тобой не соглашусь, – говорит Вош и смотрит на Чашку. – Траектория любви очень даже предсказуема.
Он подходит и нависает надо мной. Колосс из плоти и костей, с глазами как горные озера. Он смотрит мне в самую душу:
– Зачем мне выслеживать его или кого бы то ни было еще?
– Вы потеряли дронов, которые за ним наблюдали. И других, таких как он. Он выпал из решетки. Он не знает правды, но знает достаточно, чтобы причинить вам вред, если его не остановить.
Вош поднимает руку. Я вздрагиваю, но он кладет руку мне на плечо и крепко сжимает. Его лицо светится от удовлетворения.
– Очень хорошо, Марика. Очень-очень хорошо.
Бритва рядом со мной шепчет:
– Беги.
Рядом с моим ухом раздается выстрел. Вош шарахается назад, но пуля в него не попадает. Здоровяк-рекрут опускается на колено и вскидывает винтовку. Но пуля и в него не попадает.
Цель Бритвы – маленькая девочка, которая была суммой всех слагаемых. Его пуля – меч, разрубивший сковывающие меня цепи.
