Николай Шагурин - Эта свирепая Ева (Сборник)
Внутренние помещения судна были наглухо закупорены. Но оригинальная система вентиляции (кстати сказать, позволившая отказаться от палубных грибков-вентиляторов) снабжала воздухом население «Академика», а телефон обеспечивал надежную связь КП с любым уголком корабля.
Во время рейса в тайфуне категорически запрещалось кому бы то ни было показываться на палубе.
«Академик» полным ходом шел в лоб урагану. Феерия восхода солнца уже окончилась, на небе было чисто, и только небольшие перистые облачка, легкие, как акварельные мазки, кое-где затмевали его безмятежное чело. Но это была обманчивая безмятежность…
Кудояров, капитан Лех и Депре на КП рассматривал фоте «Евы», только что принятое с «ОКО». Изображения имели очертания спирали, знакомые по снимкам других тайфунов, сделанных со спутников.
— Обратите внимание, мсье Депре, до чего похоже на спиральную туманность Мессье-51, так называемую «Туманность Гончих Псов», — сказал Кудояров.
— Представьте себе, я тоже обращал внимание на такое сходство, — отозвался задумчиво француз, — это наводит на любопытные размышления, не правда ли? Там, в дальних далях, тоже, видимо, работают свои тайфуны. Может быть, это одна из форм творчества Космоса…
— Здесь, — указал Кудояров на снимок, — космос в миниатюре.
— Но эта миниатюра, коллега, — добавил Депре, — способна проглотить ваш весьма прочный корабль, как лягушка муху.
Картина снаружи резко менялась. Мажорные перистые облачка исчезли. Барометр падал все ниже. Поверхность океана приобретала тяжелый матовый оттенок расплавленного свинца. Кудояров на несколько секунд вышел из бункера и увидел зловещий свет, полыхающий над асфальтовой мглой горизонта. Мертвая зыбь уже шла по поверхности воды, ветер ударил в лицо электрическим запахом тайфуна.
«ОКО» передавало в Москву, в Комитет по генеральному эксперименту Академии наук и Гидрометеоцентр, где напряженно следили за движением «Академика»:
«В 16.05 корабль вошел в квадрат № 4 циклона «Ева», самый опасный участок. Скорость ветра — 315 километров в час, давление ртутного столба — 770 миллиметров. Диаметр циклона 200 километров…»
Все, находившиеся на КП, пристегнулись ремнями к креслам, и вовремя. Рев и дикий вой наполнили рубку, «Ева» обрушила на корабль все виды оружия, которыми располагала: ветер, волны вышиной в пятиэтажный дом, ливень, всю чудовищную энергию, которой наделила ее природа. Взять хотя бы ветер старый моряк, капитан Доутли, испытавший дыхание тайфуна на своем корабле, называет его «металлическим». Вода, эта текучая материя, ускользающая между пальцев, оказывается весьма твердой, если придать ей достаточную скорость. Воздух также. Известно, что энергия всякой движущейся массы возрастает не пропорционально ее скорости, но пропорционально квадрату этой скорости. Таким образом, ветер со скоростью 300 километров в час бьет в девять раз сильнее, чем ветер, дующий со скоростью 100 километров. Достаточно, чтобы представить себе обстановку внутри тайфуна. «Воздух становится видимым», сказал один очевидец.
«Ева» без передышки, конгломератом из воздуха и воды, наносила удар за ударом по «Академику», стремясь расплющить дерзкого пришельца в свои владения. Корпус судна дрожал, как в припадке малярии. «Академик» то вставал дыбом, то задирал корму, показывая перо руля и вращающиеся винты, то ложился на бок, заставляя стрелку кренометра опускаться до опасной отметки.
— Такой циклон в Японии называют «тайфун-мамонт», — прокричал Апухтин. — Ну и болтанка!
В течение долгих часов Апухтину и всему экипажу пришлось испытывать весь гнев этого «мамонта».
Участники эксперимента оценили предусмотрительность строителей корабля, приваривших во множестве на разных уровнях небольшие скобы на переборки кают и служебных помещений. Хотя число приобретенных шишек и синяков было очень велико, но благодаря этим нехитрым приспособлениям оказалось по крайней мере вчетверо меньше возможного. Многих уберегли от травм шлемы, какие нынче носят строители и производственники, и толстые капковые бушлаты.
К сожалению, успокоители качки в обычных условиях, даже при свежей погоде оправдывавшие себя, здесь сплоховали. Однако «Академик», избиваемый ударами железных кулаков циклона, продолжал упорно пробиваться вперед, к цели. Двадцать тысяч лошадиных сил его двигателей продолжали работать нормально, участники эксперимента — весь ученый люд продолжал трудиться за своими приборами и стендами, зная, что этому будет конец. Но какой? Эта мысль, конечно, волновала всех, но никто не хотел ударить лицом в грязь, паниковать.
В этом памятном рейсе Апухтин впервые в жизни услыхал, как стонет сталь. Сотрясение корабля все усиливалось. И настал момент, когда под жестокими ударами волн сталь начала издавать своеобразные звуки, начала стонать, ей стало трудно, она просила пощады…
Если в этом хаосе бунтующей материи можно было бы различить корабль, то показалось бы, что это мертвое судно мечется в дикой мешанине ветра и волн: на палубе ни живой души, никаких признаков жизни. Сталь просит пощады, но люди в рубке и внутри корабля не склонны сдаваться, хотя, как писал один славный мореход, каждый чувствовал себя Адамом, брошенным с размаху в самую гущу дьявольских сил, в мир, состоящий из бури, грома и молний, и пускал в ход весь свой крошечный разум, чтобы устоять перед лицом этой гигантской неизмеримости. Да, не зря Кудояров с такой тщательностью отбирал людей в этот рейс.
Еще один потрясающий удар, настоящий нокаут… Кудояров и его товарищи в рубке судорожно цепляются за ручки кресел, а у француза лопается пристяжной ремень, и он отлетает в угол рубки. Корабль ложится на бок. Палуба встает почти вертикально. Электрический свет гаснет, и двигатели перестают работать. Людям кажется, что наступил конец и «Академик» вот-вот пойдет ко дну.
Но корабль медленно-медленно начинает подниматься на киль, стрелка кренометра идет вверх, свет загорается, привычный гул машин снова наполняет внутренность корабля. И вдруг… Тишина и никакого «бокса» больше. Депре поднимается и потирает огромную шишку на лбу. Кудояров распахивает дверь, и в рубку врывается солнечный свет.
— Приехали! — восклицает Кудояров.
«Академик» победил, корабль достиг желанной цели и вошел в «глаз урагана».
На фотографиях «Евы», поступивших с «ОКО», так напоминавших космические туманности, в центре ее спирали была видна черная точка — этот самый «глаз». Но что такое «глаз» урагана, который японцы именуют «око дракона», а бывалые мореходы зовут «скаковым кругом дьявола»? «Морской словарь» сообщает, что это зона затишья в самом сердце тайфуна, в которой облака разрежаются и виден просвет голубого неба. Диаметр этой зоны в «Еве» был невелик — около 30 километров, но в некоторых «тайфунах-мамонтах» бывает в пять, даже в десять раз больше. У тайфуна «Кармен», который имел диаметр 1500 километров и высоту 15 километров (сообщил Депре), был глаз эллиптической формы, в поперечнике равный расстоянию от Парижа до Лиона.
