Алексей Смирнов - Натюр Морт (сборник)
Богданов помотал головой:
— Пусть будет так. Пусть невозможно. Не могу, так не могу.
— Не будьте бабой! — гаркнул аналитик столь внезапно, что лежавший на кушетке едва не обмочился. — Мне надоели эти бесконечные сопли! Мало того, что вы чуть было не сломали мне шею, так смеете вдобавок утверждать, что я пострадал напрасно! Хотя бы об этом подумайте.
Пациент приподнялся на локте.
— Я? Я чуть не сломал вам шею?
Аналитик, изображая исключительное недовольство, отвернулся и буркнул:
— Конечно, вы. Теперь уж можно признаться: транс тут не при чём. Вы отождествили себя с бессознательной силой под видом Афины и съездили мне так, что я с трудом сдержался и не дал вам сдачи. Я, понятное дело, не хотел вас смущать и правду скрыл, но раз вы пошли на попятный, то…
Как ни странно, сообщение аналитика вернуло Богданова к жизни. Он сел.
— То есть… поклянитесь жизнью!
— Клянитесь сами, если вам нравится, а я не буду. Клятвы предрассудок, я оперирую научными фактами, которые установлены опытным путём.
Богданов покраснел и замолчал надолго. Врачеватель, ощущая себя победителем, разместился в кресле, скрестил на груди руки и уставился в окно. Он восседал с неприступным видом, разрешая бестолковому Богданову раскаяться.
Тот, наевшись поедом собственной сущности, гнилой и незрелой сразу, в конце концов робко обратился к аналитику:
— Можно задать вопрос?
Аналитик, не оборачиваясь, свысока уточнил:
— Один?
Уничтоженный Богданов кивнул, одновременно сглатывая слюну.
— Задайте, — бросил аналитик равнодушно.
— У меня сложилось впечатление, — взволнованно заговорил клиент, — что Персей тупеет не по дням, а по часам. В отличие от меня. То, что я помню после сеанса, становится с каждым разом всё более живым. А тот, несмотря на ваши попытки лечить его вместе со мной, остаётся непрошибаемым.
Богданов, полный надежд на прощение, вскинул глаза на собеседника. Аналитик ненадолго задумался, потом просветлел и — уже, увлечённый, оживляясь — пустился объяснять:
— Думаю, что ответ здесь простой. Ведь у Персея очень ограниченные способности к саморазвитию, поскольку он существует не самостоятельно, а лишь в качестве удобного вместилища для примитивных пластов вашего сознания. Вы снова забываете, что Персея нет и никогда не было, есть только миф между прошлым и будущим, которым пользуются все, кому не лень — всё, короче говоря, человечество. Психологическая основа человечества едина. Вам повезло добраться до глубинного, неподатливого слоя. Персей, символизируя этот слой, расти не может, он замкнут в своей окаменелой форме. Возможно, это прозвучит парадоксально, но он, хотя миф об этом молчит, тоже является жертвой Медузы: Персей окаменел, будучи близок к первородному праокеану. Он больше, чем вы, человек сознательный и современный, зависим от чар его мутных вод, в которые, конечно, не раз заглядывал вольно или невольно, а потому и лишился способности что-либо в себе изменить. И жив остался только благодаря собственной трусости — вместо того, чтобы смело взглянуть в глаза неистовой первопричине, он, прячась за щит, отрубил ей голову, то есть — убил, подавил, вытеснил, загнал в подсознание и с этим жил дальше, обречённый на прежнюю беспросветную слепоту.
Богданов сидел и обдумывал услышанное. Он вспоминал, как тёплые морские волны лизали ему пятки. Аналитик, думая, что клиент занят внутренней борьбой, не стал ему мешать. Он встал, подошёл к окну, сдвинул шторы, рассчитывая этим действием подтолкнуть Богданова к принятию единственно правильного решения. Дескать, деваться тебе некуда — что бы ты там себе сейчас не мыслил, процесс благополучно развивается без твоего участия, машинка-уроборос скачет по полу, вот уже и шторы сошлись, а через пару секунд я переберусь на своё рабочее место в изголовье кушетки. Ты, поглощённый страхом и сомнением, автоматически подметишь каждый мой шаг, невольно придавая отмеченному черты неумолимого рока. Так думал аналитик, но, когда Богданов, наконец, раскрыл свой широкий, от уха до уха, рот, вместо единственно правильного решения прозвучала язвительная реплика:
— Мне пришло в голову, что чем сферичнее, изящнее идея, тем больший промах скрывается за кадром. Изящество и завершённость предполагают глобальную ошибку. Ведь человек не может предусмотреть всё до мелочей. И потому теория, которая всё гладко и складно объясняет, наверняка ошибочна.
Аналитик вздохнул: ну и речи — научил на свою беду. Надо же, как излагает. Не переча, словно истинно душевнобольному, он потянулся за шприцем.
— Я никогда не утверждал, что моя теория стройна и совершенна, — начал он, усыпляя бдительность Богданова. В его голосе появились успокаивающие, баюкающие интонации, будто кто-то очень взрослый, очень толстый и очень далёкий от мира детских снов принялся самодовольно напевать какое-нибудь бессмысленное "Бом-бом, бом-бом". — Это вообще не моя теория. Я даже не берусь её чётко сформулировать. В ней много пробелов, неясностей…
— Как белых пятен на глобусе, — подхватил Богданов, чья способность мыслить образно неуклонно возрастала. — Но глобус остаётся глобусом, он круглый и совершенный.
— Экий вы фантазёр, — похвалил его аналитик, одновременно закатывая рукав богдановской рубашки. Богданов, слегка оглушённый как психологией, так и химией, не сопротивлялся. Он, казалось, совсем не обращал внимания на манипуляции. Аналитик приписал это своему гипнотическому мастерству.
— К чему это всё? — клиент заглянул в глаза целителя, когда игла впилась ему в руку. — Почему вас так заботит спасение моей души? Чтобы что-то спасти, надо сперва это разыскать и опознать…
— Вы слишком высокого мнения обо мне, — улыбнулся аналитик, кладя шприц на столик- Спасение души не есть моя цель, и если ваша душа спасётся, то это будет счастливым побочным эффектом лечения. Я честно отрабатываю полученные деньги. На сегодняшний день моя задача скромна. Я всего-то и хочу, чтобы вы перестали мусолить бредовые мысли насчёт вокзалов и чемоданов. Ведь это тёмный бог, сокрытый в вас, пугает вас чёрной утробой. Он — кит, вы — Иона. Ну, ничего, мы вскроем этот чемодан, и вы убедитесь, что внутрь лезть вам незачем.
8Персею не слишком хотелось разыскивать сомнительных грай, да и путь до сада Гесперид предстоял утомительный. По какой-то причине Афина оказалась не в силах лично одарить героя крылатыми сандалиями — кроме же сандалий он, в соответствии с внушениями демона, ни в чём не нуждался. Сандалии находились у нимф; где искать последних, Афина тоже отказалась сообщить — вероятно, не знала сама. И потому Персей с его спутником справедливо опасались, что поиски сандалий порядком затянутся — к тому моменту, когда они доберутся до нимф, их ноги всё равно будут сбиты в кровь. Поэтому, посовещавшись, решили послать к чертям и грай, и нимф, и Афину сразу вместе, ничуть не смущаясь тем обстоятельством, что черти являлись гораздо более поздним мифологическим оформлением телесных процессов.
