Михаил Савеличев - Черный Ферзь
Отсюда, из узкого проема, виднелись три цитадели внешнего круга — гладкие полосатые камешки, воткнутые в бескрайнюю лужу расплава. Две из них светились множеством точек проемов жилых и служебных палуб, соединенных линиями внешних галерей, а у самого края воды через равные промежутки багровели метки доков.
Еще одна цитадель была мертва, погребенная почти до самого верха снегом и льдом. Ее облюбовали для гнездовья громовые птицы, мрачными тенями кружась над сожранными стужей останками человеческого пристанища.
Господин Ферц лег грудью на широкое основание проема так, чтобы подбородок упирался в край, уцепился за внутренний выступ, напрягся и медленно задрал ноги вверх, стараясь коснуться кончиками пальцев затылка. Взгляд скользил по внешней стене цитадели со сложным такелажем быстрых переходов с палубы на палубу, где уже осторожно двигались люди, придерживаясь одной рукой за страховочные канаты, а другой за шапки, которые ветер сдирал с их голов.
Поза скорпиона требует особой сосредоточенности, если балансируешь на краю пропасти. Достаточно случайного порыва, пальцы соскользнут с камня, отполированного до блеска ветрами, и полетишь вниз нелепой загогулиной, сшибая такелаж и времянки, пока не наткнешься на что-то попрочнее и не повиснешь хорошо отбитым куском мяса с кровью.
Неплохо, если повезет зацепиться животом за какой-нибудь крюк, чтобы кишки затем тянулись вслед за телом бледно-синей веревкой. Или удариться черепом о случайный выступ, снести себе половину башки и размазать остатки серого вещества по просоленным стенам цитадели. Совсем хорошо увлечь в падение еще парочку подвернувшихся служак, торопящихся на службу, задав патологоанатомам нелегкую работенку по разделению неряшливой кучи останков и складыванию мозаики готовых к погребению трупов.
Скорпион получился — господин Ферц замер над пропастью, ощущая как внутри постепенно затихает волна напряжения, по телу растекается штиль покоя, а голова очищается от суицидальных намерений, уступая место здоровым инстинктам готового к охоте ядовитого существа.
Скорпион? Что такое — скорпион? Откуда выплыл образ чего-то ядовитого, жалящего? Выполз из-под нагромождения то ли снов, то ли слов, что шепчет себе под нос воммербют, плескаясь в бочке? Родился в изуродованном на пыточном станке теле, просочившись по изломанным костям, вывернутым членам, изорванным сухожилиям и изрезанной коже во тьму сознания, чтобы возникнуть на экране ментососкоба картинками овеществленных мук?
Вода степлилась и обрела столь нелюбимую господином Ферцем температуру, когда кожа не ощущает ни бодрящего пощипывания холода, ни расслабляющего поглаживания тепла. Воммербют скорчилась и исподлобья смотрела на хозяина, ожидая справедливую выволочку. Господин Ферц намотал на кулак ее волосы и окунул с головой. Воммербют задергалась, пустила пузыри. Вода стремительно нагревалась.
Господин Ферц соизволил отпустить провинившуюся, но в воспитательных целях пару раз приложил ее к стенке бочки. Из разбитого носа всхлипывающего создания потянулась кровавая юшка. Впрочем, горячая скачка на чреслах хозяина поправили дело, и когда господин Ферц решил, что с водными и прочими процедурами пора завершать, воммербют обессиленно свешивалась через край бочки с самым довольным выражением физиономии.
Натянув форму, господин Ферц вышел в коридор начистить сапоги. Дверь в соседнюю комнату оказалась распахнута, и около нее неподвижно стоял часовой, надвинув каску чуть ли не до кончика носа и как можно мужественнее выпятив челюсть. Бравого вида вчерашнему тюремному отбросу это не добавляло.
Попахивало кровью.
Господин Ферц тщательно прошелся щеткой по тонко выделанной коже дерваля, стараясь, чтобы волоски стояли торчком, не прилипнув к голенищу. Здесь требовалась не только тщательность и осторожность, но и навык, приобретаемый лишь со временем. По количеству залипших волосков ничего не стоило определить истинный статус служаки, пусть хоть от тяжести звезд на лычках у него плечи сутулятся.
Наведя блеск, господин Ферц еще раз тщательно осмотрел сапоги со всех сторон. Как утверждал незабвенный ротмистр Чича, воспитывая новобранцев, в начищенной обуви бравого матроса должны отражаться половые органы тех девок, которых примерился отпендюрить. И самому приятно, и в лазарете меньше проторчишь, сгоняя подцепленную гниль с пендюры.
Девок на офицерской палубе не проживало, поэтому пришлось довериться собственному мнению. Мнение о блеске сапог осталось самым благоприятным.
Напоследок господин Ферц решил выкурить сигарету. Наиболее удобным ему показалось расположиться прямо перед часовым, выдыхая едкий дым «Марша Дансельреха» тому под каску.
— Может, закуришь? — благодушно предложил господин крюс кафер и, не дождавшись ответа, спрятал пачку в карман.
Поначалу бравый служака крепился. Туман вокруг его головы уплотнился настолько, что скрыл до того отчетливо проступающее на физиономии дурное наследие трюмных отбросов.
Шевельнулась массивная челюсть, отлично приспособленная для разгрызания костей, дернулись толстые губы — совершенный агрегат высасывания мозгов из разгрызенных костей, дрожь прокатилась по толстым щекам, за которыми скрывался великолепно отлаженный мышечный механизм для разгрызания и последующего высасывания. Рожа цвета гниющих водорослей приобрела оттенок изгаженных птицами скал.
Часовой попытался отклониться назад, но узость зазора между спиной и стенкой не позволила ему выйти из густеющего табачного облака, которое, достигнув предельной консистенции, отдельными струями сползало по плечам бравого служаки. Тогда тот решил сдвинуться в сторону, но господин Ферц предупредительно оперся руками об стену, будто обнимая старого боевого товарища.
Зажатая в зубах сигарета опасно приблизилась к изрытому оспинами лицу часового. «Марш Дансельреха» чадил и стрелял крохотными искрами смешанного из отменной дряни курева.
Господин Ферц заглянул под край надвинутой каски, но в сизом дыму мало что получалось разобрать. Даже тлеющий огонек не слишком помогал.
Чуя близкий жар сигареты, часовой вспотел. Крупные градины пота неторопливыми слизнями стекали по пористой коже, оставляя липкие дорожки.
— Вблизи даже самый образцовый солдат выглядит куском дерьма, кехертфлакш, — посетовал господин Ферц. А принюхавшись, добавил:
— И воняет!
Часовой молчал, безуспешно стараясь перебороть пробивающую тело дрожь.
Опершись поудобнее локтем на стенку, господин Ферц зажал тлеющий окурок двумя пальцами и поводил им над лицом солдата. Нескончаемая непогода дурной наследственности до такой степени выветрила рельеф физиономии, что даже самые примитивные чувства с трудом на ней укоренялись. Здесь требовалась усиленная культивация муштрой и насилием, насилием и муштрой, что бы хоть как-то прикрыть уставным благообразием тавро вырождения.
