Алла Марковская - Волны. Сэнп
Девушка начала плакать, когда поведала об ужине, названном Фэррасом свадьбой и объединением двух родов и, главное, земель. Всхлипнула, когда говорила о том, что разбойники закричали «горько» и Фэррас поднялся первым, обнял ее, прервал пощечиной первое сопротивление и поцеловал. Когда Литто осознал, что происходит на самом деле, он бросился на опекуна, но наемники, предупрежденные атаманом, мгновенно преградили юноше путь и, связав, бросили посреди зала между столами. Девушка упомнила, что Литто начал кричать и ему тут же заткнули рот кляпом. А Фэррас объяснил юной гостье, что она невеста именно его, тоуна Фэрраса, а не щенка бастарда Литто, и вполне достойна стать женой представителю такого древнего рода, потому по праву принадлежит ему и она, и ее земля. Потом жрец провел обряд. Нэллеи только теперь вспомнила, что был обряд, или ей все померещилось… все так на грани полуобморока. Помнит отчетливо только, как Фэррас подхватил ее, ошарашенную, на руки, понес в свою опочивальню в башне.
Литто смог освободиться, ворвался в комнату опекуна, напал на Фэрраса, а тот, раздраженный, ударил юношу ножом. Что было потом? Потом Нэллэи попыталась сопротивляться, а Фэррас ее избил. Оглушенная, она уже почти ничего не помнила, не понимала, потеряла сознание.
Кэрфи смотрел на бледное лицо девушки и понимал чутьем бессмертного — она помнила все, что произошло в башне, до последних деталей, но как такое расскажешь.
Тиррон, так и не убирая руку от лица, спросил племянницу:
— Если ты и вправду согласна выйти замуж за Кэрфи, то должна снять с себя узы подневольного брака. Если нет, то можешь уединиться в храме матери Рапнегаллы75 и отречься от всего телесного.
— Я обещала Кэрфи… — прошептала Нэллэи.
— Тогда я должен вас благословить… после снятия уз, — тихо проговорит тоун и убрал руку от окаменевшего лица.
Кэрфи увидел в волосах Тиррона седую прядь. Хотя все оказалось не настолько ужасным, с делом чести, ведь Фэррас провел обряд… но сами события… Убить бы за такое. И Кэрфи осекся, вспомнил, как просил Гэла не убивать подлеца. Халкеец покраснел.
Сезон дождей заканчивался, люди готовились пахать и сеять.
Тоуна прошла обряд отречения от нечестивых подневольных уз и провела в храме богини десять дней, очищаясь.
В замке началась суета, готовились к свадьбе, все бегали, кричали друг на друга. Замок украсили цветами, вытащили из кладовой запасы вина. Запахи печеного мяса перемешались с запахом мокрых плащей и конского пота.
Челядь шепталась по углам, удивленная решением Тиррона выдать замуж племянницу за бродягу неизвестного происхождения. Ходили разные сплетни и домыслы, но спрашивать у Кэрфи или Нэллэи, и уж тем более у самого тоуна не решались.
Кэрфи почувствовал себя изгоем и забился в свою комнату, как улитка в раковину. Слуги уже отдалились, теперь он был не гость, которого приютили, он был будущий хозяин. С Нэллэи до свадьбы он не встречался, пока она была в храме, само собой. А когда вернулась, создалось впечатление, что она его избегает.
Тиннэ прорыдала перед свадьбой всю ночь.
Тиррон устроил скромное торжество в семейном святилище замка. Жрец провел обряд. Для Кэрфи все происходило как будто во сне, он был настолько растерян, что не замечал, как одни события сменяются другими. Он даже не осознал, что женат. Обряд, пир, крики гостей, требующие, чтобы он подтвердил свою любовь поцелуем. Холодные застывшие губы невесты. Когда наступила ночь и новобрачные остались вдвоем, Нэллэи взяла большую теплую руку Кэрфи в свои маленькие холодные ладошки, поцеловала пальцы и попросила дать ей время. И последовала для халкейца череда одиноких дней, и он снова неделями слонялся как неприкаянный по замку, чуждый всем.
Нескончаемый дождь неожиданно прекратился, выглянуло теплое «солнце», земля под теплым ветром подсохла. Гэл готовился уезжать.
Шилла подготовила продукты в дорогу и сшила седельные сумки из кожи. Теперь, выполняя повседневную работу, ее руки иногда застывали, она поднимала лицо и подолгу смотрела на Гэла, как будто пыталась запомнить его и оставить в своей памяти. Литто неожиданно попросил у Гэла обучить его кузнечному делу. Юноша решил остаться в этом доме. Шилла согласилась, боялась жить в доме кузнеца одна, мало ли кто придет, Гэл согласился взять юношу в ученики.
Огонек отъелся, старушка его слишком баловала. Гэл смеялся, что теперь безумный жеребец похож на ленивую беременную лошадь, пришлось каждый день выделять по часу на прогулки по окрестностям. Часто брал с собой сына. Айрэ очень любил эти прогулки, да и Огонек вел себя спокойно, когда на нем сидел ребенок. Лито оказался способным и с простенькой починкой утвари кое-как справлялся, часть работы Гэл оставлял на него, хотя многое приходилось подправлять, чтобы держать марку мастера и не потерять клиентов, хотя какой у местных крестьян выбор, здесь даже плохонький кузнец в радость, особенно когда заканчивается дождь.
Замок Фэрраса, казалось, пустовал, но калтокиец в том сомневался, слишком угрожающе смотрели на него темные бойницы башни. Из замка Тиррона доходили только сплетни. Говорили, что Нэллэи беременна, что со своим красивым мужем она, как жена, не живет, по-прежнему спит сама в своей комнате. Кэрфи живет в комнате рядом.
Очень уж упорно селяне обсуждали осколки вестей из замка. Приносили эти сплетни бабки и тетки, приходившие чинить сковородки да котелки, мужики, приводившие на подковку лошадей, привозившие рала, косы и лопаты, все они что-то слышали и что-то рассказывали. Каким образом поселяне получали информацию без средств связи, при почти непроходимых дорогах, можно было только догадываться.
Еще шептались, что вновь видели оборотня в окрестностях, и хоть дети больше не пропадали, но все боялись. Гэл решил — уезжать нужно, как только дорога станет достаточно сухой. Слишком близко была деревня, где его знали в лицо, еще день другой и крестьяне из деревни Тиррона начнут приходить к кузнецу…
Гэл назначил отъезд через неделю. До отъезда он почти все время посвящал ученику. Хотя понимал, за оставшиеся дни он немногому успеет научить непривычного к работе Литто.
В тот день юноша порывался самостоятельно подковать Огонька, но Гэл не рискнул доверить новичку сложное и кропотливое дело, особенно копыта Огонька. Чистил и подрезал сам, позволил Литто подогнать подковы, а потом исправил погрешности.
Айрэ как птенец сидел на деревянной перегородке денника, болтал ногами и жевал пирожок с начинкой из мипа и яиц. Шилла пекла пирожки в доме и напевала песню, голос у нее в молодости был, наверно, очень хорошим.
