Джеймс Макконнелл - Срок авансом
Все курили. Я тоже достал сигарету — и унылый мексиканец, которому я вручил свои десять центов, устремил на меня долгий вопрошающий взгляд. Но я заплатил за вход, а потому ответил ему таким же пристальным взглядом. Тогда он запер дверь и погасил свет. Полминуты спустя зажужжал дряхлый проектор. Ни вступительных титров, ни имени режиссера, ни названия фирмы — только белый мерцающий квадрат, а потом сразу же крупным планом — бородатая физиономия с подписью «Кортес». Затем раскрашенный, весь в перьях индеец «Гватемосин, преемник Монтесумы». Снятые сверху, изумительно сделанные модели разнообразных зданий — «Город Мехико, 1521 год». Кадры старинных, заряжаемых с дула пушек, изрыгающих ядра, — осколки камней отлетают от огромных стен, худые индейцы умирают в набивших оскомину конвульсиях, дым, искаженные лица, кровь. Лента меня сразу ошеломила. Ни царапин, ни нелепых склеек, характерных для давнишних фильмов, ни слащавости и ни красавца–героя, чья физиономия возникает перед камерой кстати и некстати. Там вообще не было красавца–героя. Ты когда–нибудь видел те французские или русские картины, которые критики восхваляют за глубину и реалистичность, порожденные скудным бюджетом, не позволяющим приглашать знаменитых актеров? То, что я увидел, было именно таким, и даже лучше.
И только когда фильм завершился общим планом унылого пожарища, я начал кое–что соображать. Нельзя за гроши нанять тысячу статистов и поставить декорации такой величины, что для них еле нашлось бы место в Центральном парке. Трюковая съемка падения даже с десятиметровой высоты обходится в суммы, которые приводят бухгалтеров в исступление, а тут стены были гораздо выше. Все это плохо вязалось со скверным монтажом и отсутствием звуковой дорожки. Разве что картина снималась еще в добрые старые дни немого кино. Но фильм, который я только что видел, был снят на цветную пленку! Больше всего он походил на хорошо отрепетированный и плохо поставленный документальный фильм.
Мексиканцы лениво покидали помещение, и я направился было за ними, но задержался около унылого киномеханика, который перематывал ленту. Я спросил, откуда у него этот фильм.
— Я что–то не слышал, чтобы последнее время на экран выходили исторические фильмы, а, судя по всему, эта штучка снималась недавно.
Он ответил, что да, недавно, и добавил, что снимал фильм он сам. Я принял его сообщение с невозмутимой вежливостью, и он понял, что я ему не верю. Он выпрямился.
— Вы мне не поверили, ведь так?
Я ответил, что он безусловно прав в своем заключении, и добавил, что спешу на автобус.
— Но скажите, почему? В чем дело?
Я сказал, что автобус…
— Я вас очень прошу. Я буду вам бесконечно обязан, если вы объясните, чем он плох.
— Да ничем, — ответил я, но он молча ждал продолжения. — Ну, во–первых, такие картины не выпускаются на шестнадцатимиллиметровой пленке. Вы раздобыли копию, снятую с тридцатипятимиллиметровой пленки…
И я перечислил еще кое–какие отличия любительских фильмов от голливудских. Когда я кончил, он минуту молча курил.
— Понятно… — он вынул бобину из проектора и закрыл крышку. — У меня тут есть пиво…
Я согласился, что пиво — вещь очень хорошая, но автобус… Ну, ладно, одну бутылку куда ни шло.
Он вытащил из–за экрана бумажные стаканчики и бутылку портера. Пробормотав с усмешкой «сеанс откладывается», он закрыл дверь и откупорил бутылку о скобу, привинченную к стене. По–видимому, здесь прежде помещалась бакалейная лавка или пивная. Стулья имелись в избытке. Два из них мы отодвинули в сторону и расположились с удобствами. Пиво оказалось теплым.
— Вы как будто разбираетесь в этом деле, — заметил он выжидательно.
Я счел его слова вопросом, засмеялся и ответил:
— Ну, не слишком. Ваше здоровье! — Мы выпили. — Я работал шофером в кинопрокатной фирме.
Он улыбнулся.
— Вы тут проездом?
— Как сказать… Чаще — проездом. Уезжаю по состоянию здоровья, возвращаюсь ради родных. Только с этим кончено — на прошлой неделе похоронил отца.
Он сказал, что это очень грустно, а я ответил, что все зависит от взгляда на вопрос.
— У него со здоровьем тоже было неважно.
Это была шутка. Мы выпили по второму стаканчику и несколько минут обсуждали климат Детройта. Наконец он сказал, словно что–то обдумывая:
— По–моему, я вас здесь видел вчера… Часов около восьми. — Он встал и пошел за второй бутылкой пива.
Я крикнул ему вслед:
— Я больше пить не буду!
Но он все–таки принес пиво, а я поглядел на часы:
— Ну, пожалуй, еще один стакан…
— Так это были вы?
— Что? — я протянул ему мой бумажный стаканчик.
— Вчера здесь. В восемь часов…
Я вытер пену с усов.
— Вчера вечером? Нет, как ни жаль. Я бы тогда не опоздал на автобус. Нет, вчера в восемь я был в баре «Мотор». И просидел там до полуночи.
Он задумчиво пожевал нижнюю губу.
— В баре «Мотор»? Дальше по улице?
Я кивнул.
— В баре «Мотор»… Гм… А, может, вам хотелось бы… Да, конечно…
Прежде чем я сообразил, что он имеет в виду, он скрылся за экраном и выкатил из–за него большую радиолу. В руке он держал третью бутылку пива. Я поднес к свету бутылку, стоявшую передо мной. Еще полбутылки есть. Я посмотрел на часы. Он придвинул радиолу к стене и поднял крышку, открыв рукоятки настройки.
— Выключатель позади вас. Будьте так добры!
Я мог дотянуться до выключателя, не вставая, что я и сделал. Обе лампы разом погасли. Я этого не ожидал и начал шарить по стене. Тут снова стало светло, и я с облегчением сел поудобнее. Но лампы не зажглись — просто я смотрел на улицу!
Я облился пивом и чуть не опрокинул шаткий стул, а улица вдруг сдвинулась с места — улица, а не я! День сменился вечером, и я вошел в бар «Мотор» и увидел, как я заказываю пиво и при всем при том я твердо знал, что я не сплю и это мне не снится. В панике я вскочил, расшвыривая стулья и пивные бутылки, и чуть не сорвал ногти, пока нащупывал на стене выключатель. К тому времени, когда я его отыскал — наблюдая, как я стучу по стойке, подзывая бармена, — у меня совсем помутилось в голове и я готов был хлопнуться в обморок. Ни с того, ни с сего вдруг бредить наяву! Наконец мои пальцы коснулись выключателя.
Мексиканец смотрел на меня с непонятным выражением — словно он зарядил мышеловку и поймал лягушку. Ну а я? Наверное, вид у меня был совсем уже дикий. Да и было с чего. Пиво расплескалось по всему полу, и я с трудом добрел до ближайшего стула.
— Что это такое? — просипел я.
Крышка радиолы опустилась.
