Рик Янси - Бесконечное море
Обман внутри обмана, который спрятан внутри другого обмана. Ложные ходы и подделки. Как мираж в пустыне: сколько к нему ни беги, он никогда не приблизится. Поиски правды сродни охоте за горизонтом.
Я вхожу в тень складского здания, и что-то внутри меня обрывается. Дрожат колени, а боль в груди такая, словно я получила удар тарана. Я не могу восстановить дыхание. Двенадцатая система способна поддерживать меня, обострять реакцию, излечивать, защищать от любой физической угрозы, но сорок тысяч незваных гостей ничего не могут сделать с разбитым сердцем.
«Нельзя. Нельзя. Нельзя сейчас слабеть. Что с нами бывает, когда мы слабеем? Что тогда бывает?»
Я не могу туда войти. Я должна туда войти.
Я прислоняюсь к холодной металлической стене возле открытой двери. За дверью темно, как в глубокой могиле.
78
Пахнет скисшим молоком.
Чумная вонь настолько сильна, что я, едва войдя на склад, чувствую позыв к рвоте. Обонятельная команда мгновенно подавляет мою способность чувствовать запах. Желудок приходит в норму, обостряется зрение. Площадь склада равна двум футбольным полям и поделена на три уровня. На нижнем уровне, там, где я стою, прежде был полевой госпиталь. Сотни коек, свернутые матрасы, опрокинутые тележки с лекарствами. И повсюду кровь. Она поблескивает в лучах света, который пробивается через дыры в потолке над третьим уровнем. На полу – замерзшие лужи крови. Кровью измазаны стены. Кровью пропитаны простыни и подушки. Кровь, кровь, кровь, повсюду кровь, но тел нигде не видно.
Я поднимаюсь по лестнице на второй уровень. Здесь хранились припасы: мешки с мукой и другими сухими продуктами разодраны крысами, содержимое рассыпано по полу. Груды консервов, фляги с водой, канистры с керосином. Все это запасали, чтобы пережить зиму, но «багряное цунами» настигло их раньше и утопило в собственной крови.
Поднимаюсь на третий уровень. Столб света пробивает пыльный воздух, как луч прожектора. Я дошла до конца. Итоговый уровень. На платформах трупы. Местами по шесть друг на друге. Те, которые внизу, аккуратно завернуты в простыни. Те, кто выше, свалены кое-как: руки-ноги, масса из костей и обезвоженной кожи, высохшие пальцы цепляются за воздух.
Центр уровня расчищен. Свет с потолка падает на стол. На столе – коробка, шахматная доска, а на доске фигуры расставлены в эндшпиле. Я сразу узнаю эту позицию.
А потом – его голос. Он идет отовсюду и ниоткуда. Как далекие раскаты грома; никогда не определишь, где источник.
– Мы так и не доиграли нашу партию.
Я протягиваю руку и роняю белого короля. Слышу вздох, похожий на сильный порыв ветра в кронах.
– Почему ты здесь, Марика?
– Это был тест, – шепотом отвечаю я.
Белый король лежит на спине и смотрит на меня пустыми глазами. Алебастровая бездна.
– Вы хотели протестировать двенадцатую систему, но так, чтобы я об этом не знала. Я должна была поверить, что все происходит в реальности. Единственный способ склонить меня к сотрудничеству.
– Ты прошла тест?
– Да, я прошла тест.
Поворачиваюсь спиной к свету. Он стоит возле лестницы. Один. Лицо в тени, но я готова поклясться, что вижу яркие голубые глаза. Глаза птицы поблескивают в гробовой темноте.
– Не совсем, – говорит он.
Я нацеливаю винтовку между этими блестящими глазами и нажимаю на спусковой крючок. Холостые щелчки эхом звучат по всему уровню.
Щелк, щелк, щелк, щелк.
– Ты достигла такого уровня, Марика! – говорит Вош. – А теперь разочаровала меня. Ты должна была понимать, что винтовка не заряжена.
Я бросаю винтовку и отступаю, пока не упираюсь в стол. Хватаюсь за столешницу, чтобы сохранить равновесие.
– Задавай свой вопрос, – командует Вош.
– Что значит: не совсем?
– Тебе известен ответ.
Я подхватываю стол и швыряю в него. Он одной рукой отбивает стол. А я совершаю бросок с расстояния в шесть футов, бью его плечом в грудь и делаю захват. Мы летим с третьего уровня, приземляемся на втором. Доски под нами трещат. От удара я ослабляю хватку. Он длинными пальцами хватает меня за шею и отбрасывает на гору консервов. Меньше чем за секунду я пролетаю двадцать футов и снова оказываюсь на ногах, но он продолжает бить, он двигается с такой скоростью, что все его движения смазываются перед моими глазами.
– Бедолага-рекрут в душевой, – говорит он. – Медсестра на посту у палаты интенсивной терапии. Пилот, Бритва… Даже Клэр, бедная Клэр, она с самого начала была в проигрышном положении. Этого мало, это недостаточно. Чтобы действительно пройти тест, ты должна преодолеть то, чего нельзя преодолеть.
Он широко расставляет руки. Приглашение.
– Ты хотела, чтобы у тебя появилась такая возможность, Марика. Хорошо. Вот она.
79
Между нашей шахматной партией и тем, что происходит, есть небольшая разница. Он знает, как я думаю. Изучил мои сильные и слабые места. Предвидит мой следующий ход еще до того, как я его сделаю. Он четко оценил все мои травмы: запястье, ребра, лицо. Кровь струится из открывшейся раны на лбу, при нулевой температуре от нее идет пар, она стекает в рот, в глаза. Мир стал красным за этим кровавым занавесом.
После моего третьего падения он говорит:
– Достаточно. Вставай, Марика.
Я встаю. И он в четвертый раз сбивает меня с ног.
– Так ты перегрузишь систему, – предупреждает он.
Я стою на карачках и тупо смотрю, как кровь капает с моего лица на пол.
– Она может отказать. Если это произойдет, твои раны станут смертельными.
Я кричу. Крик идет с самого дна моей души – это вой семи миллиардов уничтоженных людей. Он эхом разносится в пустом помещении.
А потом я снова встаю на ноги. В последний раз. Даже усиленные системой, мои глаза не успевают за движением его кулаков. Они как квантовые частицы; они и не здесь, и не там. Невозможно зафиксировать, невозможно предугадать. Он швыряет мое обессилевшее тело со второго уровня на бетонный пол первого. Кажется, я падаю целую вечность, падаю во мрак, куда была погружена Вселенная еще до начала времен. Я переворачиваюсь на живот и пытаюсь встать. Он ставит ботинок мне на шею и придавливает к полу:
– Каков же ответ, Марика?
Я наконец поняла его вопрос. Поняла: ему не нужен наш ответ на их проблему. И никогда не был нужен. Ему нужен их ответ на нашу проблему.
И я говорю:
– Ничто. Ответ – ничто. Их здесь нет. Их здесь никогда не было.
– Кого? Кого здесь нет?
Мой рот заполняется кровью. Я глотаю и говорю:
– Риск…
– Да. Очень хорошо. Риск – ключ к разгадке.
– Их здесь нет. Нет существ, которых поместили в тела людей. Ни в ком из людей нет чужого сознания. Все из-за риска. Риск. Риск неприемлем. Это… программа, бредовая конструкция. Ее поместили в их разум еще до их рождения и включили, когда они достигли переходного возраста. Обман, все обман. Они люди. Усиленные, но люди… Как я.
– И я? Если ты человек, то кто я?
– Я не знаю. Оператор. Руководитель. Не знаю. Тот, кого выбрали, чтобы… Я не знаю! Не знаю!
– Я человек?
– Не знаю!
Я действительно не знала. Мы подошли к тому месту, куда я не могла войти. К тому месту, откуда я не могла вернуться. Надо мной его ботинок. Подо мной бездна.
– Но если ты человек…
– Да. Договаривай. Если я человек, то что?
Я тону в крови. Не в своей. Это кровь миллиардов умерших до меня. Бесконечное море крови окружает со всех сторон, тянет на дно, куда не проникает свет.
– Если ты человек, то нет надежды.
80
Он поднимает меня с пола. Относит на койку и осторожно укладывает.
– Тебя погнули, но не сломали. Прежде чем выковать меч, сталь делают мягкой. Ты меч, Марика. Я кузнец, а ты меч.
Он берет мое лицо в ладони. Его глаза сверкают, как у сумасшедшего уличного проповедника, только в руках этого безумца судьба всего мира.
Он проводит большим пальцем по моей окровавленной щеке:
– А теперь отдохни, Марика. Ты здесь в безопасности. В абсолютной безопасности. Я оставлю с тобой его. Он о тебе позаботится.
Бритва. Мне этого не вынести. Я трясу головой:
– Не надо. Пожалуйста. Прошу, не надо.
– Неделя или две, и ты будешь готова.
Он ждет, когда я задам этот вопрос. Он очень доволен собой. Или мной. Или тем, чего он достиг со мной. Я ни о чем не спрашиваю.
И тогда он уходит.
Спустя некоторое время я слышу, как за ним прилетает вертолет. А потом появляется Бритва – румяный, как будто в рот ему затолкали алое яблоко и оно просвечивает сквозь его нежную кожу. Он ничего не говорит. Я ничего не говорю. Он умывает меня теплой мыльной водой. Перевязывает раны. Заматывает бинтами сломанные ребра. Накладывает шину на запястье. Он не предлагает воду, хотя наверняка знает, что я хочу пить. Он ставит капельницу с физраствором. Потом отходит и опускается на складной стул возле открытой двери. Сидит там в зимней парке, как в коконе, с винтовкой на коленях. Когда солнце прячется за горизонт, он зажигает керосиновую лампу и ставит на пол. Лампа озаряет снизу его лицо, но глаз я не вижу.
